Каяма объяснил, что подойти близко к берегу на шхуне нельзя: мелко, много рифов. Высадиться возможно только на лодке. Поэтому Бегичев распорядился приготовить шлюпку и заранее сложить в нее оружие, гранаты. Решено было также: трое разведчиков лягут на дно лодки, а четверо на виду.
Серые замшелые скалы медленно вырастали из моря. На крутых склонах, чуть пониже плато, обозначились узкие каменистые гребни, косо побежали темные змеящиеся расщелины, а над самой водой нависли ребристые уступы. Наконец, выскочив на гребень волны, разведчики увидели шевелящийся, как живой, песчаный берег.
Шхуна подходила с северо-запада. Здесь, как объяснил Каяма, располагался пляж «холостяков». Над Кайхэном, бороздя небо, реяли тысячи птиц.
– Интересно бы взглянуть на нас со стороны, командир. Странное зрелище: мачты нет, людей на палубе не видно… Летучий голландец, да и только.
– Вот и хорошо, – отозвался Бегичев. – Похожи на потерпевших бедствие, ищем пристанище на первом попавшемся клочке земли. Чем не версия?
– Я бы на месте противника на такую чепуху не попался. Давно бы нас остановил и опознания личности потребовал. Мало ли кто тут может шляться. Война же идет!
– К сожалению, у них нет твоего фронтового опыта, – усмехнулся Бегичев.
– Скажем лучше – к счастью, – поправил Ладов. – И бдительностью, добавь, японский бог их обделил.
По берегу, важно вышагивая, прошествовали три дозорных солдата. Двигались они цепочкой, неторопливо, соблюдая дистанцию.
– Ага, вот и хозяева пожаловали, канат им в глотку, – беззлобно констатировал Ладов.
Совсем близко показались плоские, зеленые от водорослей камни. Волны, пенясь, перекатывались через них, вскипая бурунами.
– Дальше не пройти. Жаль! – со вздохом сказал Бегичев. – Зови ребят, Федор Васильевич.
– Есть, командир, свистать всех наверх!
– Поставь шхуну правым бортом к острову. Шлюпку спускать слева!
– Понял. Сотворим в лучшем виде.
Якорь тяжело, с лязгом плюхнулся в воду. Стук мотора умолк, и сразу стало отчетливо слышно, как натужно ревут котики. Заскрежетали блоки. Шлюпка соскользнула вниз и осела на волну. Первым в нее прыгнул Ладов с трофейным пулеметом в руках.
– А ну, шевелись, ребята! – поторопил он солдат. Юля, выскочившая на палубу с намерением последовать за остальными, налетела на Бегичева.
– Назад! – преградил он дорогу.
– Я с вами! Игорь, прошу тебя! – воскликнула Юля. – Я должна со всеми, с тобой…
– Нет! Ты останешься здесь вместе с пленным для охраны его и шхуны.
По глазам Бегичев увидел, что девушка не согласна, намерена спорить до последнего. Резко выпрямился, отступил на шаг и тоном, не терпящим возражения, сухо распорядился:
– Приказываю находиться на судне и сохранить для всех на случай необходимости единственное средство спасения.
Шлюпка отвалила от борта. Разведчики налегли на весла. Каждый понимал: сейчас нет ничего важнее скорости. Чем быстрее они достигнут берега, тем больше шансов на жизнь. Стоит японцам заподозрить неладное – и лодка будет расстреляна на плаву.
– Далеко еще? – спросил Бегичев.
Из-за раненой руки он, естественно, не мог грести и вынужден был лежать на дне шлюпки вместе с Шибаем и Перепечей.
– Не больше кабельтова осталось, – ответил Ладов, тяжело дыша.
Он один сидел на задних веслах и работал как одержимый. Два солдата, гребущие впереди, еле за ним поспевали. Младший сержант, посаженный на корме рулевым, не сводил глаз с кипящей вокруг шлюпки круговерти.
– Что японцы?
– Засуетились, командир. Теперь их пятеро…
– Думаешь, что-нибудь заподозрили?
Ладов не отозвался, продолжая остервенело грести. Весла буквально гнулись в его руках.
С берега что-то громко крикнули. Сухо щелкнул выстрел. И тут же вскочил младший сержант.
– Бей гадов! – заорал он.
Дружно застучали автоматы. Это, как было заранее обусловлено, открыли огонь Шибай и Перепеча. Над маленьким островком взмыли ошарашенные выстрелами тучи птиц. Небо потемнело, словно его мгновенно затянуло грозовыми облаками.
Лодку шаркнуло о песок. Волна подняла ее и швырнула к берегу. Неожиданный удар повалил разведчиков друг на друга.
– Вперед! – закричал Бегичев, вскакивая. – Рассыпайся цепью!
Он бежал по отмели, вздымая фонтаны брызг. Оглянувшись, увидел пожилого солдата с повязкой на голове, бежавшего следом; за ним мчались остальные.
Сверху, с плато, ударил пулемет. Очередь плеснула по воде. Упал раненный в ногу Шибай. Рядом с ним, охнув, свалился младший сержант. Разведчики залегли.
К Бегичеву подполз задохнувшийся от бега Ладов.
– Слышь, командир, – сказал он, – надо на плато!.. Отличная позиция у них. Нам бы пригодилась! А?..
– Надо. А как?
– На ходу сориентируюсь. Добро?
– Только осторожней, Федор…
Последних слов сержант не слышал. Короткими перебежками продвигался он к намеченной точке. Вот наконец и скала. Твердый, шершавый, холодный камень. Как отвесно поднимается он кверху! И зацепиться-то не за что… Разве вот только за уступ?.. А чуть выше расщелина. Еще одна… Торчит обломок гранита. За него бы ухватиться и подтянуть тело… Очень непрочная опора, но другой нет!..
Закинув пулемет за спину, Ладов медленно полз по крутой стене. Все выше и выше. Все ближе и ближе к намеченной цели… Малейшее неверное движение – и можно сорваться, а внизу камни, костей не соберешь.
Но внизу еще и ребята, друзья… Они лежат на голом песке, открытые каждой пуле.
Совсем близко Ладов увидел крупные птичьи яйца. Они густо лежали на гранитном карнизе, как гирлянды разноцветных лампочек на празднично украшенных фасадах домов. Кайры, не успев испугаться, недоуменно таращили глаза-бусинки на странное, ползущее мимо них существо, лишь учтиво перемещались чуть в сторону, освобождая насиженное место для упора ноги, обутой в огромный сапог.
До плато оставалось два-три метра, когда рядом взвизгнула пуля. «Заметили, сволочи!..»
Следующая пуля расщепила приклад. «А, канат им в глотку, как же теперь стрелять!»
И вдруг – тупо ударило в бок. Нога одеревенела. Подошва соскользнула с ненадежной опоры, и Ладов повис на руках. Попытался подтянуться – прежней силы не было…
– Проклятье! – выругался громко и застонал от боли.
Последнее, что уловил ускользающим сознанием Федор, было море, яркое, сверкающее. И родной Владивосток, обнимающий бухту Золотой Рог. И корабли вдоль причальной стенки. Их много, разных: буксиров и барж, теплоходов и сейнеров, катеров и тральщиков – всех тех, на которых когда-то плавал и воевал Федор Васильевич Ладов…
Бегичев видел, как рухнул со скалы сержант. Жгучее чувство вины охватило младшего лейтенанта. Это он привел людей сюда, на проклятый Кайхэн. Это он, командир, самостийно распорядился чужими жизнями! Во имя чего? Какое он имел право? Никто приказа ему не давал…
Продолжая отстреливаться, бойцы, рассыпавшись по берегу, лежали в наспех отрытых окопчиках и ждали команды. Солдаты с надеждой поглядывали на Бегичева, не испытывая никаких сомнений в правильности совершенного. Значит, он был… Был такой приказ!..
– Товарищ младший лейтенант! – неожиданно завопил не своим голосом Шибай. – Смотрите, наши!
– Где? – не понял Бегичев.
– Да в море же! Вон!
Бегичев оглянулся и замер. К острову подходила разношерстная флотилия. Рядом с тральщиком, малым охотником, катерами мельтешили кавасаки. И на всех мачтах – красные флаги.
Вот оно, спасение! Наконец-то!
С кораблей ударил залп, заговорили пушки, пулеметы. Огненные трассы прошили японскую казарму. Она задымилась и вспыхнула. К берегу устремились малышки катера и десятки лодок, переполненных десантниками. Бойцы, стреляя, выскакивали из воды; преодолев линию прибоя, устремлялись к японским окопам.
Среди солдат мелькнула странная фигура человека в гимнастерке без погон. Он бежал, закинув автомат за спину, беспорядочно размахивая руками, перепрыгивая через камни. И бежал он не к вражеским окопам, а в противоположном направлении.
«Чудак, – подумал Бегичев, – куда это он? Попадет под шальную пулю».
Человек добежал до скалы, ловко вскарабкался наверх и внезапно остановился. Взору предстал котиковый пляж.
Он стащил с головы каску и замер. За спиной шел бой, а здесь, перед глазами, продолжалась мирная жизнь…
Через полчаса десантники полностью овладели островом. Все было кончено. Остатки японского гарнизона сдались в плен.
Заключительные страницы записок полковника Бегичева
Июль 1980 г.
Отпуск заканчивался. Пора было покидать гостеприимный Сахалин и возвращаться к родным волжским берегам.
Я объездил места боев сорок пятого года, поклонился праху павших товарищей. Оставалось нереализованным одно желание – побывать на Кайхэне, то бишь на Тюленьем, как с некоторых пор переименовали заветный островок.
Однако Тюлений сейчас – государственный заповедник, поэтому тщательно охраняется. Посторонних людей туда не пускают.
Я, конечно, не совсем посторонний. Орден Ленина получил, как сказано в наградном листе, за спасение национального пушного богатства страны. Но не станешь же предъявлять свои заслуги в качестве официальных полномочий… Да и добраться до острова проблема. Нужен специальный транспорт; рейсы прогулочных судов в Охотском море пока что не организованы.
При всем желании попасть на Тюлений рассчитывать было не на что.
Помог случай, причем, можно сказать, сюрпризный.
В Южно-Сахалинске, в штабе погранотряда, куда зашел узнать, какие сохранились документы, относящиеся к сорок пятому году, мне встретился капитан. Был он небольшого роста, со скуластым смуглым лицом. Сразу показалась знакомой его походка, скользящая и совершенно бесшумная, словно шел человек не в подкованных армейских сапогах, а в унтах. И даже не шел – плыл, мягко и быстро перебирая не очень длинными ногами.
Остановив капитана, спросил, где найти начальника политотдела. Незнакомцев тут не особенно-то жалуют. Пришлось представиться по всей форме. И вдруг взамен первоначальной настороженности во взгляде молодого офицера мелькнуло изумление, кустики черных бровей удивленно поползли на лоб. Он отступил на шаг, чтобы получше меня рассмотреть. А я ломал голову над тем, где и когда видел эти прозрачные раскосые глаза и нос, широкий, приплюснутый, с большими распластанными ноздрями.