Хотя в системе пространственной ориентации сокотрийцев Калансия с окрестностями именуется fotk, а откочевка в этот район, естественно, – не то же самое, что откочевка на Юг или Восток (эти районы резко отличаются по природным условиям), любая случайная, или, по сути, «аварийная», откочевка во всех случаях называется одинаково. Так, мне приходилось слышать, что бедуины племени бени малек из Диксама (на границе между Центром и Западом) называли мат ‘ино неожиданные откочевки и в Калансию, и в Ноугед, и в Рас-Муми, т. е. соответственно на Запад, Юг или Восток.
И мезхирё, и меркиё – это откочевки в строго определенные районы, куда и спускаются, и поднимаются. Откочевывали сверху на один-три месяца, в зависимости от района и конкретных погодноклиматических условий, и обычно в ноябре – декабре, когда наверху становится холодно и нет травы. Жители Хагьхера имели постоянную территорию для мезхирё в долинах Восточного района. Одно из широко распространенных направлений – также с гор Хадибо (d-sete – в шете) и обратно (d-mede – в меде). Жителей столицы именуют seytho гиетцы (от слова шете). Аналогично: nigdho ноугедцы (жители Ноугеда), qadbho кадубцы (жители Кадуба), но бедуины всегда soqatri! В то же время и с учетом этого факта нельзя утверждать, что sete – именно северное направление, так как Кадуб тоже расположен к северу от Хагьхера, но кадубцев не называют шетцами.
Британский эксперт Дж. Браун, инспектировавший Сокотру в 1966 г., отмечал, что обычной практикой выпаса на Сокотре являлись локальные сезонные миграции, всегда на ограниченной территории и на ограниченное расстояние: обычно на 1–2 мили (1,6–3,2 км), «с горки или на горку». Браун не обнаружил скотоводов, которые бы владели скотом или пастбищами на далеко отстоящих друг от друга территориях, хотя в отдельных случаях это имело место благодаря вступлению в брак либо получению наследства. Право на выпас было жестко определено. В частности, владельцы крупного рогатого скота из округи Хадибо в периоды сильнейшей засухи имели право пасти коров на пастбищах гор Хагьхер, где они в обычное время не могли этого делать. Это право предусматривало выпас только коров вместе с маленькими телятами, но постоянные жители Хагьхера имели право и этот выпас им запретить. Как бы в противовес этому жители другого населенного пункта Северной прибрежной равнины, которые не обладали четко определенным правом пасти скот на склонах холмов непосредственно к югу от прибрежной равнины, тем не менее, всегда делали это, и горцы (точнее, жители предгорий) не могли отказать им в этом, равно как и жители равнин не могли отказать в праве выпаса скота горцам на равнинных пастбищах в сезон дождей, как, например, в Данисе. Верблюдоводы, обитающие близ Хадибо, обладали абсолютным правом пасти скот на пастбищах в одной из долин (Аяхт?), где также могли пасти скот в сезон дождей (долина является «дождевым пастбищем») бедуины с плато Тайнире. В то же время в областях, лежащих на запад от Хадибо, существовала практика выпаса верблюдов только с согласия жителей, имеющих право на эту территорию (см.: Brown, 1966).
Общая характеристика скотоводческого хозяйства
Даже оценочный подсчет численности поголовья домашнего скота на Сокотре был всегда затруднителен ввиду многих причин, в том числе недостаточного участия человека в выпасе части поголовья. Но сегодня можно дать более точные, чем прежде, оценки. Конечно, полевые наблюдения важны, однако, к примеру, на склонах какой-либо из гор Хагьхера может в свободном выпасе бродить, пощипывая кусты, 500 коз, а вы не увидите ни одной. Тем не менее, по данным консультанта Европейского Союза, проводившего полевые наблюдения на Сокотре, в 2000 г. на острове насчитывалось (Miller, Morris, 2002: 303): коз – 29 300;
Илл. 4. Каменная изгородь
Илл. 5. Овцы на пастбище
овец – 7300;
коров – 500;
верблюдов – 400;
(число ослов не упоминалось).
Сравним эти цифры с теми приблизительными оценками, что приводил Дж. Браун в 1966 г. (Brown, 1966: 25).
Коз – 19 000 (они были в избытке лишь на ограниченных территориях худших для пастушеского хозяйства районов острова, т. е. на равнинах, в больших вади, в анклаве Хадибо, а на западе и особенно в Хагьхере потенциальные пастбища для коз недоиспользовались).
Илл. в, 7. Козы – самый распространенный вид домашнего скота
Овец – 26 000(в силу непонятных сегодня причин это была явно избыточная численность, создававшая предельную нагрузку на кормовую базу, однако точность подсчета невозможно проверить; илл. 4, 5).
Коров – 1800 (в то время почти все поголовье, за исключением не более полутораста животных, находилось в пределах Хагьхера, потом коровы стали появляться и в других районах; илл. 33 на цв. вкладке).
Верблюдов – 350 (тогда они разводились только бедуинами востока и юго-востока, в последние годы же этих животных явно больше: мы встречаем их и на холмах Северной прибрежной долины и в Центральном районе (илл. 34 на цв. вкладке).
Ослов – 500 (по наблюдениям Дж. Брауна в 1966 г., их держали только бедуины восточной и южной части острова, которые были более других склонны к миграциям и имели что перевозить).
На естественных пастбищах, считал тогда британский эксперт, поголовье крупного рогатого скота не могло быть увеличено. В целом поголовье скота на острове было небольшим, на голову приходилось приблизительно 8 га пастбищ (но на горных овечьих пастбищах – в среднем 2,4 га), на востоке – не менее 1,6 га. Единственными экономичными животными, которых на Сокотре могло быть гораздо больше, – это козы.
Эксперт не нашел объяснений тому факту, что козы, которым ничто не угрожало со стороны хищных животных и людей, не размножились в числе, адекватном возможностям пропитания, как это можно было бы ожидать, хотя они могут размножаться и без контроля человека, что доказано существованием большого числа диких коз, иногда образующих немалые стада там, где пастбища не заняты домашним скотом (илл. 6, 7).
Дикие козы, которых горцы называют tahrir, в прошлом в изобилии водились на Сокотре, но сегодня их на острове практически не осталось (один информант предположил, что если таковые где-то и сохранились, то, возможно, в горах над Калансией). Еще живы горцы, которые любят похвастать, как они некогда гонялись по горам за дикими козами и как им удалось поймать одну из них. Такие козы одного вида внешне практически не отличались от домашних, но жили на свободе и убегали от человека при его приближении. Можно легко предположить, что это была не какая-то особая порода коз, а одичавшие домашние, что подтверждалось и легкостью их приручения, о которой рассказывали информанты. Другой вид дикой козы назывался tahrir di zimezehen. По утверждению информантов, эти козы и бегают по горам быстрее и внешне якобы несколько отличаются от домашних, причем всегда бывают бело-коричневого цвета. Диких, точнее, одичавших коз ловили сетью, веревку от которой протягивали на большую длину к спрятавшемуся ловчему. Скотоводы рассказывают и о существовании одичавших овец: их просто отпустили в благополучный год, так как было невыгодно ими заниматься. Логично предположить, что одичавший скот, поживший на воле, а может быть, и родившийся от уже одичавших животных, становится крепче, сильнее, а то и крупнее своих домашних сородичей.
Нельзя согласиться с утверждением Брауна, будто бы на острове не было каких-либо эпидемий, приводивших к массовому падежу скота: я слышал от пастухов о таких эпидемиях и собрал о болезнях домашнего скота некоторую информацию (которую, к сожалению, трудно проверить у специалистов по ветеринарии, кои на острове пока отсутствуют). В частности, сокотрийцы называют в качестве губительной для коз одну из болезней, чесотку, по-сокотрийски garb. Моррис отмечает, что под ней, возможно, имеется в виду «саркоптическая чесотка», sarcoptic mange, и что горцы считают, будто эту болезнь завезли с континента во времена правления последнего султана ‘Исы бин ‘Али (Miller and Morris, 2002: 347). Пастухи утверждают, что есть две формы этой болезни. Первая из них – «внешняя», когда шкура козы белеет и дубеет, шерсть выпадает, животное часто чешется, шкура расчесывается и появляются кровоточащие язвы. На первоначальном этапе пастухи мажут эти места жиром, надеясь, что он поможет, но коза обречена, и ее, как правило, убивают и закапывают или закладывают камнями. При второй, «внутренней» форме проявления болезнь напоминает корь, считается, что если хворь выходит наружу, через появляющиеся пятна, то коза может выздороветь. Не исключено, что этим же словом garb обозначаются также другие сходные, неэпидемические болезни коз.
Еще одно, более легкое заболевание называется тэbзёгк. Пораженное им животное тяжело, с хрипом дышит. Эту болезнь традиционно лечат прижиганием раскаленным железом с двух сторон шеи. Тем же способом у домашних животных лечили и заболевания желудочно-кишечного тракта. Симптом одного из них помимо поноса – падение удоя. Такое заболевание называется kabt и лечат его прижиганием на животе. В другом случае, не сопровождаемом падением удоя и называемом masrah, или mahrüg, животному делают прижигание на затылке. На животе делают прижигание и при других заболеваниях – talhim, при котором коза или овца слабеет и худеет, и kila, с похожими проявлениями. У коров случается болезнь, называемая ge’f, при ней корова «трясет головой, как сумасшедшая», тогда ей делают прижигание на затылке. Распространенное желудочно-кишечное заболевание скота – ‘uqäba, при котором животное тоже худеет и часто страдает от поноса. Заболевших животных забивают.
Английский ученый сообщал также, что ранее на Сокотре будто бы не воровали скот, но и тут он был не совсем прав: о таком явлении упоминается в записанных нами фольклорных текстах. Правда, воровство, которое наблюдалось лишь в периоды засухи, вызывало решительное осуждение. «Видимо, – замечал английский исследователь, – козопас стремится ограничиться минимальным количеством скота, – которое он способен доить, с легкостью забивая приплод на мясо. Это претит правилам любых других пастухов, особенно в отношении приплода женского пола».