Острова архипелага Сокотра (экспедиции 1974-2010 гг.) — страница 45 из 97

Сокотрийские короткорогие коровы чрезвычайно низкорослы: высота в холке у них не более 1 м, на вид они выглядят мельче осла. Эта порода неприхотлива и вынослива, хорошо переносит жару, не требует много воды, иногда довольствуется грубыми кормами. Британские специалисты из экспедиции Эдинбургского Королевского ботанического сада считают, что короткорогие коровы были, возможно, когда-то завезены мореплавателями из Западной Азии, независимо на Африканский Рог, восточное побережье Африки и расположенные у Африканского континента острова. Я имел возможность видеть, что такая же порода коров встречается на континенте у пастухов горных районов Махры и Дофара (Оман), родственных сокотрийцам и ведущих сходный образ жизни. Есть данные, что таких коров в исторические времена вплоть до 1920-х годов держали на острове Пемба, и столь же мелкая короткорогая порода существовала на Мадагаскаре, пока ее не вытеснили зебувидные сородичи. Британские ученые называют существующий на Сокотре подвид этой короткорогой породы «карликовым хамитическим» (Miller and Morris, 2002: 305).

Сокотрийская корова, как я тогда мог убедиться, дает мало молока – если пользоваться мерами объема жидкостей и сыпучих тел, существовавшими в то время на Сокотре – в среднем в день не более 1,5 сайга (sayg, мн.ч. suyūg, равен десяти чашкам – fingän). Если учесть, что 1 сайг жидкости примерно соответствовал весу английской пятифунтовой гири, а именно равнялся 2,25 кг, – максимальный надой от здешней коровы составляет 3,4 кг, а за 280 дней лактации, т. е. в среднем за год, это около 1 т молока. Правда, в некоторых сокотрийских источниках нам встречалась цифра 3 сайга в день (6,8 кг), но, по мнению информантов, даже корова-рекордистка на Сокотре не может давать столько молока.

Правда, Браун обнаружил, что суточный надой от одной коровы составлял еще меньше указанного нами, лишь 2,85 кг, однако все обследованные им животные находились либо в середине периода л актации, либо в самом его конце, когда молоко иссякало, поэтому он допускал, что в начале лактации и при хорошем корме животное могло быть и вдвое продуктивнее (Brown, 1966: 20). Думаю, что сведения моих информантов все же правильные. Около половины всего годового количества молока идет теленку, половина – хозяевам.

Быков здесь было на удивление мало. В прошлые годы мне они попадались чрезвычайно редко, что, видимо, соответствовало давно сложившейся традиции. Это отмечал еще представитель британских колониальных властей. На одной обследованной им территории в стаде из 343 голов было только 3 быка, из которых два – четырехлетки и один – трехлетка. Брауну сказали, что держать быков старше четырех-пяти лет было «не принято» – их резали. То, что на 343 коровы приходилось всего 3 достигших зрелости быка, было, как считал Браун, очевидной причиной того, что обычно не более половины коров телились каждый сезон. Практика забивать быков сразу же, как только они достигнут зрелости, тоже препятствовала, считал Браун, «распространению хорошей крови» и соответственно улучшению породы. Показательно, что ни тогда, ни во время моей работы на острове сокотрийцы не ценили быков (не ценят и сейчас). Так, редким владельцам быков хозяева коров, которых те покрывали, ничего не платили. Быков было так мало, что иногда к ним водили коров, а не наоборот.

В некоторых частях Хагьхера приходилось тогда по 1,6 га земли на животное. В Хагьхере есть два типа растительного покрова: травяные террасы и бугимэт (букв, «ковер из кустарника») – чрезвычайно густой и спутанный покров жестких низких кустарников. Так назвал эту растительность Браун, чтобы отличать ее от кустарников низменных районов. Бушмэт не выше 1,8 м, чаще ниже. Растения, как правило, не имеют колючек, но ранят ноги и руки. Поскольку в нашей экспедиции не было специалистов по ботанике, ни я, ни мои коллеги не сумели уделить должного внимания сокотрийской растительности, в том числе и той, которая служит пищей домашнему скоту островитян. Однако этот недостаток нашей работы был блестяще компенсирован упомянутыми специалистами из Эдинбургского ботанического сада, работавшими на острове.

Скот щиплет кустарник в основном тогда, когда пробирается к воде. Обычные травяные лужайки способны прокормить примерно одно животное на 1,2–1,6 га, а территория, покрытая бушмэтом, – в среднем одно животное лишь на 32,5 га. Бушмэт устойчив против пожара, местные жители говорят, что пожар возникает случайно в траве или сорняках нижних склонов, но никогда не захватывает бушмэт.

Он не растет колониями. Старики утверждают, что когда-то они жили на земле, где росли деревья. Но вряд ли леса здесь были сведены. Если бы они в прошлом существовали, то какие-нибудь рудиментарные участки их должны были сохраниться, но таких следов не нашел ни Браун, ни мы с коллегами. Видимо, бушмэт мог быть древним естественным покровом любой крутой гористой поверхности, когда почва находится в «карманах» и расщелинах. Сомнительно, чтобы что-нибудь еще росло под таким «ковром»: ведь там мало почвы и труд по расчистке требуется гигантский. Сокотрийская корова щиплет листья только тогда, когда отчаивается отыскать траву, и ей этого корма недостаточно.

Трава растет на склонах, где есть слой почвы. Горы в форме террас или длинных гряд в основном покрыты травой, но бушмэт снова появляется там, где поверхность сильно изломана скалами. Даже на них около четверти поверхности выше 900 м занято кустарником этого типа. Таким образом, в то время как в горах в среднем приходилось на животное до 3,5 га, собственно пастбищных участков животному доставалось до 2,5 га, а в некоторых хозяйствах – до 1,6 или даже до 1,4.

Наиболее распространенная трава, гетеропогон (heteropogon), имеет колючие верхушки; обычно коровы его не любят, и его преобладание зачастую – признак истощения пастбищ. Но местный крупный рогатый скот охотно ест именно эту траву.

Во время пребывания Брауна скот здесь часто пасся прямо вокруг источников, где травяной покров лучше, не пренебрегая, однако, и гетеропогоном. Очевидно, гетеропогон является естественной доминантой в условиях существующей почвы и уровня осадков. Если это так, заключал Браун, то никакого улучшения пастбищ ожидать нельзя: они меняются моментально, в три недели, – от зеленого луга до коричневого майдана. Даже при том, что в мое время земля еще не была истощена перевыпасом, оставалось мало возможностей для увеличения поголовья скота, и ни одна корова, которая не может питаться гетеро-погоном, не выжила бы на Сокотре.

Поскольку примерно две пятых земли в этом горном районе покрыто кустарником и три пятых – травами, я полагал, что коров здесь было больше, чем считал Браун, т. е. около 2 тыс. голов, однако получить точные данные не представлялось возможным.

В ходе моей работы на острове обследовать хозяйства сокотрийцев на предмет выявления того, какое поголовье мелкого рогатого скота было во владении семей, также было невозможно при свободном содержании животных. Поэтому я опирался на данные опроса информантов и по возможности перепроверял их у других пастухов. Проверка показала, что опрашиваемые зачастую сообщали неточные данные, искажая их в основном в сторону занижения. Это объяснялось как стремлением скрыть подлинные размеры собственности, руководствуясь врожденным чувством осторожности и характерной для бедуинов подозрительностью, так и иногда действительным незнанием: хозяева часто не представляли точно, сколько голов коз и овец находится в их владении (за исключением тех случаев, когда их было мало). Иногда опрашиваемые завышали количество скота, когда это были молодые люди, явно стремившиеся прихвастнуть состоятельностью своей «подлинно бедуинской» семьи. Поголовье крупного рогатого скота было подсчитать легче: здесь информанты не пытались ввести нас в заблуждение, поскольку их коровы наперечет и всем известны – так их мало.

В Хагьхере, как я выяснил, коровы были почти у каждой семьи. Кроме того, у жителей собственно гор, где находятся лучшие пастбища, коров было больше, чем у жителей горных долин, а именно каждая семья в горах, как правило, владела 10 коровами и более. Собственники такого стада одновременно имели еще несколько десятков, а то и сотен голов мелкого рогатого скота (со значительным преобладанием коз). Например, информанту № 328 кроме 70 коров принадлежало 200 коз и овец, а также около 300 пальм, хотя пальмовые плантации были нетипичны для Центрального района. Однако исключение составлял не он один. У информанта № 434 было 3 коровы и 30 коз, а также 40 пальм в долине (плантации племен «верхних» горцев, естественно, расположены только в близлежащих долинах). Некоторые горцы владели и верблюдами. Например, информант № 298 имел 5 коров, столько же верблюдов, более 100 коз и несколько пальм. У жителей горных долин, т. е. «нижних» горцев, наблюдалась иная картина: коров у одной семьи, как правило, меньше десятка, но много коз и у всех – пальмы.

Мной было обследовано 21 хозяйство в районах Да‘рьхо (горная долина) и ‘Асмо.

Ниже приводятся данные опроса информантов. Из них явствует, что большинство информантов в то время предпочитали не уточнять ни численность принадлежащего им стада, ни число своих пальм. Но даже оценки «много», «есть» и «нет» показательны. Владельцы двух последних хозяйств были сиротами, не получившими наследства. Среди обследованных хозяйств все расположенные в долине владели пальмовыми деревьями, не имели пальм лишь некоторые хозяйства ‘Асмо. Понять приблизительные оценки поможет представление о состоятельности хозяйства, которое, конечно, не остается одинаковым с течением времени, особенно при изменениях, происходящих в сокотрийском обществе. Сегодня, по опросам информантов в селении Да‘рьхо, бедным хозяином будет определенно считаться тот, у кого примерно 25–30 коз и 20–30 пальм, средним хозяином – владелец 100 коз, 15 коров и 100 пальм, богатым – собственник 500 коз, 40 коров, 200 овец, 20 верблюдов и 500 пальм. В 70—80-е годы, по моим наблюдениям, богатыми по этим меркам хозяевами были либо единицы, либо таковых не было вовсе.