«…Тенденция к исчезновению фратриальной экзогамии… со временем приводит к возникновению совершенно особого типа социальной организации, еще мало изученного и исследованного, но, несомненно, характерного для многих африканских племен. Этот тип, будучи прямой противоположностью дуальной организации, тем не менее, генетически восходит именно к ней. Суть его заключается в разделении племени на две эндогамные, обособленные, часто враждебные части» (Золотарев, 1964: 207).
На основе исследований организации племени гереро Люттиг предложил интерпретацию превращения одной из экзогенных матрилинейных фратрий племени скотоводов в «высшую», другой – в «низшую», в чем немалую роль сыграл такой фактор, как стремление сохранить имущество, и прежде всего скот, за семьей (Luttig, 1933: 56).
«Эта тенденция пришла в противоречие с экзогамией и скоро уничтожила ее, – писал Золотарев. – Имущественные различия между фратриями обусловили переход их к эндогамии. Дуальная организация оказалась удобной формой для возникновения классовых различий. Чувство тесной солидарности, объединявшее членов каждой фратрии, представления о физических и психических различиях между людьми разных фратрий, полуритуальная вражда между ними – все это служило прекрасной идеологической формой для возникающих классовых и имущественных различий» (Золотарев, 1964: 208).
Не считая это идеологизированное мнение полным и вполне удовлетворительным объяснением происхождения и эволюции рассматриваемого явления, отметим, что утверждение информантов относительно чернокожего и светлокожего сыновей предка, обусловивших различия между двумя родами, чем-то напоминало изложенную выше мысль.
Постановка вопроса о пережитках материнского рода у сокотрийцев с учетом выводов современной науки так же вряд ли правомерна, но тогда казалось, что об этом можно говорить, учитывая не только трансформировавшуюся и даже переросшую в свою противоположность дуальную организацию, но и отдельные элементы социальных, семейных отношений, обычаев и фольклорных сюжетов, речь о которых пойдет ниже и которые могут быть интерпретированы исходя из этого предположения.
К рассматриваемой проблеме имеет непосредственное отношение еще одно зафиксированное мной явление. Это распространенный в отдельных племенах обычай женить юношей на девушках из другого племени, резиденция которого находится на небольшом расстоянии от данного (случайно или нет, но постоянные брачные связи нередко существуют между племенами, одно из которых живет в горах, а другое в долине, ниже первого). В частности, весьма часты были браки между племенами да‘рьхо и ‘асмхо, обитающими в горах Центрального района, бишмхо и сайдхо – на Западе, гидид и саанхен – на Востоке.
Локальность брака
У сокотрийцев патрилокальный брак – абсолютная норма, отклонений от которой почти не было (редко резиденция молодых супругов бывала неолокальной). Когда молодой человек вступает в брак, он всегда приводит невесту в родительский дом, причем это событие освящено обычаями и сопровождается соответствующими обрядами. Дальнейшая судьба молодых зависит от того, в какой местности они проживают и какую жизненную дорогу выберет муж. В столице и прибрежных поселках существовала тенденция к отделению молодых от патриархальной семьи, тенденция, которая, однако, со временем проявляется все менее заметно, поскольку стало труднее обзаводиться жилищем (растут цены на стройматериалы и транспорт, ослабевают узы между соплеменниками, а значит, не так просто привлекать бесплатную рабочую силу для строительства).
Аналогичная тенденция наблюдалась и в некоторых рыбацких поселках, где сохранение большой семьи не стимулировалось необходимостью сохранить семейное стадо и собственность на пастбища, а также в других местах, где семьи не владели большим поголовьем скота и построить дом не составляло труда (например, на Южной прибрежной равнине, где хижины возводили тогда из пальмовых веток и листьев). Хорошие условия в родительском доме также становились причиной того, что молодые оставались жить в нем.
Мной была опрошена 341 семья на предмет выявления локальности брака. Из них в 238 случаях брак был патрилокальным (69,79 %), в 98 – неолокальным (28,74 %) и лишь в 5 случаях – матрилокальным (1,47 %).
Если молодой муж, родители которого живут во внутреннем, бедуинском районе, работал в Хадибо, то он лишь в том случае стремился поселить жену в столице и создать там свой дом, если его работа или служба была постоянной и у него была гарантия сохранения занятости. В противных случаях – речь идет о временной службе (например, в полиции) или временной работе (в частности, строительным рабочим по найму) – он, как правило, приводил жену в родительский дом.
Когда молодожены начинали жить самостоятельно, сыну выделялась его доля отцовского наследства, к которой присоединялось приданое жены. Нередко отделение от семьи бывало частичным. Молодые лишь строили себе отдельный дом по соседству с жильем родителей мужа, при этом муж не забирал свою долю наследства из отцовской семьи; ведется совместное хозяйство, но в одних случаях молодые питаются вместе с родителями и другими членами патриархальной семьи, в других – самостоятельно. Дом молодоженов мог быть построен не близко от родительского (как в пределах одного населенного пункта, так и вне его), но и в этом случае сын нередко не забирал свою долю наследства.
На время отсутствия мужа (по причине: военной службы, учебы, работы на континенте или в эмиграции) молодая жена возвращалась в дом своих родителей, а не оставалась жить одна или с родителями мужа.
Известны факты, когда молодые люди из горных районов переезжали в прибрежные, стремясь жить «по-современному». Например, информант Мухаммед Абдалла Сальмин, 26 лет, перебрался из селения Трёмо в горах Центрального района в прибрежный поселок Дихамд, «чтобы быть культурным». Это – свидетельство изменения шкалы ценностей у определенной части горской молодежи, которая считала, что традиционный образ жизни горцев-скотоводов с его тяготами и лишениями, оторванностью от многолюдных мест, изолированностью и постоянной борьбой за существование, не отвечал новым запросам молодых. Прежде статус горца-скотовода был для сокотрийцев наиболее престижным, ныне же он заметно поколебался.
Раньше, когда женился взрослый мужчина, имевший свой дом (т. е. уже отделившийся от большой семьи), жена переселялась к нему. То же и при вступлении в новый брак после развода: разведенный муж приводит в дом другую жену, а прежняя возвращается в дом своих родителей. Мне известны лишь редкие случаи, когда разведенной жене доставался дом бывшего мужа.
Матрилокальные браки были для сокотрийцев исключением. В целом, как мы заключаем из обзора собранных данных, брак мог быть матрилокален при следующих обстоятельствах: 1) родители жены старые, и за ними некому ухаживать; 2) у родителей жены некому ухаживать за скотом и пальмами; 3) родители жены богаты, а мужа – бедны; 4) такое условие было поставлено родителями жены при сватовстве.
Крестьянин-пальмовод Иса Сани Ганем, 54 года, жил в Хадибо. Он по понятиям того времени для Сокотры был состоятелен: имел 300 пальм, много коз, 8 коров, которых пас в Хагьхере наемный работник. Из трех его дочерей одна жила в браке своим домом, вторая – в семье родителей мужа, третья привела мужа, который был беден, в семью отца. Судя по моим наблюдениям, хотя в последнем случае муж фактически был в семье работником, поскольку он привнес в хозяйство лишь несколько голов мелкого рогатого скота, его экономическая зависимость не ощущалась, во всяком случае, она не оказывала видимого воздействия на его статус, и он считался полноправным членом новой большой семьи. Но, по обычаю, его дети могли рассчитывать только на его личную собственность и на ту часть имущества, которая пока не была выделена из общего хозяйства большой семьи, но считалась долей его жены. Иначе говоря, его дети в случае будущего раздела фактически получали гораздо меньшую долю, чем дети троих братьев его жены.
Информант Абдалла Салем Феденхен, 45 лет, житель селения Ка’ря (западная часть южного побережья), имел на момент опроса трех сыновей и трех дочерей, одна из которых была замужем и жила в семье мужа – уроженца селения Стера (к востоку от Ка‘ри, на Южной прибрежной равнине). Причины матрилокальности этого брака так и остались для меня неясны – ни одна из перечисленных причин не подходила к данному случаю.
В отдельных случаях матрилокальность брака была следствием какого-нибудь особого обстоятельства, сопутствующего той или иной ситуации. Например, на Абд-эль-Кури зафиксирован матрилокальный брак, который информант объяснил тем, что в его селении в колодце соленая вода, а в селении жены – пресная.
Hyp Мухаммед Б ал лук, дочь одного из наших информантов, 25 лет, акушерка из Хадибо, была замужем, имеет одну дочь, жила с мужем в доме матери, которая была первой женой отца (оба родителя после развода еще два раза вступали в брак). Причина матрилокальности брака Нур заключалась, видимо, в бедности мужа, который происходил из нубийских рабов, не имевших собственности, и служил в армии. В доме матери жило несколько детей Нур. Сама она владела 20 пальмами, стадом в 100–120 голов мелкого рогатого скота – все это было получено от матери, кроме того, отец подарил ей к свадьбе несколько коз и 5 пальмовых деревьев (и своих животных Нур не выделяла из общего стада).
Разводы
Одной из наиболее существенных черт, отличавших сокотрийскую систему семейно-брачных отношений, была в не столь давнем прошлом нестабильность брака и распространенность разводов. Несмотря на изменения, которые появлялись в сфере семейно-брачных отношений при новом укладе жизни, эта характерная для сокотрийской семьи черта и в 80-х годах не была преодолена.
Свидетельства информантов о частоте браков и разводов до завоевания Южным Йеменом независимости, на первый взгляд, создавали картину крайней распущенности мужчин, превосходящей все, к чему готов исследователь, знакомый с ближневосточными традициями. Развод для сокотрийца был настолько прост, что муж расставался со спутницей жизни не задумываясь. Во-первых, это не влекло никаких для него обязательств, и, во-вторых, новый брак требовал минимальных затрат. Прежде всего, именно этим сокотрийцы и объясняли ту легкость, с которой они разводились и вступали в новый брак. Действительно, выкуп за невесту в то время не превышал 5 динаров (чуть более 15 долларов), а женитьба на разведенной или вдове вовсе ничего не стоила. Частая смена жен не осуждалась общественным мнением. В целом это явление было характерно для людей определенных социальных слоев: торговцев, шейхов племен и старейшин родов. Гораздо реже оно встречалось среди простых рыбаков и скотоводов. Мы знали, например, старика, который женился более 60 раз, а таких, кто всту