пал в брак 20 раз и более, встретить было нетрудно, причем, как правило, в прибрежных районах. Мужчины, часто вступавшие в брак, рассказывали, что, согласно существовавшим тогда правилам, они имели право при разводе даже забрать у жены выкуп, который они платили при вступлении с ней в брак, оставив ей только свадебные подарки.
По утверждению Брауна, многие бедуинки становились сожительницами горожан, получая за это единовременно от 5 до 15 динаров, содержание и платье. «Такие союзы не являются браком, – сообщал английский чиновник, – женщина может уйти тогда, когда она хочет. А когда мужчина захочет прервать эту связь, не нужно никакого развода». Эта система в то время была признана как социальный институт; женщина, вступившая в такой союз, не подвергалась осуждению. Браун писал, что ничего не знает о судьбе детей, родившихся от такого союза. «Подлинно смешанные браки (между выходцами из различных районов. – В. Н.) очень редки, но это не следствие каких-либо общинных или племенных различий, а просто образ жизни» (Brown, 1966: 9).
Согласно пояснениям, полученным мной от информантов, союз, о котором Браун писал, рассматривался все-таки как брак, но в «упрощенной» форме, поскольку не предполагал соблюдения всех предусмотренных шариатом правил, а дети от него пользовались всеми правами законных детей (как и дети от наложниц). Мы не знаем, насколько широко этот обычай был распространен, но, по-видимому, говорить о существовании на Сокотре в прошлом некоего особого института конкубината все же нельзя. Скорее, речь идет об особой форме брака, все признаки которого налицо: общее хозяйство, материальные обязанности мужа, права наследования детей и т. п. Главное, почему нельзя считать подобных женщин наложницами, это то, что они не сосуществовали с какими-либо «полноправными женами». Здесь могут быть проведены параллели между рассматриваемой и некоторыми другими особыми формами брака, которые допускаются исламом, например, институт «временного брака» у шиитов.
Но самой поразительной чертой сокотрийской системы семейнобрачных отношений в глазах йеменцев с континента была не распространенность разводов, а возможность для разведенной женщины вновь выйти замуж, что она, как правило, без промедления и делала. Иные женщины выходили замуж по нескольку раз, что никем не порицалось; общественное мнение относилось к этому даже одобрительно, и подобная женщина не теряла ни своей репутации, ни общественного статуса. Сама процедура развода здесь была еще проще, чем по шариату, так как фактически не предусматривала никаких формальностей.
В какой-то мере эти порядки напоминали бедуинские, характерные для некоторых кочевых племен Аравии, однако здесь они получили свое крайнее выражение.
После завоевания Южным Йеменом независимости в 1967 г. любителей часто менять жен стало гораздо меньше, однако нестабильность брака сохранялась. Изменения стали наблюдаться лишь со второй половины 70-х годов. Брак становился несколько более стабильным, чему в первую очередь содействовало распространение на острове светского гражданского законодательства, а также включение острова в систему хозяйственных связей и как следствие этого – возрастание суммы выкупа за невесту.
Тем не менее, многие племена по-прежнему руководствовались нормой обычного права – адата, а прежние, складывавшиеся веками этические нормы, такие как отношение к браку и разводу, сохраняли свои силу.
При полном отсутствии статистики на острове было невозможно провести точные подсчеты, которые позволили бы выявить число разводов на 1 тыс. человек (согласно принятой методике) или соотношение числа браков и разводов. Однако в ходе проведенного мной обследования были получены данные от 537 мужчин и 519 женщин, позволявшие составить представление о степени распространения разводов. При этом следует оговориться, что значительная часть опрошенных (более половины) принадлежала к возрастной группе 17–20 лет и поэтому некоторые из них либо еще не успели вступить в брак, либо вступили недавно, следовательно, развод еще был возможен, тем более что высокий процент разводов, по нашим наблюдениям, приходился не на первые годы супружества. Сделаем поправку и на то, что отдельные информанты давали неправильные ответы.
В результате опроса было выявлено, что 300 мужчин и 300 женщин состояли в первом браке. С учетом того, что 125 мужчин и 135 женщин не ответили на поставленные перед ними вопросы, этот показатель равен соответственно 72,82 и 78,13 % числа представивших ответы и 55,87 и 57,8 % общего числа опрошенных. Если предположить, что многие опрошенные не дали ответа, поскольку не хотели сообщать данные о разводах и повторных браках как затрагивающие сферу интимных отношений, то этот процент будет ниже. Число разводившихся мужчин (включая как вступивших в новые браки, так и не вступивших) составило 49, или соответственно 11,89 и 9,12 %, число разводившихся женщин – 36, или соответственно 9,38 и 6,94 %.
Причины развода обычно не уточнялись. Женщина, требуя развода, говорила мужу: al ‘Ik я тебя не хочу, не давая при этом никаких объяснений. Сокотрийские информанты, имевшие подобный жизненный опыт, даже жаловались на строптивость бывших жен, поскольку подлинные мотивы развода так и остались для них неясными. Некоторые из них объясняли развод капризностью жен. Попытки провести небольшое социологическое исследование ни к чему не привели: ответы как бывших мужей, так и в особенности бывших жен на вопросы анкеты (а именно, предлагалось указать свой мотив развода из перечня предложенных) были явно неискренними. Однако опросив большое число разведенных, удалось выяснить, что в основном разводы объяснялись все-таки экономическими причинами. Одна женщина, инициатор развода, сказала, что ее бывший муж тратил слишком много денег на детей от первого брака (брак с ней был для него вторым), а для новой семьи оставалось мало; другая сообщила, что бывший муж не покупал ей и ее дочерям новую одежду (а традиционные расшитые сокотрийские платья были весьма дороги) и т. д.
Возможно, экономические претензии лишь прикрывали подлинную причину развода, которая либо не осознавалась, либо о ней было не принято говорить в силу ее интимности, например, – о сексуальном несоответствии супругов. Впрочем, этой стороной семейной жизни некоторые сокотрийцы легко делились, она не была табуирована (один из информантов даже сравнивал достоинства своих жен). Тем не менее, отсутствие полной сексуальной гармонии не выдвигалось как мотив, объяснявший развод. Учитывая чрезвычайно большое число разводов на Сокотре и ту легкость, с какой расторгался здесь брак в недавнем прошлом, можно было предположить, что развод во многих случаях фактически не был мотивирован. Иначе говоря, и экономическая мотивация не объясняла истинного положения, а суть его заключается в укоренившейся допустимости нестабильного брака, при которой было достаточно любого, самого ничтожного повода, чтобы расторгнуть супружество. Здесь относительная экономическая независимость женщины, а также благоприятная перспектива ее вступления в новый союз – то, что способствовало сохранению этой традиционной непрочности брака. Эта ситуация резко изменилась с начала 90-х годов с распространением на острове норм шариата и исламской этики.
Говоря о разводах, сокотрийцы иногда отмечали, что особенно непрочным бывал брак между кузенами, который заключался по чисто меркантильным соображениям. Действительно, отдельные информанты рассказывали, что женились на двоюродных сестрах, поскольку «не надо было платить выкуп», но потом совместная жизнь не складывалась. И инициатором развода во многих подобных случаях выступала жена. Такие разводы наблюдались часто, однако нельзя сказать, что они преобладали. Существовала и обратная тенденция, когда мужчина разводился с женой из «чужих» и брал в жены двоюродную сестру. Некоторые информанты говорили, что кузенные браки и вообще браки между родственниками бывают крепче, так как люди «хорошо знают друг друга и не встретят никаких неожиданностей».
В отличие от арабов, которые объясняют развод чаще всего отсутствием детей (в Законе о семье, принятом в Народно-Демократической Республике Йемен в 1974 г., существовало даже специальное положение, разрешавшее в этих случаях развод и даже, в качестве исключения, брак со второй женой), сокотрийцы не считали эту причину существенной. Вероятно потому, что сокотрийцы жили в основном расширенными семьями, когда бездетная семья – лишь ячейка сложной семьи и принимает участие в воспитании детей других ее членов; кроме того, не было и проблем передачи наследства, так как хозяйство общее.
Легкость, с которой женщина шла на развод, не в последнюю очередь обусловливалась ее экономической самостоятельностью. После развода она возвращалась в родительскую семью, забрав с собой принадлежащее ей имущество – часть скота, пальм, утвари – и имея реальный шанс в скором будущем вновь выйти замуж. Судьба разведенных женщин подтверждала это.
Хотя ни сексуальная, ни духовная дисгармония между супругами никогда не называлась причиной развода, на деле именно эти мотивы, видимо, часто были определяющими, когда один из супругов говорил: «я тебя не хочу».
Информант Мухаммед Б ал лук Сайяки, рыбак из Хадибо, 50 лет, рассказал, что в первый раз он женился в юности. Жена родила ему четверых детей. Затем он развелся (причин не объяснил), привел в дом другую жену, которая родила ему шестерых детей. Не разрывая это супружество, он вступил в брак с еще одной женщиной и стал отцом одиннадцатого и двенадцатого ребенка. Первая его жена – Фатма Мухаммед Саид из Кадуба после развода с четырьмя детьми на руках вышла замуж вторично (за выходца из Омана) и родила еще двоих детей. Затем, воспитывая шестерых, она развелась и вступила в третий брак – за мужчину из Хадибо, от которого также родила ребенка.
В этом случае обращает на себя внимание тот факт, что быстро и, видимо, без затруднений дважды снова выходила замуж уже немолодая и обремененная детьми женщина. Вероятно, экономический фактор играл не последнюю роль в решении судьбы Фатмы. По данным, полученным от дочери Фатмы, только ей мать выделила из своего стада 100 голов мелкого рогатого скота, подарила 20 плодоносящих пальм.