Острова архипелага Сокотра (экспедиции 1974-2010 гг.) — страница 78 из 97

Прошло время, и в один из вечеров Аллаха забрели те двое мужчин как-то в его дом, а он ничего о них не знал. Принял он их хорошо, как положено. После ужина расположились взрослые мужчины отдыхать во дворе, а детишки с матерью остались в доме. Когда настала полночь, один из тех двух мужчин посмотрел вверх, на луну. И тут вспомнил он историю, которая когда-то произошла с ними, и молвил: «A-а! Я вспомнил кое-что, что я вам сейчас расскажу». Да и рассказал он то, что приключилось с ним и его другом, как убили они ту женщину ни за что ни про что.

Когда дошел он до пересказа того стиха, с которым бедная женщина обратилась к луне, хозяин дома услышал имя своей матери и понял смысл стиха о женщине, которую убили – то была его мать! Тут он спросил рассказчика: «А кто там был с тобой?». И мужчина ответил: «Вот этот мой друг и был».

Когда человек услышал это, он вошел в дом, взял там саблю и зарубил их обоих.

В этой легенде сакральное значение луны, которая позволяет человеку осуществить справедливое возмездие, очевидно[30]. Мной были обнаружены и некоторые другие подобные сюжеты, где луне отводится аналогичная роль.

С 90-х годов, как уже говорилось, религиозная ситуация на острове стала меняться, он подвергся активной исламизации усилиями арабских учителей и проповедников. Многие старые обычаи и верования стали уходить в прошлое, их порицают как следы куфра – безбожия. В результате расшифровки старинных ритуальных, обрядовых и фольклорных прозаических и стихотворных текстов, собранных мной в 70– 80-х годах, мне удалось также выявить сохранявшиеся до тех пор следы культа предков, родовых божеств, почитания духа мертвых, а также культа животных (см.: Наумкин, Порхомовский, 1981: 31–50). Как отмечалось в моих предыдущих публикациях, особенно важно в этом отношении то, что в сокотрийском языке сохранилось архаичное слово qaninhin как синоним Бога (Аллаха), аналоги которому можно найти лишь у родственных сокотрийцам жителей континента, говорящих на других живых южноаравийских языках. Вера в существование сонма сверхъестественных существ, чаще всего враждебных человеку, составляла в то время неотъемлемую часть сокотрийской культуры и, по-видимому, не совсем изжита и сейчас. Особое место среди духов, джиннов и прочих мифических созданий занимают существа женского рода.

В результате изучения обширного пласта фольклора и полевых исследований верований сокотрийцев было установлено, что именно за женщиной в первую очередь признавалась способность обладания сверхъестественной, колдовской силой. Объяснение этому следует искать, конечно, в особенностях уклада жизни сокотрийцев на ранних ступенях их истории. Полностью реконструировать их невозможно, но в предыдущих главах мы отмечали важную роль женщины в хозяйственной и общественной жизни острова. Не отразился ли в этих верованиях и произведениях фольклора тот этап в развитии сокотрийского общества, когда в процессе утверждения патриархального строя мужчина, как бы возвышая себя, приписывал все дурное женщине? Убедительной иллюстрацией может служить образ гиннии (т. е. женщины-джинна), одно упоминание о которой еще относительно недавно, во всяком случае, во время моих приездов на остров в 70-е годы, способно было вызвать суеверный ужас у любого сокотрийца, особенно в вечерние и ночные часы.

Сокотрийцы считают, что гинния может нанести ущерб здоровью человека, вызвать его болезнь, смерть. Информант Яхья из селения ‘Агемено рассказывал, что, еще будучи молодым, он встретил гиннию в белой одежде («как это обычно бывает»), с белым лицом; она вышла к нему, когда он шел по горам, из-за дерева, за которым пряталась. Яхье удалось спастись бегством, но гинния успела коснуться его рукой. Когда юноша прибежал домой, он почувствовал зубную боль, и вскоре у него разом выпали все зубы.

У Яхьи действительно не было ни одного зуба. Скорее всего, он потерял зубы вследствие заболевания, а шок, вызванный встречей с незнакомкой в белом, способствовал этому. Не исключено, что он лишь потом, «задним числом», нашел объяснение потере зубов, вспомнив о встрече, которая в тот день, может быть, и не произвела на него такое сильное впечатление.

В любом случае вера в существование гинний у сокотрийцев была неистребима: приходилось видеть, как вполне современные молодые люди, сидя у костра вечером, бледнели при одном только упоминании о том, что поблизости может появиться гинния.

‘Иса ‘Амер Ахмед Да‘рьхи поведал мне еще об одном аналогичном существе:


«Есть такая гинния, которая называется “на железном гвозде” (мисмар). Издалека она выглядит как обычная женщина, так что, если увидишь ее, ничего дурного не подумаешь, а когда подойдешь поближе, поймешь, кто это, разглядев ее ногу. Нога-то у нее всего одна и похожа на большой железный гвоздь. И убежишь в страхе.

А она начнет прыгать за тобой на своем гвозде. Добежишь до одного места, а она уже там, перепрыгнешь в другое место – и там она, и так везде – не даст она тебе уйти от нее. Так что лучше с ней не встречаться».

О встрече с гиннией рассказал и Али Юсуф Ахмед из селения Аду-на, погонщик верблюдов, которых мы арендовали для походов в горы.

«Когда я был маленьким, искал я как-то козу Она куда-то запропастилась, родители послали меня искать ее, я и бродил целый день, везде смотрел – на каждой горке, за каждым валуном, только никак не мог ее найти. Вдруг выходит ко мне из пещеры незнакомая женщина и спрашивает: “Куда это ты направляешься?” Я говорю: “Козу нашу ищу: потерялась она”. А женщина говорит: “Не вовремя ты ищешь. Все люди давно приготовили еду и пообедали, в такое время нечего тут искать, уж вечер близок, все люди дома, а ты ищешь. Ни к чему это”. Сказала и опять повторяет: “Много ли может человек найти в такое время дня? Никто сейчас не выходит из дому. Да и тебе бы лучше уйти. Коза-то твоя в Бетбальхане, вот и иди туда, где коза”. Спустился я с гор, вернулся домой и рассказал отцу об этой встрече. Говорю ему: женщина сказала мне, что найду я козу там-то и там-то. Отец пошел в то место и впрямь нашел там нашу козу. А я больше не пошел: напугался гиннии».

На Абд-эль-Кури женщину, злого духа, именуют halele, а на Сокотре так называют тетю со стороны матери (на Абд-эль-Кури в этом значении используется однокоренное слово halla). Это соответствует сокотрийскому обозначению джинна, духа мужского рода, – didhe, связанному с dedo дядя по отцу, тесть. Уместно упомянуть здесь о вопросе, заданном в этой связи И. М. Дьяконовым в рецензии на нашу работу: не рассматриваются ли здесь джинны вообще как «сваты, как бы свойственники рода людского?» (Дьяконов, 1982: 209). Тогда и джинны женского рода – «сватьи»?

В сокотрийском фольклоре есть еще более зловещие женские персонажи, например пожирающая все живое колдунья, старуха Ди-Иизхамитин, о которой я уже писал в прошлых публикациях (Наумкин, 1977; Наумкин, 1985). Рассказ о злой старухе был записан мной во время первого посещения острова в 1974 г. от шейха ‘Амера Ахмеда Дарьхи.


Легенда о юноше и Ди-Йизхамитин

«Жила как-то в Рёкибе страшная Ди-Иизхамитин, и пожирала она и людей, и животных. Никто из тех, кто попадался ей на пути, не мог спастись от ее острых клыков. Люди постепенно

покидали эти места, уходили в глубь острова в страхе перед людоедкой, и вскоре тут почти не осталось ни людей, ни животных – кого сожрала проклятая старуха, а кто перебрался в другие места.

У одного человека из Мере был сын. Как-то чужак зарезал его корову и быка и подарил ему за это хорошее пастбище недалеко от Рёкиба, в седловине. Отец дал сыну шесть коров, и стал юноша их пасти. Только вскоре прибежал он в страхе к отцу и говорит:

– Слышал я, что в Рёкибе, близ Феримхима, живет страшная Иизхамитин, которая пожирает все живое, что встретится ей на пути. Сдается мне, что сегодня я слышал вдали ее вой.

Сказал тогда отец сыну:

– Пойди к Дихекё, наверняка он придумает что-нибудь.

Отправился сын к Дихекё. Рассказал ему все и попросил совета.

Говорит ему Дихекё:

– Завтра отелится твоя рыжая корова. Возьми тогда корову, которая зовется Ябан, и пусть она вместе с рыжей кормит своего телка, чтобы вырос он здоровым и сильным быком. Точи ему рога каждый день, чтобы стали они длинными и острыми. Пусть сосет двух маток, пока не вырастет. А как вырастет, пойди в Магдуб, что в Феримхиме, и наломай сучьев дерева серихин ди-бирехетин. Залезь на крышу, обложи себя теми сучьями и сиди, с места не вставай, кто бы к тебе ни пришел. Скажет тебе кто-нибудь слово, повтори его, а потом уже отвечай.

На заре отвяжи быка и напусти на того, кто в эту пору придет к тебе. Когда же бык его прикончит, приглядись: если на том месте, где лежит мертвый, появится живое существо, убей его.

Отелилась рыжая корова. Пустил юноша телка сосать двух маток, и телок превратился вскоре в сильного быка. Отвел юноша быка на крышу, привязал, а сам сел на то место, которое загодя выложил сучьями дерева серихин ди-бирехетин, и приготовился коротать здесь вечер и ночь.

Вдруг откуда-то появилась девушка. Подошла к дому, запела сладким голосом:

– О-о, какие молодые мы с тобой, мы здесь вдвоем, давай соединимся.

Юноша отвечает:

– О-о, какие молодые мы с тобой, мы здесь вдвоем, давай соединимся.

А сам ни с места. Девушка ему говорит:

– Спустись вниз, братец, уж очень хочется мне быть с тобой, да поможет мне Аллах.

– Болен я, – говорит юноша, – не могу спуститься.

Стала тогда девушка ходить вокруг дома. И так норовит войти в дом, и этак пробует, то со стороны моря, то со стороны гор, никак не войдет. Опять принялась уговаривать юношу спуститься вниз – не спускается. Так и ушла ни с чем.

Вдруг откуда-то появилась женщина. Подошла и запела:

– A-а, вдвоем мы тут с тобой, давай соединимся.

Юноша отвечает: