пгалбы, когда все присутствующие после каждой фразы заклинания хором произносили aminal (Аминь!). Совершенно очевидно, что когда-то это был древний языческий обряд, на который наслоилось, возможно, сначала христианское, а затем и мусульманское влияние. Не случайно один из сопровождавших нас сокотрийцев, недавно основательно познакомившийся с исламом, презрительно назвал это действо ширком, т. е. многобожием, против которого, как известно, резко выступает ислам.
Среди образцов талбы, записанных автором в племени бени малек, два были уникальны еще в одном отношении: в них явно восславлялось Солнце. Являются ли эти заклинания реминисценцией поклонения Солнцу, некогда существовавшего на острове (наряду с поклонением луне)? Если сопоставить это предположение с другими, хотя и немногочисленными, свидетельствами, в частности, вспомнить об особой роли рассвета и заката во многих обычаях и ритуалах, а также многочисленные термины, относящиеся к солнечному свету, рассвету, учесть ориентацию древних погребений по оси восток – запад и прочее, то все это оказывается не лишенным смысла. Вот перевод одного из таких заклинаний:
Прости меня, Господи,
За эти две козы, Господи,
Пошли мне дождь легкий, который не принесет мне вреда, Господи,
За этих двух коз, Господи,
Воздай мне дождем, Господи,
И даруй мне свою помощь, Господи.
Я прошу тебя, Господи,
Прошу и молю, Господи,
В этот прекрасный час, Господи,
Сохрани этого человека, Господи.
Ты одарил меня этим козленком, Господи.
Сними с нас грех, Господи,
В этот прекрасный час, Господи.
Сохрани оставшихся в живых коз, Господи.
Сохрани тех пестрых, которые остались, Господи.
И пусть да не приблизится к ним чужой, Господи,
В этот прекрасный час, Господи.
Родоплеменные сокотрийские поэты часто, как и во времена арабской джахилийи знаменитые авторы му‘аллакат, устраивают поэтические состязания. Вот пример типичного краткого диалога двух поэтов на диалекте арабского:
sekhi: ṣouba‘ al ihoz gibāl
nār b-yiddu al iluf yedd
we lesen išta‘alk
egobazank qahra
ṣouba‘: qahra be-yadd allā
u-be-rās al-ḥakima
wa hat al sulṭān er-rūm
‘an t-seki asalak.
секхи: соуба‘ не сотрясает горы,
огонь в-его-руке не держится.
языком горишь —
я подавлю тебя силой.
соуба‘: сила в руке аллаха
и в мудрой голове
и ты не султан рума
из секхи твой род.
Текст был записан мной от Али Абдаллы Ригдхи. Здесь пикируются двое: один по кличке Секхи, т. е. из племени секхо и одноименного селения, другой по кличке Соуба‘ (сопоставимо с араб. subä‘ палец). Секхи издевается над соперником, стремясь противопоставить ему себя, как и положено в подобных случаях: соперник неспособен сотрясти горы (а сам он, видимо, способен) и огня добыть не может (напомним, что традиционно огонь добывали путем трения палочек, для чего требуются немалые усилия и умение), а может лишь болтать языком и размахивать руками (что обычно делают при исполнении стихов), которые-де вот-вот загорятся от быстрого движения. Секхи хвастается, что может своей силой полностью подавить противника.
В этом шутливом состязании, где превосходства над соперником можно добиться не только размахом поношения, острой иронией и беззастенчивым хвастовством, но и необычностью полемического приема, ловкостью, с которой опровергаются наскоки соперника, и юмором. В данном случае Соуба‘, в свою очередь, не хвастается силой или способностью сотрясать горы, а говорит, что подлинной силой обладает лишь Аллах, что сила человека заключается в его уме, и, стремясь умерить похвальбу соперника, добавляет, что тот не султан Рума, т. е. Византии (символ могущества), а всего лишь бедуин из племени секхо.
Поразительно, что немало сюжетов, героев и целых произведений сокотрийского фольклора, в том числе мифов, легенд, сказаний, зафиксированных мной на острове, обнаруживаются в том или ином виде среди текстов, записанных в начале XX века Д.Х. Мюллером от сокотрийского информанта (упомянутая выше экспедиция Венской академии наук). Сравнение также показывает, что фактически лексический состав сокотрийского языка сохранился почти неизменным на протяжении более чем столетия, что лишь подтверждает наш вывод об уникальной архаичности этого языка. К сожалению, мы ничего не знаем о происхождении информанта, с которым работал Мюллер, поэтому не можем судить о том, были ли данные произведения и сюжеты распространены на всем острове или же они характерны только для определенного родоплеменного ареала, с единой культурой и устной традицией, отличающими его от соседних областей острова. В любом случае, удивительно, что эта традиция на протяжении длительного времени успешно транслируется из поколения в поколение из уст в уста, не будучи поддержана письменной фиксацией.
Поэтические и певческие таланты сокотрийцев, к сожалению, совсем неизвестны за пределами острова. Удивительно, что в труднейших условиях борьбы за существование, многовековой изоляции, бедности, природных катаклизмов вроде страшных засух, народ острова берег и развивал свою замечательную культуру, поэзию, песни, в которых он шутит и смеется, грустит и радуется, всегда проявлял выдержку и терпение, гордился собой, что люди сохраняли доброжелательность и уважение друг к другу, проявляли извечное миролюбие и готовность к взаимопомощи.
Глава десятаяОстров ‘Абд-эль-Кури
Во время полевого сезона 1985 г. мне удалось совершить поездку на второй по размеру остров Сокотрийского архипелага – Абд-эль-Кури (илл. 1). Попасть на этот остров, казалось, еще более изолированный от материка, чем Сокотра, было моей давней мечтой. Особый интерес представляло то, что его жители, как я слышал, несмотря на свою малочисленность, говорили на таком диалекте сокотрийского языка, который довольно далеко отстоял от диалектов обитателей Сокотры. В 1967 г. на Абд-эль-Кури проживал 151 подданный султана Исы бен Афрара; во время полевого сезона 1985 г. я насчитал здесь 224 жителя, а в 2000 г. число их составило уже 371–186 мужчин и 185 женщин. Тогда же на третьем населенном острове архипелага, Самхе, постоянно жили 139 человек: мужчин – 81 и женщин – 58 (Miller, Morris, 2002: 13).
Природа острова чрезвычайно скупа. Растительный покров скуден, и что больше всего осложняет жизнь островитян, здесь почти нет источников пресной воды. В колодцах, которыми пользовались во время нашей поездки местные жители, вода была сильно засолена, мне с непривычки пить ее было очень трудно, казалось, что она не утоляет жажду, и даже чай с сахаром здесь имел соленый вкус (илл. 2).
Илл. 1. Карта Абд-эль-Кури по Доу (на 1970 г.), на которой помечены селения и колодцы
Илл. 2. Вид на Абд-эль-Кури с российского военного корабля в 1985 г.
Тем не менее, и люди, и мелкий рогатый скот, которого, правда, на острове было немного, привыкли к этой воде и жили здесь, видимо, с давних пор, о чем, в частности, говорит существование абдэльку-рийского диалекта сокотрийского языка. Он не восходит ни к одному из говоров, распространенных на Сокотре, на Абд-эль-Кури не было массового переселения какого-либо сокотрийского племени, население не гомогенно в этническом отношении, а сложилось от смешения различных элементов, включая и хадрамаутский.
Все население Абд-эль-Кури занималось рыболовством и было сосредоточено на северной и южной прибрежных полосах в восьми селениях: Бир аль-Агюз, Бейт-Иса, Хейма, Алийя, Хейсат-Салех, Ат-Тавахи, Серьхон, Минзабетен. Обращало на себя внимание то, что некоторые населенные пункты, известные за пределами острова под арабскими названиями, параллельно носили и местные: Бир аль-Агюз (по-арабски букв, «колодец старика») – Чахал; Бейт-Иса («дом Исы или племя Исы») – Гёрид; Алийя («высокая») – Касрир; Хейсат-Салех (залив Салеха) – Чекер (Д’Шекер); Ат-Тавахи (порт) – Хамир-Аферё.
Рыболовством на острове были заняты исключительно мужчины. Они добывали рыбу в количестве, достаточном для обеспечения пропитания своих семей и продажи части ее в Хадрамауте. В Хадрамаут на больших лодках типа уарра вывозили в основном сушеную акулу и вяленую королевскую макрель (араб, дайрак). На вырученные деньги закупали все необходимое: рис, муку, чай, соль, домашнюю утварь, одежду и т. п. С развитием системы снабжения на Сокотре жители Абд-эль-Кури стали закупать продукты в основном там.
Основные средства производства рыбаков – лодки, моторы, снасти – составляли частную собственность семей или групп семей. Главные виды снастей: ставные сети; «сети– з аки душки» (sabak); переметы (sakka); «морды» (плетеные ловушки), называемые qarqūr.
Абдэлькурийцы, в отличие от жителей континента и сокотрийцев, употребляли в пищу и мясо морской черепахи. Видимо, это в какой-то мере компенсировало тогда недостаток белков в их рационе. Мой информант Ахмед Саид рассказал, что черепаха попадается иногда в плетеную ловушку («морду»). Это считалось большой удачей; пойманную черепаху называли gadiho, т. е. «нежданный дар»; ее мясо делили на всех членов семьи, и этого хватало, чтобы каждый мог насытиться. Черепаху ловили и на крючок. А в весенний сезон, когда она выползает на берег, чтобы отложить яйца и зарыть их в песок, рыбаки выслеживали ее и выкапывали яйца, которые употребляли в пищу. Лакомством считались и яйца, извлеченные из убитой черепахи.
Дополнительным средством существования местных жителей было скотоводство. Они разводили коз, реже – овец. Из-за скудости кормовой базы количество мелкого рогатого скота было невелико; в среднем на семью приходилось около 15 голов. В отличие от Сокотры, пастбища здесь считались общей собственностью всех островитян, каждый пас своих животных где ему вздумается. За животными ухаживали женщины, они же приносили воду, хворост, готовили пищу, заботились о детях.