Колодец действовал в Бир аль-Агюзе и во время моей работы на острове. Он не изменился, глубина залегания воды была непостоянна, но пресной назвать ее никак было нельзя. По отзывам островитян, в отдельные периоды в прошлом вода была лучше, но в целом на их памяти она всегда солоновата.
Экспедиция во главе с Доу осмотрела и само селение, лежащее к югу от колодца. Некоторые жилища в нем были построены из материалов, подобранных после крушения судна «Эршир», но по форме они точно такие же, как и хижины в других селениях острова. Другие дома сложены из необработанных блоков коралловых рифов; они состояли из двух комнат и переднего двора. Эти строения напоминали тип жилища острова Халланийя (Куриа-Муриа). Они расположены в вади, русло которого прорезает западный край поднятого берега, пещеры и расщелины в нем использовались как укрытие для людей, а также как помещения для складов и укрытия для коз.
На вершине высокого берега, на расстоянии примерно 180 м к западу от этого селения и англичане, и мы увидели длинную (90 м) линию (азимут 108°). Она в оригинале, видимо, была выложена пирамидками или трилитами из мелких обломков коралловых рифов (как в пустыне Руб-эль-Хали, от центра на восток к оазису Бурайми, по наблюдению Доу): за 18 м до конца этой линии находился круг из гладких валунов диаметром около 4,5 м.
Поездки английской экспедиции в другие части Абд-эль-Кури, в частности в селение Хейсат-Салех, расположенное на южном песчаном берегу и имеющее хороший колодец (обшитый досками с потерпевшего крушение судна) и старое кладбище, не дали, по заключению членов экспедиции, никаких новых свидетельств более раннего заселения острова.
Остается надеяться, что когда-нибудь нашей экспедиции удастся провести полноценные исследования археологических памятников Абд-эль-Кури.
Заключение
Проводившиеся автором в течение трех с половиной десятилетий исследования традиционной хозяйственной деятельности, социальной организации, археологических памятников, этногенеза, обрядов и обычаев, фольклора жителей островов архипелага Сокотра, представляющих собой особую этническую группу населения Йемена, позволяют сделать вывод о древнем происхождении их культуры, и сегодня сохраняющей немало черт от прошлых исторических эпох. Это объясняется тем, что население острова, особенно его горных районов, на протяжении многих веков было фактически изолировано от внешнего мира, контакты с которым оставались минимальными.
Сделанные экспедицией Института востоковедения РАН археологические открытия, показывающие, что первобытный человек появился здесь в эпоху олдована, т. е. не позднее 1,4 млн. лет назад, опровергают вывод наших британских предшественников, ошибочно утверждавших, что на Сокотре «не было обнаружено никаких свидетельств доисторического заселения острова, таких, как камни, кремневые или обсидиановые артефакты» (Doe, 1970: 151). Вполне вероятно, что в ту эпоху первобытные люди могли перебраться на Сокотру, соединенную с Африканским континентом грядой островков, из Восточной Африки. Но после того, как эти островки окончательно ушли под воду, люди, уничтожив животных, мясом которых они могли питаться, как можно предполагать, погибли.
Предки современных сокотрийцев сюда приплыли с Аравийского полуострова в историческую эпоху. Они были частью древнего коренного населения центральной части Южной Аравии, от которого помимо их самих отпочковались также предки современных махрийцев и дофарцев. Для того чтобы хотя бы примерно определить время выделения сокотрийского языка из его исконного состояния, когда его носители говорили с махрийцами и дофарцами на одном праюжно-аравийском, обратимся к результатам лингвистического подсчета хронологии разделения семитской языковой семьи, сделанного с учетом собранных нами сокотрийских материалов.
Согласно гипотезе А. Ю. Милитарева, прасемитский язык – предок всех семитских языков – разделился на диалекты в V тысячелетии до н. э. Этих диалектов было три: 1) предок ассиро-вавилонского, или аккадского, языка; 2) предок большинства известных семитских: аморейского, ханаанейских (еврейский, финикийский и др.), арамейского, арабского, сабейского, семитских языков Эфиопии; 3) предок нескольких современных «реликтовых» языков Южной Аравии и Сокотры: махри, харсуси с джиббали-шахри и сокотри. Последние, таким образом, составляют особую, «южносемитскую», по терминологии автора этой гипотезы, ветвь семьи, противопоставленную «северносемитской» (аккадской) и «центрально-семитской» ветвям. Именно выделение южносемитской ветви и возведение предка современных южноаравийских языков непосредственно к прасемитскому уровню (без промежуточных степеней родства с другими семитскими языками) и составило новизну гипотезы, подкрепленной убедительным лингвистическим материалом. Она объясняет поразительную архаичность сокотрийского языка и его ближайших родичей, проявляющуюся и в фонетике, и в грамматике, и, что особенно интересно, в лексике. Показательно, что сравнение собранных нами материалов по языку островитян с теми, что были зафиксированы экспедицией Венской академии наук в начале XX века, показывает неизменность в целом словарного состава и бытование одних и тех же мифов, легенд, стихов, сказаний в сокотрийском фольклоре на протяжении более чем столетия.
По этой же гипотезе, сокотрийский язык отделился от общего южносемитского ствола где-то в первой половине I тысячелетия до н. э. Соответственно, этот срок – наиболее вероятная временная граница переселения носителей сокотрийского языка из Южной Аравии на Сокотру. Разделение оставшихся южноаравийских языков между собой (т. е. махри и близкого к нему харсуси с джиббали-шахри) приходится на гораздо более поздний период.
Таким образом, отделение сокотрийского от южносемитского языкового ствола и соответственно оформление группы племен – его носителей в самостоятельную, обособленную общность приходится на время, которое для этого региона было эпохой перемен. Примерно к той эпохе относится окончательное становление южноаравийской государственности, видимо, появляется письменность, мигранты с юга Аравии осваивают Эфиопию. Тогда жители Южной Аравии уже были знакомы с мореплаванием, и носители сокотрийского языка могли переселиться на остров.
Данные исследований по физической антропологии показывают, в частности, довольно большую близость по ряду антропологических признаков сокотрийцев и некоторых народов Индии, преимущественно дравидов. Однако, по данным обобщающего изучения южноаравийского материала, проведенного Г. Л. Хить, исходный для сокотрийцев – переднеазиатский европеоидный комплекс, признаки которого максимально выражены у горцев, тогда как в чертах жителей прибрежных районов больше отмечается индо-австралоидная примесь. У материковых же йеменцев (особенно у жителей Хадрамаута и Адена) индо-австралоидный компонент намного больше, чем у сокотрийцев; следовательно, этот антропологический комплекс распространялся, видимо, в прибрежных районах. Проблему контактов древних южно-аравийцев с индо-австралоидами еще предстоит в будущем решить. Палеоантропологические исследования, при всей недостаточности доступного для анализа материала, показывают антропологическую близость средневекового населения Сокотры к древним средиземноморцам Переднего Востока.
Носители сокотрийского языка были выходцами с материка. Они заселили Сокотру либо в начале I тысячелетия до н. э. (и тогда их исход, который в данном случае должен был быть массовым, возможно, и послужил причиной окончательного отпочкования их языка), либо чуть позднее. Ко времени расцвета хадрамаутского государства Сокотра, вероятно, была под его контролем, хотя и поверхностным, о чем говорит отсутствие на острове (за исключением одной пещеры) надписей, а также каких-либо следов языкового влияния. Можно предположить, что на Сокотре (так же как, вероятнее всего, и в весьма изолированных и труднодоступных районах Махры и Дофара) существовала своего рода периферийная культура, лишь в незначительной степени подвергшаяся влиянию древних южноаравийских государств (в первую очередь, Хадрамаута).
В то же время остров был, вероятно, весьма важен для хадрамаутской экономики. Особые климатические условия, широко и всесторонне используемые сохранившиеся и сегодня деревья, дающие благовонные смолы, и деревья «драконовой крови», древние каменные межи, тянущиеся на многие километры, которые, скорее всего, в далеком прошлом обозначали границы между плантациями этих деревьев, – все это говорит о том, что в эпоху огромного спроса на ладан, мирру, алоэ и камедь драцены этот вид хозяйственной деятельности на острове определял его лицо. Д. Брайан Доу, оценивший размах древнего строительства на Сокотре, с учетом значения благовоний для экономики той эпохи сделал вытекавшее из этого предположение, что первыми поселенцами на острове с материка были «люди, культивировавшие благовонные деревья».
Конечно, эту гипотезу нельзя считать доказанной и трудно сказать, что именно собиратели благовонных смол и были первыми поселенцами Сокотры. Кроме того, сомнительно, чтобы экономическая экспансия (вроде той, о которой гласит известная легенда про греков, польстившихся на сокотрийское алоэ) стала мотивом переселения. Оно, по моему убеждению, могло быть вызвано другими причинами, а когда и при каких обстоятельствах здесь начали возделывать благовонные деревья и алоэ, еще предстоит выяснить.
Но, отбросив как недоказанный тезис о «кооперативном хозяйстве» и «сезонных рабочих», выделим весьма важное, на мой взгляд, предположение о жреческом, или храмовом, хозяйстве. На континенте такое хозяйство было развито, о чем, в частности, свидетельствуют и результаты раскопок археологов нашей экспедиции на городище Райбун в Хадрамауте (VII в. до н. э. – I в. н. э.). Похожих объектов на Сокотре пока не обнаружено, однако в этом отношении представляют интерес пока еще неизученные остатки мегалитических сооружений в различных районах острова, для возведения которых, особенно во внутренних, горных районах острова, несомненно, требовались огромные трудовые затраты. Непросто датируются и погребения под большими каменными саркофагами – дольменами, в основном разграбленные, также обнаруженные нами в различных частях острова. Надеюсь, что наши будущие археологические изыскания, если нам удастся их продолжить, помогут датировать эту культуру более определенно.