— Хорошо. Мне тоже что-то не очень весело. А где моя койка?
— Бери лампу.
Я накрыл капитана одеялом. Поправил подушку.
Свет скользнул по стенам, картинам, модели корабля.
Скрипнули петли двери. Еще одна большая комната, заставленная койками с одинаковыми одеялами. Я взглянул на Рику.
— Это помещение для пострадавших, — сказала она. — А вот это моя комната. А рядом — твоя. Зайдем.
Она потянула ручку. Я поднял лампу и увидел небольшую комнатушку с окном на океан. Стол. Шкаф. Деревянная кровать у стены, мой саквояж на столе.
— Спокойной ночи, да? — спросил я девочку.
— Я, наверно, сегодня не засну, — ответила она.
— Ну вот еще, «не засну»… Послушай-ка, хочешь, я тебе что-нибудь подарю? На память, — сказал я и, подойдя к столу, открыл саквояж.
В одном из его отделений лежала небольшая, но очень красивая раковина каури. Несколько лет назад мне довелось побывать на вулканическом острове Реюньон, и я нашел ее там, на пустынном, каменистом берегу. Протянул раковину Рике:
— Держи.
— Ой, какая она блестящая! — сказала Рика, внимательно разглядывая раковинку, и приложила ее к уху. Прислушалась. Снова принялась разглядывать, сказала удивленно: — Где-то я такую видела, а где — не помню. Или мне кажется так? Проводи меня и посиди со мной, а?
Ее комната была еще меньше, чем моя. Рика нырнула под одеяло, а я сел на край кровати. Ветер стихал. Черные тучи лопнули, расползлись, как старая гнилая материя, показались звезды и луна. В комнате уютно стрекотал сверчок, пахло керосиновым теплом и пряными сухими травами.
Послышались чьи-то шаги… Под окном заскрипел гравий. Кто это? Рика встрепенулась, глянула в темное стекло, натянула одеяло на плечи. Сказала, понизив голос:
— Это мальчик с котенком.
— Какой еще мальчик… с котенком?
— Ну тот. Из океана.
— Спи, глупышка, о чем ты?
— Он часто ходит под окнами дома. Подойдет, привстанет и заглядывает в комнату. Хо-лодный такой, за-амерзший… И котика на руках держит, — спокойно проговорила Рика и зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Он всегда после шторма… А после сильной бури они тут все толпами ходят… Все погибшие. И тогда капитан и Джо крепко-крепко запирают двери. Капитан мне говорил, что и жена его ходит. Вся голубая-голубая. И волосы у нее до земли. Отросли за эти годы, но только не черные, как были, а зеленые, словно водоросли. Ну, иди спи.
— Спокойной ночи, Рика.
Неспокойная была ночь. Стонал капитан Френсис, пытался подняться и куда-то уйти. Я успокаивал его, давал пить и поправлял одеяло, которое он сбрасывал на пол. Ветер то утихал, то вновь пытался набрать силы и налетал с океана. Он ударялся в стены, с тонким, щенячьим попискиванием сочился под двери и через стыки не промазанных замазкой оконных стекол. Тучи неслись по небу, и луна то исчезала, то вновь начинала светить ярким, судорожным светом. Кто-то бродил под окнами. Я натягивал одеяло на голову и старался дышать ровно, неторопливо, стискивал веки, но сон не шел. Бедный мальчик с котенком… Ему там холодно! Все ходит и ходит под окнами дома, прижимает к груди мокрого, замерзшего котишку. Пустить его, что ли, в дом, пускай обогреется?.. Кажется, я вставал, отдернув штору, глядел в окно и совершенно явственно видел худого, вихрастого мальчика с рыжим котенком в руках, голубую женщину с зелеными, до земли, волосами. Видел, как вела она мальчишку лет восьми, а тот жался к ней и смотрел на меня своими большущими строгими глазами. А за женщиной протопал, оставляя на песке глубокие следы, высокий мужчина в камзоле с золотыми пуговицами и треуголке. Скуластый, с жестким взглядом прищуренных глаз, он шел и глядел в сторону океана.
Вроде бы я даже постучал в стекло: «Эй, моряк!» И тот повернулся, кивнул мне. И прошел мимо, а волны набежали на песок и всосались в его следы, а потом отхлынули, и следы исчезли. И многие другие где-то и когда-то погибшие моряки шли вдоль по берегу. И одиночки, и группками. Шли легкие, невесомые, прозрачные, будто из стекла или тумана. Сколько их! Я прижимался лбом к стеклу и вглядывался в лица, пытаясь найти знакомые черты: три года назад погиб в океане мой приятель Валя Комков. Может, и он бредет мимо дома, в котором я ночую?
Посреди ночи из комнаты Рики послышался крик. Я открыл глаза. Вытер лоб. Фу, приснилось же!.. Кто-то кричал или мне показалось? Завернувшись в одеяло, я пошел в комнату Рики.
Девочка сидела на постели. В лунном свете лицо ее казалось необыкновенно белым, ярко и четко выделялись широко раскрытые, полные ужаса глаза. Увидев меня, она рванулась, протянула руки.
— Что с тобой, малышка?
Она вся дрожала.
— Приснилось что-нибудь, да? Вот и мне…
— Ра-аковинка, — испуганно проговорила она. — Я вспомнила или мне приснилось?
— Что ты вспомнила?
— Нет-нет… Ничего.
Она заплакала. Я сидел рядом. Потом услышал, как она облегченно вздохнула и стихла. И я ушел к себе.
Ржание лошади. Смех. Чьи-то голоса. Топот ног. Я открыл глаза. В распахнутое окно упруго вливался морской воздух, шевелил занавески. Ярко светило солнце. Шмель летал по комнате и туго гудел, как маленький самолет. Потянулся за часами: уже восьмой час? Проспал такое утро? А как-то мой капитан Френсис? Рика… Что она вспомнила? Мальчик с котенком… Я его видел совершенно отчетливо: коротенькая курточка, руки, вылезшие из рукавов. Если бы у меня был сын, он бы тоже, наверно, любил природу, животных, птиц, котят. Я б воспитал его добрым и смелым. Я рассказывал бы ему про далекие страны, про то, какая зеленая-презеленая вода в Индийском океане, и про Малай-базар в Сингапуре. А если бы девочка, она была бы такой, как Рика. Я бы сам укладывал ее спать, рассказывал ей всякие морские были-небылицы, собирал на далеких островах красивые ракушки, делал из них ожерелья и дарил бы Рике или Катеньке, Анечке…
— Док. Завтракать! — загремел из соседней комнаты толстяк Джо. — Ты проснулся? К тебе можно?
— Входите.
Под мощным ударом ладони дверь распахнулась, и вошел краснолицый, сияющий, пахнущий морем и жареной рыбой Джо. Он опустился на стул, который чуть не рассыпался под ним, и потянул из прожженного кармана рубахи недокуренную сигару. Разжег ее. Задымил. Скрестил на необъятной груди мускулистые ручищи и весело заговорил:
— Все в порядке на рудовозе «Король Георг Четвертый»! Выкарабкались. Не сожрал их океан! Никто не погиб, и с «Сириусом» я переговаривался — спрашивали, как дела. Не стал я тебя тормошить, сказал, что все о’кей! Привет до нового радиосеанса.
— Как капитан?
— Ха! Капитан уже поднялся. Говорит, все у него заросло.
— Что?! Я вот ему поднимусь! Капитан! Немедленно в постель! — закричал я, втаптывая ногу в ботинок. — А, Рика, здравствуй!
— Доброе утро. Идите завтракать. — Девочка заглянула в комнату. Лицо у нее было бледным, под глазами синева. — Все готово.
— Послушай, что с тобой? — спросил ее толстяк Джо и, схватив за руку, потянул к себе. Рика уткнулась ему лицом в шею. — Девочка ты моя. Тебе нездоровится? Доктор, поглядите, может, заболела? Ведь она сегодня еще ни разу не улыбнулась.
— Пусти, — сказала Рика и, вырвавшись из его рук, метнулась из комнаты.
А капитан действительно уже поднялся. Когда я выглянул из комнаты, Френсис вошел в дом. Он опирался на трость и шагал очень медленно и осторожно, но лицо его сияло от счастья.
— Черт бы вас побрал, капитан! — сказал я. — Хотите, чтобы швы разошлись?
— Ложусь, док, ложусь, — смиренно пробормотал капитан и осторожно опустился на койку. — Спасибо тебе, дружище. Это по-морскому, по-братски — прийти вот так, на сигнал бедствия…
— Оставьте, капитан. Ложитесь. Вот так. Дайте-ка я погляжу, как шов…
— Не люблю болтать, док. Да-да, я больше люблю молчать, но сейчас мне хочется говорить добрые слова. Сегодня я открыл глаза и подумал: «Жив!» Солнце светило в окно, трава шуршала, волны гремели, чайки кричали. Я жив! И знаете, о чем я подумал? Вот вы помогли мне в невероятно трудную для меня минуту, и я… А что теперь должен сделать я? Я должен нести людям еще больше добра, чем нес и давал раньше. Ведь это так важно — отозваться на зов терпящего бедствие. И клянусь вам…
— Капитан! Не думал, что вы можете произнести столько слов за один прием.
Толстяк Джо засмеялся, вытащил бутылку из заднего кармана отвислых брюк и протянул мне, но я отстранил его руку. И тогда Джо сказал:
— Капитан, мы пойдем набьем трюма́, а потом я возьму трубу и сыграю! В честь твоего выздоровления. В честь экипажа рудовоза, выдержавшего схватку со штормом. В честь синего неба, солнца и шороха трав!
Завтракали втроем. Алекс и Фернандо отправились в объезд острова, а второй радист спал после ночной вахты.
В просторной кухне на полках стояла разная утварь, висели медные, начищенные до жаркого блеска кастрюли и кастрюльки. В большой печи гудел огонь. Было жарко, Рика распахнула окно и дверь. Теплый, пахнущий морскими водорослями воздух прокатывался по кухне. В окно был виден все еще неспокойный океан, чайки, сидящие на берегу, а в открытую дверь — желтые холмы и зеленая трава у их подножий. Лошадь и жеребенок стояли на склоне одной из дюн, и ветер шевелил золотистую гриву лошади, а у порога кухни толпилось с десяток маленьких черных кур во главе с крупным огненно-красным петухом.
Ели жареную треску с вареной картошкой.
— Чего выпустила птиц из курятника? — спросил толстяк Джо, прямо рукой вытаскивая из сковороды самый большой кусок рыбы.
— А пускай погуляют, — сказала Рика и прикрикнула на Джо: — Опять в сковороду — с руками? Вот же вилка.
— Прости, девочка, — пробормотал Джо и облизал пальцы.
— Отец Джо! — Рика строго свела брови. — Вот же салфетка.
— Да-да, милая. — Джо схватил салфетку, вытер губы, а потом трубно сморкнулся в нее и, видя, как Рика уставилась ему в лицо, поспешно спросил: — Тебе нужно в чем-нибудь помочь?
— Когда я тебя приучу умению сидеть за столом? — сердито сказала Рика. — В приличную компанию тебя не пустишь… И вот — откуда у тебя новая дыра?