Едва вспыхнул огонь, шакалы разбежались и стали, как тени, сновать неподалеку.
Скоро мы поняли, почему они здесь собрались. На земле повсюду лежали обглоданные кости, такие огромные, что мы некоторое время оцепенело глядели на них, пока не поняли, что это кости мамонтов. Тут же валялись их исполинские черепа. Бивни из некоторых были выбиты.
Мы осмотрелись и увидали остатки потухших костров. Их уже припорошило снегом. Ясно, что здесь была стоянка первобытных людей.
Тонька нашла сломанный каменный топор. Махмут – обломок кремневого ножа, а мне не попался даже самый маленький скребок. Кое-где валялись клочья бурой шерсти, свалявшейся со снегом. Все остальное сожрали шакалы. Они обглодали до блеска кости мамонтов.
Люди... Доисторические люди... Совсем недавно они грелись здесь возле костров, пекли в золе мясо, изготовляли свои неуклюжие топоры...
Махмут тем временем что-то считал, удивленно озираясь вокруг.
– Вы посмотрите, вы только посмотрите,– сказал он,– здесь двадцать черепов мамонтов!
Действительно, повсюду белели скрученные в кольца бивни; черепа широкими пустыми глазницами смотрели в мутную даль.
– А что тут такого,– пожал худыми плечами под клетчатым одеялом Славка.– У древних людей было два желудка, значит, каждый ел за двоих...
– Да не в этом дело! – ответил Махмут.– Как они сумели убить столько мамонтов? Ведь этот череп могла бы пробить только бронебойная пуля! – Он осторожно тронул рукой острый конец тяжелого бивня.
Дядя Альберт одобрительно посмотрел на него и заметил:
– Древние люди охотились проще...
– Что я придумал,– вдруг зашептал Славка.– Ведь мы можем забрать эти бивни с собой и дома торговать слоновой костью. Я слышал, она ужас как дорого стоит.
– Ты, видно, уже успел кое-чему научиться у Зельца,– сказал я ему.
– Возьмем с собой хотя бы один бивень для исторического музея, а то там лежит какой-то обломок. Возьмем, дядя Альберт?
– Нет,– с сожалением сказал дядя Альберт и приказал нам выбросить все, что мы подобрали здесь.
Шакалы тем временем осмелели и петляли уже совсем близко от нас. Дядя Альберт взмахнул факелом, рассыпав далеко вокруг огненные брызги, шакалы с отвратительным воем шарахнулись прочь. Мы пошли обратно к кораблю.
Пока мы шли, ветер немного утих, а главное – перестала сыпаться снежная крупа.
Больше всех замерз Славка, он ежился под одеялом, кутался изо всех сил, зубы его стучали. Из натянутого на голову одеяла торчал красный от холода нос.
– П-поехали д-домой,– жалобно сказал он.– Ч-что тут ин-тересного?
– Ну что ж, домой так домой,– улыбнулся дядя Альберт.
Мы вернулись к кораблю. Обошли его кругом. О6шивка кое-где лопнула, но серьезных повреждений не было.
Славка уже хотел было вскарабкаться на корабль, как мы услышали какие-то непонятные звуки. Они долетели откуда-то из-за реки, оттуда, где высился глинистый обрыв. Под обрывом среди валунов шумела река.
Мы вздрогнули от леденящего воя. Казалось, стая каких-то невидимых волков гонится за измученным оленем. Вой переходил в визг, визг – в рев. И скоро мы услышали топот. Кто-то непомерно огромный бежал сюда, сотрясая землю. Мы попятились к кораблю, не сводя глаз со склона, спускавшегося к обрыву. И вот мы увидели. Из-за холма возник исполинский лохматый зверь, сам похожий на холм. Это был мамонт. Он бежал, размахивая хоботом, подняв длинные сверкающие бивни. А за ним катился звериный вой, от которого у меня мороз побежал по спине.
Наконец появились преследователи. Маленькие, издали казавшиеся неуклюжими, но двигавшиеся с необыкновенной быстротой... Это были люди. Настоящие пещерные люди в шкурах и с дубинами, но не безобидные, как их рисуют на картинках, а страшные в своей ярости. Мамонт бежал от них. Я никогда не думал, что этот гигант из гигантов, которому не было равных среди зверей, может в таком ужасе бежать от крошечных косматых человечков.
Обрыв был ближе и ближе, мамонт, видимо, почуял впереди опасность и немного замедлил бег, но преследователи приближались, и он снова бросился вперед. И когда мамонт увидел обрыв, было уже поздно – он не смог остановиться и рухнул вниз. Несколько раз перевернувшись в воздухе, упал на камни так, что тяжело вздрогнула земля.
Люди остановились над обрывом и некоторое время молча смотрели на поверженного гиганта. Потом окрестность огласил взрыв ликующего победного вопля, и люди, отбежав чуть дальше, где обрыв переходил в крутой склон, стали спускаться вниз, они бежали, катились кубарем, спешили к упавшему мамонту.
И когда они приблизились могучий зверь зашевелился, приподнялся на передних ногах, поднял хобот и затрубил. И в тот же миг в него со всех сторон полетели копья. Отдельные смельчаки подскакивали к нему совсем близко и били каменными топорами. В бессильной ярости мамонт размахивал хоботом, сбил двух неосторожных охотников, но остальные все бросали и бросали камни. Голова зверя упала на землю. Люди бросились к нему и начали каменными топорами отрубать хобот.
– Вернемся домой,– сказала Тонька, стягивая рукой на груди куртку.– Вернемся домой,– повторила она.
– Что поделаешь...– Дядя Альберт снял очки, и, когда он протирал их, я заметил, что руки его дрожат.– Это охота. Где-то в пещерах или на стоянке охотников ждут женщины и дети. И охотники должны вернуться с добычей, иначе племя погибнет с голоду. Это всего лишь борьба за существование.
Мы сели на корабль. И в эту минуту откуда-то появился необыкновенный зверь. Он был небольшой, намного меньше тигра, но, как видно, отличался невероятной силой. Он возник как из-под земли одним огромным прыжком. Он взлетел в воздух, словно птица, как будто вовсе ничего не весил. Вот еще прыжок, и мы увидели его страшную пасть с длинными, как ножи, изогнутыми клыками и полные неистовой ярости неподвижные глаза. Это была доисторическая саблезубая кошка, современник пещерного льва и махайрода. Приблизившись к нам, зверь замер на мгновенье, яростно метнулся его длинный хвост. Он припал к земле, готовясь к прыжку, и в этот миг щелкнул переключатель.
Нас снова тряхнуло, затрещал корабль, и мы облегченно вздохнули, увидев наш полутемный славный сарай.
Славка долго еще стучал зубами не то от страха, не то от холода.
Когда я пришел домой, возле подъезда стоял автофургон из мебельного магазина, и отец вместе с рабочими таскал к нам на четвертый этаж разобранный спальный гарнитур. Я тоже стал таскать всякую мелочь. Мама показывала, куда что ставить. У мамы от радости даже щеки сделались розовыми. Она суетилась, то и дело напоминала, чтобы несли осторожнее, чтобы не оцарапали полировку.
Я так устал за этот день, что едва доплелся до кровати и сразу уснул. Мне снился черный кот. Он держал в лапе мелок и толковал мне, что позитроны – это те же электроны, только в минусовом времени, писал какие-то формулы на черной доске. Морда его была белой от мела. Он старался вовсю, как будто я мог что-то понять. Мел крошился и сыпался на пол. Потом распахнулось окно, и в комнату ворвался холодный ветер. Раскрошенный мел превратился в снег и закружился по комнате. Кот ежился от холода, дул на лапы, но все писал и писал на доске. Наконец он закончил свои расчеты и сказал:
– Этого люди не должны знать, иначе они используют время в военных целях, что приведет к распаду жизни.
– Зачем же тогда ты мне это рассказываешь? – спросил я.
– Но ведь ты спишь,– ответил кот.
– Да, ты прав, я сплю. Сегодня был такой тяжелый день...
– Эти расчеты,– продолжал кот,– я должен где-то спрятать. И я решил спрятать их в твоей памяти, но так глубоко, что ты никогда их оттуда не достанешь.
– Почему же ты не хранишь их у себя?
– Я уже стар, а детей у меня нет. Вернее, есть, но разве разберешь, где свои, а где чужие.
– Твои должны быть черные,– сказал я.
– Не обязательно,– ответил кот.– Могут быть и серые.
Кот от холода сунул концы лап себе под мышки и раздраженно сказал:
– Где только их черти носят?
– Кого? – спросил я, но мой голос как бы разбился на куски и прозвучал совсем глухо. Кот или не расслышал, или не захотел ответить. Что-то отвлекло его.
И тут стало перестраиваться пространство. Доска вытянулась в нить, потолок понесся вверх, разрастаясь и все более искривляясь, стены свернулись в прозрачные трубки, а кот раздвоился, как двоится ложка в стакане воды. Все залил яркий радостный свет, снежная крупа вспыхнула, взметнулась прозрачными брызгами, и в воздухе возникли парусные корабли. Приближаясь, они скользили в каком-то другом пространстве, их паруса ослепительно белели. Я сразу их узнал. Первый корабль медленно развернулся и стал при полных парусах, не бросая якоря. С борта прямо ко мне протянулась ровная, как луч, дорожка, и по ней побежали дети. Вот девочка, похожая на Тоньку, увидела кота и с радостным криком схватила его на руки.
– Вернемся – я тебе покажу,– сказала девочка.– Из-за тебя моему папе попало от службы времени. Надо же – забрался в двадцатый век. И что хорошего ты тут нашел?
Я хотел сказать ей, что в двадцатом веке совсем неплохо, но не мог даже пошевелить губами.
Дети шумели, бегали, что-то разглядывали, смеялись.
– А ну-ка, угадай, что это было? – спросил мальчик лет десяти, показывая семилетнему малышу на телевизор.
Тот сморщился, силясь припомнить, растерянно моргал.
– Стыдно не знать,– сказал старший мальчик.– Это один из первых опытов применения электроники. На экран проецировалось плоское изображение.
Прозвучал короткий гулкий сигнал, и дети поспешно побежали на корабль.
Последней ступила на трап девочка, державшая на руках кота.
Я бросился за ней, но моя нога прошла сквозь прозрачный трап как сквозь воздух. Стены стали быстро раскручиваться и выпрямляться. Потолок вернулся на свое место. Вернулась и доска, но все, что на ней написал кот, кто-то старательно стер, не оставив ни одной цифры.
Странно, но этот дурацкий сон разбудил меня. В глазах двоилось и троилось, словно все еще продолжало перестраиваться пространство. Кружилась и болела голова. Я босиком потихоньку прошел на кухню, достал из шкатулки мамины таблетки от головной боли и выпил сразу две. Потом вернулся в постель и уснул.