Сам Биб был не совсем в форме. Он еще далеко не оправился от кровоизлияния в мозг, год тому назад грозившего ему смертью. До сих пор по ночам иногда возле него дежурила медицинская сестра. Держаться на ногах он еще мог, однако очень быстро уставал. Но работать он был уже не в силах. Тем не менее бодрое настроение и свойственный ему юмор он сохранил. И я безгранично признателен ему за его увлекательные беседы со мной в те дни, когда я гостил в Симле.
Станция эта возникла в 1950 году. Биб пожелал тогда создать еще одну лабораторию на ранчо Гранде, в Венесуэле. У него и прежде бывало много полевых станций — на суше и на море — в различных частях света. Теперь ему захотелось обзавестись наконец постоянной лабораторией. И случилось так, что мисс Крейн в одну из своих поездок по Тринидаду приглядела продававшуюся плантацию. Биб нашел место идеальным. Он не стал дожидаться согласия высшего начальства и тут же купил эту плантацию. Вместе с приобретенным им ранее владением Сент-Патрик, в его распоряжении оказалось почти 80 гектаров. Здания он передал Нью-йоркскому зоологическому обществу для его нужд.
К сожалению, животный мир оказался здесь уже не таким, каким он был когда-то. Правда, оставалось еще три вида сумчатых крыс на Норсенс-Рендж; два из них — обычные. Сравнительно уцелел (несмотря на непрекращающееся истребление) и грызун агути[39]. Иногда встречались одиночные сизые домашние голуби и древесные муравьеды. Раза три близ Симлы появлялись даже оцелоты[40].
Увидеть этих или других животных можно и на Южноамериканском материке.
Уже тогда, когда Биб обосновался в Симле, множество тринидадских животных были большой редкостью. Пекари и пека-грызун, похожий на морскую свинку (но 70 сантиметров в длину), почти исчезли. А девятипоясного броненосца Биб видел в Арима Валей не более двух раз. Постепенно как здесь, так и в других частях острова перевелись все обезьяны. Правда, их исчезновению в значительной степени способствовала тропическая желтая лихорадка, но все же основной причиной этого был старый враг — беспощадное браконьерство.
Лесное ведомство не располагало средствами на содержание достаточного числа сторожей для охраны своих лесных заповедников в Норсенс-Рендж. Не приходилось рассчитывать и на то, чтобы полуголодные люди по своему почину стали соблюдать правила охоты на съедобных животных. Сейчас на Тринидаде мало осталось обезьян-капуцинов, да и то только в северо-западном углу острова, где американские военные власти имеют хорошо охраняемую базу. А из крупных пугливых обезьян-ревунов уцелело лишь несколько стай в восточной части Норсенс-Рендж.
Единственный представитель животного мира, которого удалось здесь сохранить, это ярко-красный ибис. Рядом с ним даже сам священный ибис Египта, сейчас бесследно исчезнувший в стране пирамид, выглядел бы унылым аскетом в своем черно-белом оперении. В начале 40-х годов последние красные ибисы, спасаясь от рьяных охотников, покинули свое исконное обиталище в необъятных Каронийских болотах, лежащих к югу от Порт-оф-Спейна. Их не оставляли в покое даже в период высиживания птенцов. В эти годы на Тринидаде еще не было никаких законов охоты.
Когда-то Eudocimus ruber, как этот вид называется по-латыни, во множестве водился в мангровых болотах[41] всего побережья Венесуэлы, и, кажется, особенно в дельте Ориноко. Но когда американский зоолог и писатель Поль А. Цааль в конце 40-х годов заинтересовался этими птицами, он нигде в орнитологической литературе не смог найти каких-либо сведений о наблюдениях за ними свежее 30-летней давности. Неужели же этот сказочно красивый ибис вымер или почти вымер, и никто своевременно не поднял тревоги?
Между тем до Цааля дошли из Венесуэлы слухи о том, что во внутренних частях этой страны иногда видели алого ибиса — коро-коро, как его здесь называют. Долго не размышляя, он в 1949 году отправился туда и, преодолев немало трудностей, обнаружил колонию этих ибисов на одном из притоков Ориноко — Рио Апуре. Это был первый случай, когда кому-либо из ученых-зоологов удалось встретить такую колонию столь далеко от побережья и мангровых зарослей.
Всего лишь пять процентов из этих птиц оказалось белыми ибисами (Eudocimus albus), родина которых находится в южных штатах США. Все остальные были красными. И это тем более примечательно, что Цааль не смог установить, чтобы они питались чем-либо иным, кроме зеленых побегов, травы и прочей растительной пищи.
В содержимом желудков отстрелянных ибисов он не нашел следов ни одного животного, хотя коро-коро, жившие на побережье, питались прежде всего тиной на отмелях и мелкими крабами-боксерами, которых птицы ловко вытаскивают из их норок своими длинными крючковатыми клювами.
Таким образом, результаты его исследований никак не подтверждали довольно распространенного мнения, что окраска коро-коро объясняется именно «крабовой диетой». Однако цвет этих птиц, так же как и вест-индских фламинго, значительно бледнеет, когда они в неволе теряют доступ к своей естественной пище.
Возможно, яркая окраска коро-коро с Рио Апуре объясняется тем, что они полгода проводят в путешествиях по прибрежным мангровым зарослям, где живут их любимые крабы. Но не исключено и то, что решение этой загадки гораздо сложнее.
Во всяком случае Цааль сделал интересное открытие. В своей книге «Коро-коро» (Нью-Йорк, 1954 г.) он безапелляционно заявляет: «Знай я, что этот вид здесь водится, я бы мог просто самолетом добраться до такого, скажем, места, как Джорджтаун в Британской Гвиане, Пара в Бразилии или Маракайбо в Венесуэле, и спросить первого встречного, «где можно найти ярко-красных птиц»?»
И все же, вероятно, все было бы не так уж просто. Вскоре вид этот здесь то ли истребили, то ли оттеснили в другие места. Например, сейчас Цаалю найти колонии красных ибисов в Британской Гвиане было бы крайне трудно, пожалуй, и вообще уже невозможно. Но подожди он со своей поездкой до 1953 года, и ему не пришлось бы ехать дальше Каронийских болот на Тринидаде.
Здесь совершенно неожиданно в 1953 году впервые за десятки лет появилось большое количество ярко-красных ибисов. Начальник охраны лесов, англичанин, немедленно занялся ими. Он объявил запретной для охоты зоной часть площади болот и приказал своим лесникам тщательно охранять этот район. Это помогло. Птицы остались на месте и вывели в том же году в мангровых зарослях, всего-навсего в двадцати километрах от столицы, не менее двух тысяч ярко-красных птенцов.
С этого времени еще большие пространства Каронийских болот были отведены под заповедник. Это оправдало себя: колония увеличилась до шести-семи тысяч особей. Но вид этот не был объявлен заповедным вплоть до 1958 года, когда наконец на Тринидаде были введены правила ограничения охоты.
«Мы слишком далеко заходить не намерены», — заявляли в Лесном ведомстве в Порт-оф-Спейне. «Но мы готовим новые правила. Вся дичь будет неприкосновенной в течение шести месяцев в году — с 1 апреля по 30 сентября. В это время большинство животных обзаводится потомством. Таким образом, в деле охраны животного мира будет достигнуто значительное улучшение». Судя по всему, начальник охраны лесов (которым и в мой приезд был англичанин) не захотел вводить слишком строгие законы охоты, чтобы не раздражать новоиспеченных граждан государства Тринидад.
Что касается красных ибисов, то осевший здесь вид сейчас так расплодился, что скромная «дань» вне охраняемых мест гнездования теперь уже не опасна. Закон, запрещающий охотиться на этих птиц в определенный сезон, соблюдается отнюдь не так строго, чтобы нельзя было ими полюбоваться. Послабление это мотивируется тем, что они являются своего рода туристским аттракционом. Существует даже туристское бюро, специально организующее походы туристов в Каронийские болота в любое время года, за исключением апреля, мая и июня, когда выведение потомства идет особенно интенсивно.
Единственное ограничение — это запрет моторного транспорта близ ибисовых колоний. В небольших весельных лодках посетители спокойно передвигаются по каналам в мангровых зарослях, любуются серыми цаплями и утками и приходят в неописуемый восторг при виде озаренных заревом заката ярко-красных птиц, широким клином возвращающихся на ночь к своим гнездовьям.
В первый свой вечер в Симле я никак не мог понять, что за странный звук исходит со стены между двумя окнами моей комнаты. Когда после небольшой паузы он повторился, я решил посмотреть, в чем тут дело, и высоко наверху, под самым потолком, обнаружил большого серого геккона, который не соблаговолил сдвинуться с места, пока я не потыкал в него.
«Did he speak to you last night?»[42] — спросил меня Биб на следующее утро. Он был очень доволен той каверзой, которую мне подстроил. Оказывается, это он сам пекся о том, чтобы в комнате для гостей появлялись такие «разговорчивые» ящерицы. Отчасти это делалось ради шутки, а отчасти для того, чтобы во время своих ночных прогулок по стенам они уничтожали многочисленных насекомых, которые неизбежны в тропиках.
Если Арима Валей бедна млекопитающими, то зато ее мир птиц и холоднокровных чрезвычайно богат. Вокруг цветущих кустов и деревьев буквально кишмя кишат многоцветные крошечные колибри. Здесь и там в древесных кронах висят бонбоньерки — гнездышки ткачиков. За окнами комнаты для гостей, в сухой листве, целыми днями шуршат крупные, длиной в три дециметра земляные ящерицы из семейства Ameiva. А в самую засушливую пору в поисках воды в дома заползают удавы. То же самое они делают и на Наветренных островах. На Гренаде один плантатор мне рассказал, что однажды его ватерклозет вышел из строя. Что-то случилось с водяным баком. А когда с него сняли крышку, то обнаружили, что он буквально забит… удавами!