И вот, как было условлено, рано утром в моей каюте зазвонил телефон. Я вышел на палубу, обдуваемую восточным пассатом, в ту самую минуту, когда старое пиратское гнездо Саба скользило справа по борту. Саба — это потухший вулкан. Его склоны отвесно падают в море, и в беспокойные на Малых Антильских островах времена защищать его было не трудно.
Теперь на Сабе около тысячи жителей. Их крошечная столица, которую называют просто «Дно», лежит на самом дне кратера. Островок этот голландский, но население его говорит по-английски, как и на большинстве других здешних островов.
На севере виднелся остров Сен-Мартен, наполовину голландский, наполовину французский. К северо-востоку вырисовывалась бывшая шведская колония Сен-Бартельми, — единственный из здешних островов, где жители говорят по-французски. На юго-западе обозначились контуры голландского Синт-Эстатиуса. Двести лет тому назад он был сказочно богатым торговым центром…
В ближайшие часы мимо нас один за другим проплыли британские Подветренные острова — Сент-Кристофер и Невис, Редонда и Монтсеррат. Вдали, на самом горизонте, промелькнул вулкан Суфриер — на французской Гваделупе, которая некогда тоже была шведской. И так остров за островом.
Я намеревался побывать на каждом из них, правда на большинстве уже в следующую свою поездку, более длительную, чем эта.
Теперь же «Жемчужное море» шло на бункеровку к Тринидаду, а оттуда к Мартинике за грузом бананов. На Мартинике я и сошел на берег, решив использовать главный город этого острова — Фор-де-Франс как «оперативную базу» своих разъездов по архипелагу.
Многие удивлялись тому, что я остановил свой выбор именно на районе Карибского моря. Думаю, что первым толчком в пользу этого выбора послужило ответное письмо, полученное мною в октябре 1960 года от тогдашнего генерального секретаря Международного союза охраны природы М. К. Блумера. Я поделился с ним своими планами. В ответ он написал мне: «На Антилах… мы видим, так сказать, концентрацию целого ряда острейших проблем, связанных с охраной природы…»
История этого американского островного мирка, который и по сей день (в память об ошибке Колумба) носит вводящее в заблуждение название Вест-Индии, отнюдь не исключительна. Существует немало архипелагов и изолированных островов, где с появлением на них европейцев местный животный и растительный мир целиком или частично погибает. Но из-за многочисленности и разбросанности Антильских островов судьба их значительно сложнее, нежели других таких архипелагов.
Начиная на северо-западе с Кубы, каждый из островов — Ямайка, Гаити, Пуэрто-Рико, американские и голландские, британские и французские мелкие островки вплоть до Тринидада перед устьем Ориноко — представляет собой маленький обособленный мирок[1]. У каждого из них свое историческое прошлое, собственные политические, демографические, социальные и экономические проблемы, своя своеобразная природа, последние нетронутые оазисы которой, образно выражаясь, безропотно гибнут.
Насколько неоднородна эта цепочка островов, видно из того, что попытка объединить в рамках Вест-Индской федерации те из них, которые входят в британские колониальные владения, окончилась полным провалом. Быстрее всех вышел из федерации самый населенный из этих островов — Ямайка, за ним последовал самый богатый из членов федерации — Тринидад.
По-видимому, эта политическая неудача отчасти объясняется тем, что дело было начато не с того конца — с политического союза, а не с введения свободной торговли или полной свободы передвижения с острова на остров обнищавшего и скученно живущего населения. Для поездки с одного острова на другой от любою жителя требовали предъявить обратный[2] билет…
Но безусловно, объединению мешали и более глубокие причины.
Ужо с 30-х годов делались попытки привить жителям этих британских территорий сознание того, что они скорее вест-индцы, нежели «местные патриоты» своего острова. Но внушить им это чувство так до сих пор и не удалось. Каждый прежде всего тринидадец, винсентец, сент-люсиец, киттсианец, ямаец. В этом как в зеркале отражается также своеобразие и различие природных условий отдельных островов.
Процесс превращения их в малые обособленные мирки начался задолго до того, как сюда пришли первые индейцы. Тринидад, судя по всему, отделился от Южноамериканского материка сравнительно поздно, приблизительно десять тысяч лет тому назад. Поэтому его флора и фауна — просто обедненная «островная версия» материнского континента. Но большинство других островов Вест-Индского архипелага никогда не были частью какого-либо единого целого.
Малые Антилы, во многих отношениях наиболее интересные, имеют внешний ряд сравнительно плоских вулканических островков, покрытых коралловым известняком. Это Сен-Бартельми, Антигуа, Восточная Гваделупа и дальше на юг Барбадос и Тобаго. Считают, что часть из них поднялась из океана десять или пятнадцать миллионов лет тому назад.
За этими известняковыми островами в сторону Ка-рибского моря лежит другая цепь островов с многочисленными потухшими и действующими вулканами. Местность на них часто очень пересеченная, с острыми конусами горных вершин («сахарными головами»), высящимися над неровными каменистыми плато и глубокими ущельями. Таковы — Доминика, Мартиника, Сент-Люсия и Сент-Винсент.
Возраст этих вулканических островов неизвестен, а их сегодняшняя вулканическая активность говорит о том, что они далеко еще «не готовы». Но, как и прочие острова и архипелаги к северу от материкового Тринидада, они достаточно древни для того, чтобы на них существовали многочисленные собственные географические расы и виды животного и растительного миги, — точно так же как на островах Тихого океана — Галапагосе и Гаваях, или в Индийском океане — на островах Маскаренского архипелага (Маврикий, Реюньон и Родригес, известные своими эндемичными, теперь уже вымершими птицами дронтами)[3]. Для бесчисленного количества эндемиков Вест-Индии дело кончилось так же плохо, как и для дронтов.
Итак, в 1961 году, захватив для справок ценные труды голландского исследователя И. X. Вестермана, я отправился в путь — главным образом за тем, чтобы собрать факты о вымирающих вест-индских животных и выяснить на месте, что можно здесь сделать для охраны природы.
С Мартиники с острова на остров я двинулся сперва на юг. Собственно, я собирался завернуть на Тринидад, так как обнаружил там экземпляры южноамериканской материковой фауны. Но получилось так, что «великий дедушка» американской тропической зоологии Вильям Биб запустил мне, как говорится, «муравья под череп».
Как-то мы сидели с Бибом на созданной им в Арима-Валлей тропической исследовательской станции «Симла», принадлежащей Нью-йоркскому зоологическому Обществу, и беседовали под аккомпанемент шуршания дождевого леса, глухой скрип гигантских лягушек и своеобразные трели огромных жаб ага в бамбуковых зарослях в глубине долины. Я на Тринидаде уже кое-что видел: и вампиров, и грозные колонны кочующих муравьев, и своеобразных пещерных птиц гуахаро, которые подобно летучим мышам ночью ориентируются «эхолотированием».
Но большинство животных, с которыми я рассчитывал там встретиться, увы, фигурально говоря, «блистали своим отсутствием». Я ни разу даже не слышал обезьян-ревунов, а ведь их львиноподобное рыкание — лейтмотив симфонии девственных южноамериканских лесов. Даже в самых высоких частях Норсенс-Рендж днем дождевой лес оставался безмолвным, если не считать щебета клинохвостых попугайчиков, монотонного тиканья птиц-часов да металлического звона цикад.
— Да-a, — сказал Биб, — очень многое изменилось уже за самые последние годы. Здесь скоро вообще не останется животных. Тому, кто действительно хочет познакомиться с южноамериканским животным миром, следует отправляться на материк, в Гвиану…
И вот спустя несколько дней я уже плыл на пароходе по Махаика-ривер в Британской Гвиане[4], которую здесь называют Би-Джи (BG). Соблазн отправиться сюда оказался неодолимым. Касса моя к этому времени поистощилась. Ждать ее пополнения не приходилось до самой Мартиники. И все же я рискнул истратить почти все оставшиеся деньги на покупку билета на самолет Порт-оф-Спейн — Джорджтаун и обратно. Одновременно я отправил своему шведскому издателю телеграмму следующего содержания:
«Заранее благодарен аванс сто фунтов телеграфом Барклайс-банк Джорджтаун Британская Гвиана»
Словно в подтверждение пословицы «удача любит смелых» мне повезло с самого начала… Через два часа по прибытии в Би-Джи меня пригласили принять участие в небольшой экспедиции, отправлявшейся на следующий день вверх по Махаика-ривер. А когда я вернулся из этой поездки в Джорджтаун и зашел в Барклайс-банк, мне сразу же сообщили: «Да, сэр, ваши деньги поступили…»
Это было тем более радостно, что такой аванс не был обусловлен заранее. Теперь я мог «обрабатывать» не только Би-Джи вплоть до ее границ с Бразилией, но и соседний голландский Суринам, начиная от его столицы Парамарибо до реки Марони, образующей границу с Французской Гвианой. После краткого визита по ту ее сторону, в Сент-Лаурент-дю-Марони (в прошлом филиал Острова Дьявола)[5], я вернулся пароходом в Парамарибо, а оттуда самолетом через Джорджтаун и Порт-оф-Спейн переправился на Мартинику.
С Мартиники я двинулся теперь на север. На британской Доминике я посетил между прочим последних на этом острове индейцев-карибов. Следующая остановка была на Гваделупе. Отсюда я вылетел на Сем Бартельми (24 кв. км) и, потратив несколько дней пи знакомство с большей его частью, вернулся через Гваделупу на Мартинику, на борт «Жемчужного моря», которое возвращалось в Европу.
Во время всех этих разъездов я пришел к твердому убеждению, что мне необходимо приехать сюда по крайней мере еще один раз. Мне хотелось побывать в некоторых новых местах, в том числе и на Кюрасао, а затем объехать против солнца вокруг всего Карибского моря.