Вернувшись из путешествия вдоль всей полувысохшей пограничной реки Такату, наслушавшись криков попугаев и трелей цикад на бразильской стороне, я сидел и жевал свой вечерний бифштекс в ресторане Мелбро-Отеля в Летеме — маленьком центральном поселке Рупунунийских саванн. Вдруг из кухни выскочил угольно-черный поросенок и важно прошествовал через обеденный зал. Изысканности обычаев здесь нет, но зато недостатка в протеинах население Рупунуни не испытывает. Основная хозяйственная отрасль этих саванн — скотоводство. Бекон и гигантские бифштексы здесь подаются на стол утром, днем и вечером…
Внутренние саванны до сих пор возделываются лишь в Британской Гвиане, причем в той ее части, которая соседствует с Бразилией.
Такату впадает в приток Амазонки Рио Бранко, вдоль которого из Рупунуни можно доехать автомобилем до ближайшего провинциального центра Боа Виста. А вот через горы и девственный лес, отделяющий район саванн от Джорджтауна, нет никаких дорог. Поэтому здесь население тяготеет больше в сторону Бразилии, нежели остальной Гвианы. И есть все основания предполагать, что часть его, когда англичане уйдут отсюда, предпочтет бразильское начальство джорджтаунскому.
И индейцы, и метисы обычно говорят на своих собственных языках — ваи-ваи, вапишана или макуши. Но если они говорят на одном из европейских языков, то предпочитают объясняться по-португальски, а не по-английски. Когда я посещал индейские деревни в сопровождении говорящего и по-португальски, и по-английски Тедди Мелвилла (его отец прибыл сюда в конце XIX века из Шотландии и женился на индеанке, в результате чего весь Рупунуни полон «мелвиллами»), то даже ему приходилось иногда пользоваться услугами переводчика для переговоров с деревенскими вождями и другими официальными лицами.
Только в самое последнее время благодаря самолетам «Бритиш Гвиана эйрвейс» здесь налажена регулярная связь с Джорджтауном. Теперь почти ежедневно в Летем прибывает транспортный самолет с товарами, а отсюда он возвращается в столицу с грузом говядины. Я и сам воспользовался одним из этих «мясных самолетов» для полета в Рупунуни, когда мне захотелось полюбоваться южноамериканской саванной.
Когда самолет по пути в Летем приближался к своей первой остановке в Каранамбо, я уже с воздуха приметил первые термитники. Словно древнескандинавские серые могильные камни, разбросаны они тут и там по саванне, часто удивительно близко один к другому. Сооружены они, как правило, либо вокруг ствола небольшого деревца, либо вокруг куста, либо просто вокруг столбика изгороди. Многие из этих прочных «цементных зданий» носят следы серьезных повреждений. Это значит, что здесь побывал гигантский муравьед, поработавший своими мощными когтями.
Меньший его родич — тамандуа — прекрасный лазальщик; питается он главным образом теми термитами и муравьями, которые живут на деревьях. Но в один из пышащих зноем полдней я и мои «извозчики» встретили такого «маленького муравьеда» бегущим по выгоревшей дочерна саванне, по-видимому, в поисках воды. С этим «товаром» на широких просторах саванн о выжженной или с еще продолжающей гореть травой к концу засушливого сезона дело обстоит очень плохо. Нам не раз приходилось петлять далеко в объезд, чтобы, буквально говоря, не попасть из огня да в полымя. Всюду стоял запах гари. А когда солнце садилось, то, насколько хватало глаз, вплоть до самого леса на холмах и горах становились видны многочисленные полосы огня. Можно было подумать, что в Британской Гвиане всех поголовно охватила мания поджога травы и лесов. А объясняется такая картина скорее небрежностью и легкомыслием, нежели нуждами землепользования.
И хотя реки пересохли еще не совсем, их все же часто можно было форсировать на «лендровере». Но гонять к ним на водопой скот рекомендуется далеко не везде. В бассейне Амазонки водятся пирайи — хищные рыбы, стаями нападающие на животных и людей; они известны своей невероятной быстротой и прожорливостью. В Летеме я слышал один из многих анекдотов о пирайях. Однажды через реку перегоняли скот. Чтобы избежать нападения этих злобных рыб, пастухи так разогнали стадо, что оно с быстротой молнии проскочило реку… «Реку-то оно перешло, но на тот берег вышли одни обглоданные скелеты…»
Животине на ранчо в засушливый сезон приходится очень плохо, если только для нее не заготовлены бассейны с водой или не пробурены колодцы. Но даже, невзирая на всевозможные меры, стада из года в год уменьшаются.
Ежегодные степные пожары и интенсивный выпас, начавшийся еще с того времени, когда сюда в XVIII веке впервые был ввезен из Бразилии крупный рогатый скот испанской длиннорогой породы, сильно сократили продуктивность саванн.
До этого единственными травоядными из млекопитающих здесь были олени да грызуны, так приспособленные природой к использованию естественной среды, что она не истощалась.
С появлением же стад домашнего скота увеличилось и население, что в свою очередь влекло дальнейший рост стада. И фуражной травы становилось все меньше. В последние годы на крупных ранчо пришлось резко сократить поголовье скота.
Правда, для улучшения положения стараются принимать меры, но особенного оптимизма это не вызывает даже у сельскохозяйственного эксперта д-ра Р. Хьюсона, с которым я беседовал в хорошо организованном Департаменте сельского хозяйства, учрежденном англичанами в Летеме несколько лет тому назад.
Сорок процентов площади саванн покрылось растительностью, которой скот не ест. Такую же площадь занимают и совсем неплодородные земли, на которых даже с помощью удобрений не разведешь засухоустойчивых трав. Во всяком случае до сих пор так и не удалось еще найти таких сортов трав, которые бы здесь росли.
На остальных 20 процентах земель успешно прижилась высокоурожайная трава пангола из Африки. Сейчас с ней ведутся эксперименты. Одновременно проводятся опыты по скрещиванию санта-гертрудских быков из Техаса с коровами зебу породы брама-кэттль, разводимыми даже в южных частях США. Быки эти дают крупное, богатое выходом мяса потомство, а браманки неприхотливы и довольствуются сравнительно неважной травой.
И наоборот, совершенно не удалась попытка скрещивания коров распространенной на побережье чернопятнистой фрисландской равнинной породы с английскими херфордскими быками. Бедняги быки дохли от солнечного удара. Некоторые светлые головы додумались обводить им глаза синей краской для защиты их нежной кожи, но и это не помогло…
Индейцев-скотовладельцев и по сегодняшний день очень мало. Ранчо принадлежат либо метисам, либо белым, в большинстве случаев бежавшим от цивилизации. Однако это не мешает «высшему классу» ранчовладельцев внимательно следить за событиями во внешнем мире. В одной из весьма состоятельных семей, где и отец и мать были индейского происхождения и куда меня пригласили отведать одно из индейских блюд, редко доступных иностранцам, маленькую дочурку звали Ингрид Бергман в честь любимой отцом шведской артистки!..
Много чистокровных индейцев работает на ранчо в качестве вакерос (пастухов). Но от должности пастуха до возможности обзавестись собственным стадом дистанция огромного размера. Ни в Макуши Вилледж, у подножия горы Кануку, ни в других индейских деревнях, включая прибрежные поселения араваков, не встретишь домашних животных крупнее, чем куры и собаки.
Индейцы возделывают маис, кассаву, батат и немного черного бразильского табаку. «Вот это по крайней мере действительно мужское курево!» — с чувством отозвался об этом зверском табачке один из американских ранчовладельцев.
Кое-где индейцы используют балату[49]. В основном же они живут охотой и рыболовством, пользуясь для этого растительными ядами.
Обратная сторона такого метода рыбной ловли в том, что домашний скот, напившись из отравленного водоема, может подохнуть. Особенно часто это случается в засушливый сезон. Другое, не менее печальное последствие применения ядов заключается в том, что рыба гибнет на большом пространстве по течению реки, и для восстановления запасов рыбы может потребоваться много лет.
Более, так сказать, «спортсменский» способ рыболовства — с луком и стрелами. Многие индейцы мастерски умеют это делать. Недостаток этого способа в том, что таким образом удается добыть максимум одну-две рыбы из всех тех, которых видно…
За время поездки в Рупунуни меня огорчило лишь то, что мне так ни разу и не удалось увидеть и сфотографировать такую редкость, как гигантский броненосец. Животные эти живут в своих подземных норах в лесах вокруг саванны. Но я по крайней мере узнал, где надо их искать, если я вернусь сюда еще раз. Некоторым утешением мне служило и то, что не один я оказался неудачником. С гигантским броненосцем не повезло даже английскому зверолову Дэвиду Аттенборо, причем дважды: и когда он несколько лет тому назад приезжал в Рупунуни с экспедицией, снаряженной телевидением Би-Би-Си и Лондонским зоо, и позднее, когда он ездил в парагвайскую саванну. Что неудача постигла меня, то это и неудивительно: я был один и располагал всего-навсего несколькими днями. Ну, а экспедиция Аттенборо, по словам местных жителей, держалась главным образом возле отеля Мельбро и животных, обитающих в саванне, приобретала у здешних жителей…
Когда я улетал из Британской Гвианы, она даже на побережье была затянута густым и тяжелым дымовым покровом. Совершенно иную картину встретил я в тоже засушливом голландском Суринаме. Правда, в лесах вокруг деревень или отдельных хижин виднелись небольшие выгоревшие площадки, но никакого огня или дыма!.. И в то время как Джорджтаун кипел политическими страстями, здесь, в Парамарибо, столице Суринама, царила на удивление спокойная атмосфера. Не в пример гвианским англичанам ни одному голландцу и в голову не приходило говорить о необходимости уехать из страны. Наоборот, деятельность их, как и прочих здешних белых, была активнее, чем когда-либо прежде.