Поощрялась работорговля и на крошечном Сен-Бар-тельми. Согласно поощрительной грамоте, которой наш просвещенный монарх Густав III в 1786 году снабдил Вест-Индскую компанию, она получала право вести торговлю рабами из Африки. Соответствующая экспедиция снарядилась очень быстро, но из-за войны Густава III с русскими отправка ее задержалась. Однако отдельные шведские купцы и фирма «Рель и Хансен» деятельно занимались этой доходной торговлей рабами. Говорят, что совладелец фирмы Адольф Фредрик Хансен на экспорте и импорте рабов из Африки накопил себе оборотный капитал в полмиллиона пиастров…
Замечательнее всего, что происходило это в то самое время, когда оппозиция против рабовладения нарастала во всем мире все сильнее. Формальный запрет работорговли Швеция ввела только в 1813 году — на одиннадцать лет позже датчан, которые уже в 1792 году постановили, что торговля людьми должна быть прекращена с 1802 года. Швецией же рабовладение было отменено не ранее 1847 года. Тут она на несколько месяцев опередила Францию и Данию. Решение это было принято Швецией через целых четырнадцать лет после того, как англичане запретили рабовладение в своих колониях.
Объясняли это тем, что рабы на Сен-Бартельми жили якобы сравнительно сносно. Но это было отнюдь не так. Остров настолько мал и неплодороден, что разводить там сколько-либо обширные плантации было невозможно. Еще пастор Свен Дальман, прибывший туда с первым шведским губернатором Самюэлем Морицем фон Райлином, констатировал в 1786 году в своем «Описании шведского острова С.-Бартельми в Вест-Индии», что он обладает «…мало пригодной для сахара почвой…».
Но даже наша микроскопическая колония зависела от сахарной продукции и сахарной конъюнктуры. Захирение этого острова, бывшего свободной гаванью и вест-индским торговым центром, в XIX веке отнюдь не было единичным явлением. Наступили плохие времена для всей Вест-Индии, во всяком случае для владельцев плантаций и прочих дельцов.
Первый серьезный удар был нанесен уже в конце XVIII века, когда разразилась французская революция. В 1790 году вспыхнуло восстание рабов в Сен-Пьере, тогдашней столице Мартиники. С огромным трудом удалось местным властям подавить этот мятеж. Но уже год спустя бурные беспорядки разразились в крупнейшей и богатейшей колонии Вест-Индии — Санто-Доминго (Гаити), благосостояние которой тоже зависело от плантации, и в первую очередь от плантации сахарного тростника.
Затем в 1794 году Национальный Конвент в Париже вынес решение об одновременном запрете и работорговли, и рабовладения. Осуществить его во французских владениях удалось только на Гаити. Реформа эта временно была проведена и на Гваделупе, но на Мартинике французская «плантократия» заключила союз с англичанами и разбила республиканские войска. После этого остров к полному удовольствию владельцев плантаций в течение нескольких лет был оккупирован англичанами.
А тем временем во Франции к власти пришел Наполеон и восстановил рабовладение.
Вскоре над вест-индской сахарной торговлей нависла новая угроза, и, как ни неожиданно, со стороны самой Центральной Европы. Немецкий химик Андреас Сигизмунд Маргграф в 1747 году открыл, что сахар можно гнать из свеклы. Правда, ему удалось добиться не больше шести процентов выхода полноценной продукции. Но другие химики продолжили эксперимент, и один из молодых учеников Маргграфа, Франц Карл Ахард, в 1801 году основал первую фабрику свекольного сахара уже в коммерческих масштабах.
Это в немалой степени устраивало и Наполеона, ибо большая часть тростникового сахара поступала из колоний других стран. Когда он объявил свою континентальную блокаду, направленную в первую очередь против английских товаров, свекловодство в Европе быстро развилось, и уже в первую декаду XIX века во Франции выросла разветвленная сеть фабрик по переработке сахарной свеклы. Таким образом, с самого начала благодаря протекционистской политике значительно более дорогой свекловичный сахар смог конкурировать с тростниковым сахаром из тропиков.
Когда владычество Наполеона рухнуло, большинство свекловично-сахарных фабрик закрылось. Но прошло немного времени, и промышленность эта снова расцвела в результате противодействия европейских государственных деятелей идеям свободной торговли.
Но с точки зрения вест-индских плантаторов, самым худшим было все-таки то, что колониальные державы одна за другой сперва запретили работорговлю, а затем отменили и рабовладение. Уже запрет работорговли породил нехватку рабочей силы; ведь рабы всегда были здесь «предметом широкого потребления». Непрерывным потоком ввозились мужчины и женщины.
Но, несмотря на то что колонисты в некоторых местах (например, на Британской Барбуде) даже специализировались на «разведении и выкармливании» рабов, в Вест-Индии все же не хватало своей рабочей силы.
И когда рабовладение было отменено и бывшие рабы отказались продолжать работу, которую они делали из-под кнута, производство сахара на некоторых островах упало до десятой доли того, что производилось во времена рабства.
Плантаторы долго всячески сопротивлялись отмене рабовладения, но, естественно, все их попытки были обречены на провал. А негры были счастливы! На Мартинике они до сих пор воспевают Виктора Шольхера, подписавшего в 1848 году закон об их освобождении. «Слава Шольхеру, запретившему рабовладение… — поется в одной из народных песен, — слава Шольхеру, давшему нам свободу!..»
Плантаторы, заменившие в свое время рабов-индейцев рабами-африканцами, теперь начали заменять последних законтрактованными рабочими из разных стран. На Мадейре, где тоже разводили сахарный тростник, вербовали португальских сельскохозяйственных рабочих для Сент-Винсента, Тринидада и Британской Гвианы. Как в британские, так и во французские владения привозились индийские кули. Прибывали сюда также индокитайцы[21] и китайцы.
Кончилось это тем, что население французских Антил и части британской Вест-Индии приобрело свой нынешний смешанный характер. Португальцы и китайцы вскоре пробились до положения среднего класса, но это — особая история… По мере того как они уходили с плантаций, на работу сюда добровольно стали возвращаться негры.
Сейчас большинство островов настолько перенаселено, что о нехватке неквалифицированной рабочей силы не может быть и речи. Но цены на этот товар, как известно, регулируются предложением и спросом.
Уже в XIX веке, после эмансипации рабов, рабочая сила в Вест-Индии относительно вздорожала; однако зарплата была, конечно, самой мизерной. К тому же покровительственные пошлины в Европе снижали цены на тростниковый сахар. Это привело к тому, что Дания после долгих колебаний в 1917 году продала свои убыточные колонии США.
В первую мировую войну цены на сахар быстро выросли вчетверо. Но уже в 1921 году они снова упали до самого низкого уровня. Потом положение менялось в зависимости от конъюнктуры. И так продолжалось до тех пор, пока англичане несколько лет тому назад не гарантировали своим территориям определенный сбыт в рамках «Сахарного соглашения стран Британского Содружества».
Но, несмотря на эти меры, на некоторых британских островах преобладающее место заняли бананы, в том числе и на Сент-Люсии, где за несколько лет до этого сахар был крупнейшей экспортной статьей этого острова (до 10 тысяч тонн в год). А в последнее время только две сент-люсийские плантации были отведены под сахарный тростник. Но уже в 1961 году одна из них тоже отошла под бананы. Сейчас этот бывший «сахарный остров» сам импортирует большую часть потребляемого им сахара…
У некоторых из островов издавна были другие статьи доходов. Главными экспортными товарами Невиса и Монтсеррата были хлопок, какао, бананы. Гренада производит пряности, на Сент-Винсенте над сахарным тростником преобладают бананы и маранта[22]. А на Доминике главный источник доходов — «лимджюис» — сок мелких зеленых ароматных лимонов. Но на Ямайке, Сент-Кристофере и Антигуа, Барбадосе и Тринидаде производство сахара расширяется, причем на Ямайке сахар уже далеко обогнал бананы.
Это в немалой степени объясняется тем, что США прекратили закупать сахар у Кубы и, чтобы покрыть свои нужды в сахарном импорте, обратились к некастрианским сахарным странам[23].
Подобно Великобритании Франция тоже гарантировала своим островам определенную импортную квоту, и не только на сахар, а и на меляссу[24] и ром. Но с 1947 года свобода торговли Франции с французскими Антилами приказала долго жить. В этом году французы после беспорядков на Мартинике и Гваделупе по тактическим соображениям объявили эти колонии департаментами Франции, и местные жители независимо от цвета кожи формально превратились в «добрых французов» наравне с жителями их европейской метрополии.
Но характерно, что оба эти острова, пользующиеся с 1947 года французскими почтовыми марками, Франция по-прежнему продолжает снабжать их собственными денежными знаками. Таким образом, достаточно наглядно подчеркивается особое положение этих департаментов. Их ассигнации не всегда имеют хождение даже между островами Вест-Индского архипелага. На здешних британских островах банки эти деньги не принимают, и даже в самой Франции мартиникский и гваделупский франки не обмениваются.
Невзирая на то что сахарозаводчикам этих островов во Франции за их продукцию устанавливают цены, более низкие, нежели «имперским французским» крестьянам за свекольный сахар, разведение сахарного тростника на французских островах и сегодня остается важнейшим источником их доходов. И хотя мелкие землевладельцы, да и многие плантаторы, перешли на разведение бананов, быстро дающих наличные деньги, производство сахара и рома после второй мировой войны здесь сильно выросло.