. В октябре 1918 года был опубликован декрет Всероссийского центрального исполнительного комитета «Основные принципы единой трудовой школы», отмечавший важность политехнизации школы392. Последняя окончательно закрепилась в качестве идеологического ориентира в ходе подготовке новой программы партии в 1919 году, где раздел о народном образовании, по утверждению А.В. Луначарского393, был написан лично В.И. Лениным. Исходно под «политехнизацией» подразумевалось освоение школьниками элементарных трудовых навыков, необходимых для получения массовых профессий (столяр, слесарь и т.п.). Вместе с тем уже в работе Н.К. Крупской «Народное образование и демократия», впервые опубликованной в Петрограде в 1917 году, политехнизация школы трактовалась как глобальный процесс перехода от «школы учебы» к «школе труда»394.
В результате идея политехнизации сохраняла промежуточный статус, не превратившись полностью в клише партийной программы, но и не получив достаточно подробной концептуальной разработки в советской педагогике. В силу этого дискуссии о политехнизации школы, развернувшиеся в 1950-е годы, отличались специфической содержательной двойственностью, апеллируя к политехнизации школы и как к самоочевидному принципу, и как к тому, что нуждается в дальнейшем прояснении. Знакомство с архивными материалами общего делопроизводства Академии педагогических наук РСФСР, а также отдела науки, школ и культуры бюро ЦК КПСС по РСФСР позволяет реконструировать хотя бы отчасти генеалогию двойственности идеи политехнической школы и влияние этой двойственности на принятие политико-административных решений.
Поскольку созданная в октябре 1943 года Академия педагогических наук претендовала на роль своего рода экспертного центра в области школьной политики, анализ документальных материалов, связанных с деятельностью АПН, позволяет увидеть, как возникала, диагностировалась и разрешалась противоречивость базовых концептов на уровне экспертных дебатов в аудитории, состоявшей из профессиональных педагогов, ученых и администраторов.
Анализ документов, отражающих публикационную активность членов АПН за первое десятилетие после ее создания, позволяет зафиксировать заметный рост числа исследовательских работ о политехнизации школы начиная с 1952 года395. Примерно в это же время, насколько можно судить, создается комиссия Президиума АПН РСФСР по теории и методике политехнического обучения в школе под руководством М.Н. Скаткина. Заметную роль в комиссии играл бывший министр просвещения РСФСР, активный деятель в сфере образования с довоенных времен А.Г. Калашников396.
Работа комиссии была сразу же заметно осложнена спорами о трактовке базового понятия «политехнизация». Уже в декабре 1952 года на заседании комиссии А.Г. Калашников выступил с предложением обсуждать политехнизацию в аспекте формулирования конкретных требований, предъявляемых к профессиональной подготовке выпускников средней школы397. Позиция Калашникова, настаивавшего на максимальной конкретизации задач политехнического обучения, не нашла общей поддержки. Вопрос о составе и характере требований к подготовке выпускников школ не получил ясного ответа ни тогда, ни позже.
Почему этого не произошло? Представляется, что дальнейшее прояснение этого вопроса оказалось заблокировано в силу возникшей перспективы раскрытия реального положения дел в промышленности СССР, которая продолжала нуждаться в низкоквалифицированной рабочей силе, что косвенно свидетельствовало о настоящем уровне ее развития. Соответственно, приходилось либо искусственно отделять дискуссию о политехнизации школы от проблем профессиональной подготовки учащихся398, либо прямо признавать, что школа может давать только навыки профессий, не требующих высокой квалификации399.
Более того, навыки, необходимые для работы по низкоквалифицированным специальностям, фактически можно было освоить и без продолжения образования после 8-го класса в какой-либо форме400, что в дальнейшем поставило под удар основные положения школьной реформы 1958 года, исходившей из требования предоставить подросткам возможность продолжить обучение в той или иной форме и после окончания восьмилетней школы. Поскольку для поступления в вузы требовался аттестат об окончании полного курса средней школы, шансы детей из семей рабочих и особенно крестьян на получение высшего образования падали. По данным исследования «О социальном составе студентов высших учебных заведений», проведенного Центральным статистическим управлением СССР и Министерством высшего и среднего специального образования СССР, в 1959/60 учебном году число детей служащих, рабочих и колхозников среди студентов всех высших учебных заведений СССР составило 58, 28 и 12 % соответственно. В вузах Москвы, где обучалось 19 % всех студентов СССР, училось только 2 % детей колхозников401.
В кругах экспертов и педагогов-практиков усугублялись растерянность и сомнение в том, что школьная политика государства имеет ясные стратегические задачи. Так, на совещании в АПН РСФСР по реорганизации школьного обучения в апреле 1958 года директор Института дефектологии АПН А.И. Дьячков признавался, что, несмотря на присутствие на «всех совещаниях», он не в состоянии «понять, что следует подразумевать под подготовкой к практической деятельности»402. Неудивительно, что в такой ситуации проблемы формирования адекватных учебных программ, содержательного наполнения учебного процесса и его администрирования для обеспечения профессионализации не получали внятного разрешения.
Количество нерешенных и даже не предусмотренных реформой вопросов, выявлявшихся в ходе встреч с учителями и родителями, нарастало лавинообразно. Только на одной встрече министра просвещения РСФСР Е.И. Афанасенко с активом работников народного образования Москвы в Колонном зале Дома союзов в ноябре 1958 года многократно поднимались так и не получившие ответа вопросы о пенсионном обеспечении учителей, об организации профессиональной подготовки школьников в районах со слабой промышленной базой, о возможном сокращении кадров учителей403. В конце концов центральная союзная власть уклонилась от заполнения выявившихся в ходе осуществления школьной реформы 1958 года организационных и правовых лакун, полностью передав задачу точного определения конкретного характера профессиональной подготовки в школе в компетенцию местных властей404.
Тем не менее на уровне деклараций сближение школы с жизнью, с практикой оставалось центральным звеном реформы. Усиление соответствующего риторического фона имело парадоксальный результат: эксперты и педагоги-практики оказывались вынуждены признать, что средняя школа во многом оставалась «не-советской», похожей на дореволюционную гимназию405 после сорока лет существования советской власти. Все это вело к еще большему усложнению дискуссии о политехнизации, потребовав различения между политехническим образованием и собственно профессиональной подготовкой школьников406. «Политехничность» превращалась в своеобразный маркер, отличительный признак «советской» школы как таковой, что только усиливало неясность в понимании «советскости» школы, которая раз за разом оказывалась промежуточной, незавершенной. Процесс политехнизации, утрачивая непосредственную связь с производственным обучением, становился на уровне языковых оборотов политических документов сокращенным именем нравственного императива для школы и молодежи, налагающего на каждого учащегося обязанность приобщения к общественно полезному труду. Этот лозунг, вероятно, должен был сам собой снизить остроту возникающих общественных противоречий путем риторического удостоверения идеологической благонадежности образовательной системы407.
Расплывчатость термина «политехнизация», провоцируя многочисленные идеологические спекуляции, позволяла использовать его для противоположной задачи закрепления особого положения отдельных образовательных учреждений и групп учащихся. Если «политехническое» применительно к образованию становилось синонимом действия коммунистической этики в образовании, то можно было с одинаковым успехом применять этот термин и к средней, и к высшей школе; и к уже сложившимся способам преподавания, и к различным педагогическим экспериментам.
Доминирование морального пафоса в вопросе о политехнизации затрудняло возможность независимой постановки вопроса о навыках выпускников реформированной политехнической школы408. Прагматическое требование повышения эффективности образовательной системы, ее способности обеспечивать развитие экономики артикулировалось в терминах нравственных свойств личности учащихся. С другой стороны, поскольку структура производства характеризовалась разрывом между большим количеством рабочих мест, требующих низкоквалифицированного или стандартизированного труда, и относительно небольшим количеством высокотехнологичных рабочих мест409, во внешне единой системе среднего образования стала усиливаться тенденция к обособлению отдельных групп образовательных учреждений, что шло вразрез с идеей «единства» школы и способствовало усилению социального неравенства в советском обществе