Но вы, наверное, подумаете, будто я пытаюсь рассказать, что РЕАЛЬНОСТЬ гораздо шире, чем вы думали. Это отнюдь не так, потому что в таком случае я бы признал, что РЕАЛЬНОСТЬ существует, а значит, так и не вылез бы из вашей черно-белой системы координат. У вас есть какие-то оппозиции, противоположности, антонимы – вот есть СВЕТ, а есть ТЬМА, и одновременно их быть не может. Есть ЖИВЫЕ, а есть МЕРТВЫЕ, и все умрут, потому что всегда все умирали, а ты что, самый умный? Только дело вот в чем: вы, идиоты, так и не поняли. Чтобы не умереть – достаточно не умирать. Взять и отказаться. Перехотеть. Вы так хотите сдохнуть, что и сдохнете, а я не умру никогда, потому что нет никакого мира живых и мира мертвых, и РЕАЛЬНОСТИ никакой нет.
Я видел вещи такими, какими я их видел, потому что мой разум их мне показал. Он сказал, что, если я научусь менять свои мысли, я смогу изменить все. И все будет выглядеть и вести себя так, как я того пожелаю. РЕАЛЬНОСТИ НЕТ. Все, что вы видите и знаете, – иллюзия, придуманная из-за навязанных установок, как бывает и как не бывает. Но бывает как угодно и не бывает ровно так же – потому что все есть и ничего нет.
Человек не может познать бесконечность, потому что вне рамок он сразу теряется. Как ребенок, который не может сам пойти, если его не научат родители. Только это родители говорят, что нужно обязательно научиться ходить, потому что так все делают, потому что это нормально. Нельзя ходить сквозь стены, потому что это неприлично, за стеной могут быть соседи, да и где это вообще видано – чтобы нарушать запреты? Если бы все сквозь стены ходили, такой бы бардак начался! А если бы все не ходили, а передвигались любым другим способом, по-своему, – ползли, катились, прыгали, летали, телепортировались, находились в нескольких местах одновременно? Тогда совсем уже невозможно стало бы хоть кого-то контролировать, поэтому нам и внушают, будто так нельзя, будто что-то взорвется и уничтожится, если вместо ходьбы ребенок вдруг освоит полет.
Мне противно все это. Мне противно, что я уже обречен сидеть внутри тела, наученного жить по правилам. Я ухожу в высшую форму существования, я отказываюсь жить, как хочется вам. Я беру каникулы и, может, вернусь, если захочу. А вы, если все еще верите в смерть, можете бухать на моих похоронах.
Хозяин леса, вод и ветра, президент Никитии
Кит»
Гранкина всегда вгоняли в ступор мужские слезы.
А Никита не пришел. И странно казалось, будто должен был.
Феномен непослушания
– Мозг человека генерирует электромагнитные импульсы, которые мгновенно передаются как команды к действию. Эти импульсы имеют свои неповторимые электромагнитные излучения. Если записать данное электромагнитное излучение и передать его в мозг, то организм самопроизвольно выполнит эту команду. Он будет воспринимать ее как свою собственную.
– Так.
– Это работает не на всех людей. Еще в шестидесятых годах, когда открыли энцефалограмму и начали выводить биотоки мозга на бумагу, когда выяснилось, что по альфа- и бета-ритмам можно определить эмоции человека, оказалось, что есть люди восприимчивые, которым можно легко навязать ритм, отличный от собственного, а есть люди с сильным типом нервной системы. Им уже не получится ничего навязать, если не использовать специальные модуляторы.
– Ага.
– Модулятор небольшой и вживляется в тело человека. Он корректирует чуждый ритм, чтобы он был ближе к собственному ритму человека, и тогда мозг встраивается в данный чуждый ритм и воздействие происходит. Таким образом, человеку можно извне навязать какую-либо эмоцию так, чтобы он ничего не почувствовал или даже был уверен, что его действия являются осознанными, а в их совершении принимает участие собственная воля. Такие люди даже могут начать доказывать, что никакого воздействия на них не производилось, а психотронного оружия не существует. Не исключено, что данная установка тоже является частью программы. Но знаете, в чем главная проблема?
– В чем же?
– Если вживить в тело человека модулятор недобровольно, программа не будет работать. Это и называется феноменом непослушания. Человек должен как бы сам дать согласие на то, чтобы встроиться в систему, чтобы им управляли.
– И кто же им управляет? Раскройте скобки, пожалуйста.
– Это очень просто: им управляет псиоператор. Я смотрю, вы совсем ничего не знаете, но в этом нет ничего плохого, очень многие, даже образованные люди этого не знают, потому что не интересуются. Нас запрограммировали не интересоваться. Псиоператор – это человек, а может, и не человек, потому что поставить человека следить за каждым человеком затратно, поэтому это скорее программа, которая направляет психотронное оружие на людей. На нас с вами. Его воздействие невидимо, потому что используются незаметные глазу электромагнитные лучи. Их направляют с помощью электромагнитных волн, радиоволн, с помощью технологий, сейчас вообще очень много разных волн вокруг нас. Вы видели логотип вайфая? Там нарисована волна, так что и с помощью этих волн псиоператоры оказывают свое воздействие на человека.
– Но вы ведь сказали, что можно отказаться от воздействия?
– Да, это так. Но дело в том, что нам пока не вживляют никаких чипов, чтобы можно было внятно отказаться, хотя мне кажется, если бы вживляли, этот процесс отнюдь не был бы добровольным. Чипы не так уж и нужны, когда человек сам каждый день добровольно пользуется гаджетами, от которых идут различные излучения. Это смартфоны, вайфай, телевизор, радиоприемники. Сейчас очень часто смартфоны, планшеты и интернет используют в школах, в вузах. Это является не чем иным, как попыткой с малых лет встроить человека в систему и управлять его сознанием с помощью психотронного оружия. Люди сами дают согласие на то, чтобы ими управляли. Посмотрите: в Советском Союзе образование было классическое и очень хорошее и каждый думал своей головой. Молодежь не сбивалась в стада, каждый был уникальным и отличался чем-то своим, а если кто-то и сбивался, то это были маленькие группировки и, как правило, они увлекались веяниями Запада. Вспомним, например, стиляг, которые слушали «Голос Америки»[10]. В любом случае это осуждалось нормальными людьми, потому что времена были другие. А сейчас посмотрите на молодежь: все бренды, тренды, мемы, все думают одинаково и выглядят одинаково. И теперь никто не хочет быть врачом, учителем или пожарным, все хотят быть блогерами и рэперами. Но вы, раз стали врачом, полагаю, все-таки из нормальных людей, вас еще не окончательно зомбировали. А остальных, большинство, мы уже не вытащим, потому что интересоваться они не приучены, да и информацию сложно найти. Когда все эти наработки появились в шестидесятых годах, они тут же стали засекреченными во всем мире. В университете я писал диплом по энцефалографии, но мой научный руководитель предложил работать по реограмме и заверил, что это более перспективное направление. Я согласился из осторожности. А потом я начал замечать, что мои коллеги, которые все-таки изучали энцефалограмму, один за другим стали куда-то пропадать. Кто-то просто не отвечал на мои звонки, у кого-то всегда были срочные дела – так я и не знаю, где они теперь. Конечно, их убрали. Остается только надеяться, что не навсегда.
– Вы очень страшные вещи рассказываете. А сами не боитесь?
– Конечно боюсь. Я еще себя в относительной безопасности могу чувствовать, потому что смог наладить связь с псиоператором. Он хотел настроиться на мои ритмы, а я его опередил и первый настроился на его. Иногда мы с ним общаемся, поэтому я знаю, что меня не тронут. Но иррациональный страх все равно есть, иногда вдруг накрывает тревога за свою жизнь. Я не могу отрицать, что это тоже некое стороннее воздействие, ведь с помощью волн можно управлять интуицией человека и заставить его испытывать те или иные эмоции, когда для них нет оснований.
Павлу было двадцать четыре года. Он был выстиранный, выглаженный, выбритый и чистенький, как офисный работник. Пах стиральным порошком и будто чуть-чуть кислой сметаной.
– Вы же и сейчас пишете научную работу, верно?
– Да, докторскую диссертацию. Ее тема: «Манипулятивное воздействие проблесковых маячков и устройств для подачи специальных звуковых сигналов автомобилей экстренных и специальных государственных служб на нейропсихологию человека».
– Тем более. Это очень тяжелая работа. Вы как нейропсихолог должны знать, что тяжелый труд вызывает стресс, даже если он умственный. Поэтому стоит у нас полежать, чтобы дать себе отдохнуть, восстановиться. И с новыми силами, так сказать, в работу. К тому же в ваших словах очень много интересных идей, я не задумывался никогда… И я бы хотел узнать побольше. Давайте вы у нас полежите, отдохнете и все мне объясните?
Гранкин еле дошел до кабинета Сергея Викторовича – сжимал губы, жмурился, часто-часто моргал. Закрыл за собой дверь, оперся о шкаф и расхохотался до истерической икоты, до боли в уголках рта и мышцах живота.
– И что за анекдот тебе рассказали? – спросил Сергей Викторович, не отрывая глаз от монитора.
И Гранкин не смог ответить – снова подкатил скручивающий смех.
Личность Павла Ульяновича Кудрова висла тяжелой тенью над биографией половины учащихся Гериной школы и теперь знаменовала темные, но прошедшие времена. Школа была нормальной – то есть и так едва выносимой, а Паша нормальным не был. Спасало только, что его инициалы удобно складывались в «П. У. К.», но и это перестало веселить классе в третьем.
Его лицо – бледный круг с точками черт – одиннадцать лет висело на доске «Умники и умницы нашей школы», с высоты пялясь на лавки для переобувания, железные прутья гардероба и вход в столовку. Его имя звучало на уроках, в коридорах и учительских, и даже дома от него было некуда деться.
«Вот Паша Кудров уже в два года научился читать, а ты у нас – только в четыре. Бывают же такие одаренные дети».
«Четверка у тебя? А у Паши Кудрова? Как – тоже четверка? Наверное, ему специально дали сложнее вариант».