– Я Жужело из Блая, – заявил Жужело, выпятив широченную грудь. – И я хожу только теми путями, которые выбираю сам.
– О боже, – пробормотала Шев. – Это же Джавра в мужском обличье. Джавра, это твое подобие в мужском образе!
– Да, у него, пожалуй, есть определенные достоинства, – сдержанно, одобрительным тоном ответила Джавра, вытряхивая из волос прилипшие к голове во время драки катышки овечьего помета. – А почему только один из вас едет верхом?
Северяне поглядели друг на друга так, будто причина вопроса уже вызывала между ними какие-то разногласия.
– Война идет, – проворчал один из них, с гнилыми зубами. – Так что лошадей на всех не хватает.
Шев громко фыркнула.
– Как будто я этого не знаю! Но уж если бы я могла ехать на лошади, то ни за что не пошла бы пешком.
– Это моя лошадь, – сказал Фладдд. – Но у Керрика нога болит, вот я и уступил ее ему.
– У всех у нас ноги болят, – буркнул рослый силач с чересчур пышной бородой и чересчур, и даже сверх того, большим топором.
– Нынче, пожалуй, неподходящее время для споров о том, кому ехать верхом, – повысил голос Фладдд. – Видят мертвые, мы более чем достаточно чесали языками на этот счет. – Он жестом велел своим людям раздвинуться направо и налево. – Жужело, кто эти, прах их побери, женщины?
Шев закатила глаза, а Джавра напыжилась.
– Я Джавра, Хоскоппская львица.
Фладдд поднял одну бровь.
– А твоя служанка?
Шев устало застонала.
– О, ради…
– Она не служанка, она прихвостень, – сказал Жужело. – Или… как это сказать про женщину? При?..
– Партнер! – рявкнула Шев.
– Нет, нет. – Джавра покачала головой. – Партнер? Ну уж нет.
– Честно говоря, это совершенно не важно. – Фладдд уже начал терять терпение. – Важно то, что Бетод хочет поговорить с тобой, Жужело, и ты пойдешь с нами, даже если нам придется тащить тебя силой.
– Минуточку, – Джавра подняла широкую ладонь. – Мы с этим человеком были заняты решением серьезных разногласий. Вы можете утащить силой то, что от него останется после того, как я разберусь с ним.
– Клянусь мертвыми! – Фладдд нажал большим и указательным пальцами на глаза и яростно потер. – Ничего никогда не дается легко. Почему ничего никогда не дается легко?
– Поверь, – сказала Шев, крепче сжимая пальцы на рукояти ножа, – я чувствую твою боль. Ты собиралась драться с ним ни за что ни про что, а теперь ни за что ни про что собираешься сражаться за него?
– Куда поставит Богиня, там и стой, – проворчала Джавра и стиснула меч так, что пальцы побелели.
Фладдд раздраженно вздохнул.
– Жужело, я не собираюсь призывать к кровопролитию…
– Я согласна с ним, – вставила Шев, подняв палец.
– …но ведь ты и впрямь не даешь мне особого выбора. Бетод хочет, чтобы ты, живым или мертвым, предстал перед креслом Скарлинга.
Жужело усмехнулся.
– Шоглиг указала мне время моей смерти, и это случится не здесь и не…
Тренькнула тетива. Мальчишка с дрожащими руками, похоже, удивился своему выстрелу так же, как и все остальные. Жужело поймал стрелу. Просто схватил ее в кулак во время полета как ни в чем не бывало.
– Стойте! – взревел Фладдд, но было уже поздно. Силач с огромной бородой замахнулся топором, взревел и ринулся на Жужело. Тот же в последнее мгновение спокойно шагнул по другую сторону Меча мечей – топорище звучно лязгнуло об оставшееся в ножнах лезвие – и стрелой проткнул шею нападавшему. Бородатый с грохотом рухнул в грязь.
Тут же все принялись орать.
Мало кто ненавидел драки так же сильно, как Шев, однако ей довелось принять участие в их бесчисленном количестве. И она накрепко усвоила: когда доходит до дела, действуй решительно. Лезь из кожи вон, чтобы избежать драки, торгуйся, иди на компромиссы, но если драки не избежать, отбрось все колебания. И потому она метнула свой нож.
Случись Шев поразмыслить об этом, она, возможно, решила бы, что ей не захотелось дополнительно обременять свою совесть и что убить лошадь не столь дурно, как убить человека. Случись ей поразмыслить об этом поглубже, она, возможно, решила бы, что человек, в отличие от лошади, оказался здесь по собственному желанию, и поэтому, вероятно, больше заслужил смерти. А если бы задумалась еще серьезнее, то, возможно, пришла бы к выводу, что этот человек, скорее всего, хотел оказаться здесь не более чем хотела того сама Шев; он всего лишь катился по жизни, как катится по руслу горной реки камень, повинуясь обстоятельствам, знакомствам, характеру и невезению, не имея весомых шансов что-то изменить.
Но люди, которые слишком много размышляют во время драк, редко выходят из них живыми, и поэтому Шев отложила все размышления на потом и метнула нож в самую крупную и малоподвижную цель.
Нож вонзился лошади в круп, и она вытаращила глаза, скакнула, вскинулась на дыбы, заколотила передними копытами в воздухе, так что Шев пришлось поскорее убраться в сторону, а наездник отчаянно натягивал поводья. Лошадь опустила передние ноги и поддала задом, подпруга лопнула, седло сползло со спины лошади, всадник повис вниз головой, но его отчаянный вопль оборвался, когда лошадь оступилась на скользком краю обрыва и рухнула в пропасть.
Так что на совести Шев оказались и лошадь, и ее всадник. Но печальная истина заключалась в том, что возможность сожалеть о содеянном в бою появляется только у победителей, а сейчас у Шев были другие заботы. А именно человек с самыми гнилыми зубами, какие ей когда-либо доводилось видеть, и страховиднейшей булавой. Чего он лыбится? Видит Бог, если бы у нее были такие зубы, то ее можно было бы заставить разжать губы разве что рычагом.
– Пойди-ка сюда, – проворчал он.
– Лучше отсюда, – прошипела в ответ Шев.
Она отскочила в сторону, разбрасывая из-под ног скользкие сырые камешки и почти забыв о визгливых криках, лязге и всей суматохе боя. Метания, постоянные метания от одного несчастья к другому. Зачастую на обрыве непостижимого каньона, по крайней мере, метафорического. И, как всегда, ей никак не удавалось отойти от края.
Гнилозубый владелец дубины поймал ее свободной рукой за воротник и дернул с такой силой, что Шев почувствовала, что с ее куртки отлетела добрая половина пуговиц, а потом больно стукнулась головой о камень. Она ударила его вторым ножом, но лезвие лишь звякнуло о кольчугу и вырвалось из руки. В следующий миг его кулак врезался ей в живот, выбив из нее весь дух, так что Шев могла лишь почти беззвучно сипеть.
– Не уйдешь, – проворчал он ей в лицо, и она чуть не лишилась чувств от одной лишь вони его дыхания. Он замахнулся палицей.
Шев подняла палец и указала ему за спину.
– Оглянись…
– Думаешь, я куплюсь…
Меч мечей с глухим, но громким звуком рассек его от плеча до кишок, и Шев прямо в лицо хлынула кровь, словно из ведра плеснули.
– Бр-р-р-р! – Она поспешно выскользнула из-под рухнувшего на нее трупа, отчаянно пытаясь стряхнуть с себя полноценную продукцию скотобойни, внезапно оказавшуюся у нее на коленях.
– Боже, – причитала она, с трудом поднимаясь на ноги, дрожа и отплевываясь. Вся ее одежда пропиталась кровью, кровь капала с волос, во рту, носу и глазах было полно крови. – О боже.
– Ищи во всем светлую сторону, – назидательно сказал Жужело. – По крайней мере, эти кишки не твои.
Изрубленные, изуродованные окровавленные воины Бетода валялись на смешанной с грязью траве. На ногах остался один лишь Фладдд.
– Послушайте, – сказал он, облизывая губы и направив острие копья в сторону шагнувшей к нему Джавры. – Я не хотел, чтобы дело так обернулось…
Джавра выхватила свой меч из ножен, и Шев содрогнулась: перед ее глазами вспыхнули два слепящих пятна. Большая часть копья Фладдда вместе с острием упала на землю, и в руке у него осталась только палка не длиннее ноги Шев. Он сглотнул, бросил обрубок и поднял руки.
– А теперь, Фладдд, возвращайся к своему хозяину, – сказал Жужело, – и на каждом шагу благодари мертвых, что тебе так повезло. Скажи ему, что Жужело из Блая пляшет под свою собственную музыку.
Стоявший с широко раскрытыми глазами Фладдд кивнул и начал пятиться задом.
– И если увидишь Керндена Зобатого, скажи ему, что я не забыл о трех курах, которых он мне задолжал!
– Курах? – пробормотала Джавра.
– Долг есть долг, – ответил Жужело, бесцеремонно опираясь на Меч мечей; его голое белое тело теперь было покрыто не только грязью, но и кровью. – И, кстати говоря, у нас с тобою еще одно дельце не окончено.
– Это верно. – Джавра задумчиво скривила губы и медленно окинула Жужело взглядом с головы до пят. Шев уже доводилось видеть у нее такое выражение, и она почувствовала, что сердце у нее опустилось еще ниже (если такое вообще возможно). – Но сдается мне, что мы с тобой сможем разобраться и другим способом.
– Ох… ох… ох…
Шев, дрожа, стояла на коленях около лужи с грязной дождевой водой, бормотала все проклятия, которые знала, а знала она много, пыталась смыть запекшуюся между грудей кровь тряпкой, оторванной от рубахи одного из мертвецов, отчаянно стараясь при этом не слышать хриплых стонов Джавры, раздававшихся за валуном. С таким же успехом можно было бы не замечать, как кто-то забивает гвозди тебе в голову.
– Ох… ох… ох…
– Это ад, – скулила она, уставившись на отражение своего грязного окровавленного лица в грязной, кровавой луже. – Это ад.
Что же она сделала, за какую вину она оказалась здесь? Брошена в этом месте, где нет ни любви, ни солнца, ни культуры, ни удобств. Месте, просоленном слезами праведников, как говаривала ее мать. Липкие волосы свалялись на голове, как треклятые водоросли на догнивающей лодке. На исцарапанной, стертой, покрытой ссадинами коже пупырышки от холода не отличишь от шелушащихся следов обморожений. Красный, воспалившийся от постоянного вытирания нос, из которого непрерывно текут сопли. Ввалившийся, постоянно урчащий живот, тик в ушибленной шее, ноги, натертые до водяных мозолей, увядшие, рассыпавшиеся мечты…