Скулия хлопнул его по плечу, и он чуть не разлил суп.
– Кто знает, может быть, после сражения и ты получишь сюрко.
Предо слегка передернуло. Солдатчина вполне могла стать его профессией, но он не мог не признать, что не горит стремлением познакомиться с боевой ее стороной.
– Так значит, сражение точно… будет?
– Точно. – Сержант Мазарин наклонился вперед, и в свете костра шрам, пересекавший его седую бороду, стал особенно хорошо заметен. Если кто-нибудь и знал, когда должно было случиться сражение, так это Мазарин. На его выгоревшем сюрко вышивок было больше, чем у кого-либо другого, не считая старого Волфира, а у того плащ давно развалился бы на клочки, если бы эти клочки не скрепляли названия мест, где происходили забытые уже сражения. – Герцогу больше некуда отступать. Мы загнали его прямиком в собственный город.
– А не попытается он просто отсидеться за стенами? – полюбопытствовал Предо, пытаясь не выказать слишком откровенно свои надежды.
– В таком случае мы просто уморим его голодом. И он ведь знает, что помощи ему ждать неоткуда. – Мазарин умел говорить так, что каждое его слово делалось тяжелым и твердым, как камень в стене, и те, кто его слушал, отбрасывали прочь свои сомнения. Вот и Предо осмелел. – Нет. Рогонту пришла пора драться, и он это знает. Он ведь не глупец.
Франчи фыркнул, облизнул пальцы и поправил перо на своей дурацкой шляпчонке.
– Да уж, конечно, не глупец. Просто трус.
И Скулия мрачно хмыкнул, соглашаясь с этими словами.
Но Мазарин лишь пожал плечами.
– По мне, так лучше сражаться с храбрым глупцом, нежели с умным трусом. Куда лучше.
– Но говорят, что теперь с ним Муркатто, так ведь? – Предо подался вперед и понизил голос, словно боялся, что Мясник Каприле услышит свое имя и появится из тьмы прямо перед ним с двумя мечами в обеих руках. – Она и храбра, и умна.
Франчи и Скулия тревожно переглянулись, но Мазарин остался равнодушным, как камень.
– А еще быстра и безжалостна, как скорпион, но Муркатто всего лишь один человек, а сражения в одиночку не выигрывают. – Он казался настолько уверенным и спокойным, что его уверенность и спокойствие передались Предо. – А ведь у нас численное превосходство.
– И дело наше правое! – добавил Предо, уже малость охваченный воодушевлением.
Мазарин пожал плечами.
– Насчет этого я не уверен, но численное превосходство точно за нами.
– И сражения, парень, не такое уж плохое дело! – Скулия снова хлопнул Предо по плечу, и тот все же разлил суп, к счастью, немного. – Если, конечно, ты сражаешься на стороне победителя.
– А мы уже давно, очень давно стоим на стороне победителя, – сказал Мазарин, и остальные закивали. – Это уже входит в привычку. Покончить с Рогонтом, и дело сделано. Лиги Восьми больше не существует, и Орсо – король Стирии.
– Да будет благословенно его вечное величество, – сказал Франчи, улыбнувшись густо усыпанному звездами ночному небу.
Предо вновь встревожился. Мысль о том, что его и из армии вышибут, как из публичного дома, совершенно не нравилась ему.
– Но… Неужели Орсо после победы разгонит своих солдат?
Изрезанное морщинами и шрамами лицо Мазарина расплылось в улыбке.
– Будь Орсо готов зашвырнуть свой меч в воду, не видать бы ему того, что он достиг. Не боись, он все время будет держать нас под рукою.
Скулия одобрительно хмыкнул.
– Как сказал Вертурио, тот, кто готовится к миру, готовится к поражению.
– А кто это такой? – спросил Предо.
– Очень умный человек, – ответил Франчи.
– Как я понимаю, места хватит для всех нас. – И Мазарин наклонился и лапищей со старыми шрамами хлопнул Предо по коленке. – А если найдется место для меня, то будет место и для всех вас. Моих жену и дочь унесла чума, но Парки послали мне новую семью, и эту семью я не собираюсь терять.
– Семью… – От одной только мысли о том, что за ним кто-то будет присматривать, у Предо сделалось тепло на душе. Да еще такой суровый и надежный. За ним никто никогда не присматривал. – По-моему, у солдат хорошая жизнь. – И он с тревогой посмотрел от костра в темноту, туда, где слабо светились огни Осприи. В сторону бродов Сульвы, где им завтра предстояло сражаться. – Если, конечно, не считать сражений.
– Сражения тоже не такое уж плохое дело, – сказал Франчи.
Мазарин откинулся назад, опершись на локоть, и с усмешкой добавил:
– Пока сражаешься на стороне победителя.
– Больно, – ворчал Скулия сквозь покрасневшие зубы. – М-мать!.. До чего же больно.
– Что мне делать? – Кровь была повсюду. Руки Предо были густо покрыты кровью. Кровь, пенясь, струилась по древку арбалетного болта, сочилась из сочленений латного доспеха Скулии и растворялась в бурлящей реке. И белый талинсский крест на сюрко покраснел от крови.
– Чтоб вас всех! Что мне делать? – пронзительно взвизгнул Предо, но, даже если кто-то его и услышал, никакого ответа на последовало.
Стоял оглушительный шум. Просто адский. Каждый старался перекричать всех остальных. Все задавали вопросы, и никто не отвечал. Выли не по-человечески. Шлепали по воде, обильно обдавая брызгами других, падали, поднимались, стенали раненые, которых волочили на берег, с голубого неба без всякого предупреждения сыпались стрелы и болты. Предо видел каких-то людей, возвышавшихся над толпой. Всадники. Сверкая металлом, они рубили из седел мечами и топорами. Предо не мог понять, свои это или враги. Было очень непохоже, чтобы дела шли по плану. Было непохоже, чтобы для всего этого вообще мог существовать план.
Он стоял на коленях, и ледяная вода журчала между его ногами, а то, что оставалось над водой, насквозь промокло от брызг, которыми Предо обдавали находившиеся поблизости люди. Скулия больше не жаловался на боль. Он вообще ничего не говорил.
– Что мне делать? – прошептал Предо и почувствовал, как кто-то схватил его за плечо.
– Он мертв. – Сержант Мазарин, как всегда спокойный и непоколебимый, как скала посреди волнуемого бурей людского моря, указывал путь копьем. – Вперед! – проревел он, полуобернувшись к тем, кто находился у него за спиной. – Вперед! – и захлюпал дальше по холодной воде, увлекая Предо за собой. Хорошо было хотя бы то, что Предо узнал, где находится это самое «вперед», потому что до сего момента он понятия об этом не имел. Хрипя легкими, свистя горлом при каждом вдохе и выдохе, он брел вперед. На холме, возвышавшемся над мешаниной из дерущихся между собой людей и коней, дергалась и раскачивалась Осприя.
Что-то брызнуло ему в лицо, и он громко ахнул. Прикоснулся к щеке и уставился на дрожащую руку. Сморщившиеся от воды кончики пальцев покрывала красно-черная кровь. Лошадь дернулась, вскинула задом и лягнула человека, который, врезавшись в Предо сбоку, чуть не свалил его с ног.
Впереди, крепко сжимая в руках копье, шествовал Мазарин. Возле Предо упала лошадь, сбросив наездника в реку, и он подался назад. Поднялся и опустился топор. Лязгал металл. Кричали люди. Предо отбросил с глаз мокрые волосы и удивленно заморгал. Он увидел перед собою в реке пригнувшуюся женщину. Женщину в сверкающих латах, с прилипшими к бледному лицу темными волосами.
Это могла быть только она. Муркатто. Мясник Каприле. Он представлял ее куда крупнее, но какая еще женщина могла здесь оказаться?
Она ударила кого-то булавой, промахнулась и качнулась следом за своим оружием. Ее противником оказался Франчи; он толкнул ее щитом, заставил утратить равновесие и поднял меч. Но едва он шагнул к ней, как сзади к нему самому тоже кто-то шагнул. Мощный, голый до пояса верзила. Возможно, северянин, весь, с головы до пят, залитый кровью, как один из тех пьянеющих от крови безумцев, о которых любят рассказывать в легендах. Франчи ударить мечом не успел, и топор северянина со свистом рассек воздух, а вместе с ним и плечо, развалив его, как мясник развалил бы говяжью тушу.
Франчи испустил ужасающий вопль; кровь из его разрубленного плеча брызнула прямо в лицо женщине. Она отшатнулась, ослепленная, выплюнула кровь, попавшую в рот, и тут на нее, рыча от ярости, налетел Мазарин. Его копье громко лязгнуло о нагрудник кирасы, и женщина с криком упала в воду.
Предо кинулся на помощь сержанту, но зацепился башмаком за что-то на дне, тоже упал, а когда вскочил, ему пришлось откашливаться от попавшей в горло воды. Упавшее боевое знамя. Белый крест на черном фоне.
Он поднял голову и увидел, что Муркатто с трудом поднялась на колени, а Мазарин снова замахнулся на нее копьем. Она извернулась, сверкнул металл, ее нож глубоко вонзился в ногу сержанта, и он качнулся вперед, выпучив глаза от неожиданной боли.
– Нет… – прошептал Предо, выпутавшись из тряпки, связавшей ему ноги, но было уже поздно.
Он видел, как оскаленные зубы женщины сверкнули сквозь спутанные окровавленные волосы, когда она взметнулась из воды и вместе с нею взметнулась в сияющих брызгах ее булава. Как булава с хрустом врезалась в челюсть Мазарина, взметнув фонтан крови и зубов, и отбросила его назад.
Зарычав, женщина вновь вскинула булаву, ударила его в горло, опрокинула навзничь в воду, сама ринулась на него, и они покатились по отмели, шипя и размахивая руками и ногами в воде и под водой.
Предо в оцепенении смотрел вокруг, с трудом удерживая меч в расслабленной руке, почти готовый к тому, что вот-вот кто-то бросится на него, пылая жаждой убийства, но, похоже, бой внезапно прекратился. Люди стояли и смотрели вокруг точно так же, как и он сам. Опускались в воду, зажимали раны. Куда-то растерянно брели. И наконец, один из всадников, оказавшихся поблизости, встал во весь рост в стременах, сорвал с головы шлем и заорал:
– Победа!
Сержант Мазарин лежал на камне, разбросав руки в стороны. Он был мертв. Все они были мертвы. Сражения тоже не такое уж плохое дело. Если сражаешься на стороне победителя.
Крик подхватили другие, потом еще и еще. Понятно, осприйцы. Предо, не отрываясь, смотрел на женщину. Она, шатаясь, сделала шаг вперед и обвисла в объятиях полуголого чудовища; ее булава, все еще липкая от крови сержанта Мазарина, свисала вдоль его голой спины.