Хоральд снова вскинул раскрытые ладони с растопыренными пальцами.
– Деловой человек просто не может преуспеть, не оказавшись в большом долгу перед кем-нибудь.
Облегчение, которое испытывала Шев, вдруг сменилось сильнейшей, аж до тошноты, тревогой.
– И кому же ты так сильно задолжал?
– Среди иных-прочих… – Хоральд облизал зубы; судя по выражению лица, сложившаяся ситуация не доставляла ему никакого удовольствия, – верховной жрице Великого храма в Тонде.
Шев вытаращила глаза.
– Джавра, осто… – Она повернулась к двери, через которую они вошли, но там уже стояла женщина. Высокая, тощая женщина с суровым лицом, бритой головой и длинным мечом в густо татуированном кулаке. А следом за нею уже входила, согнувшись под притолокой, другая женщина, большая, как дом. Шев схватила Каркольф за рукав и шагнула было к двери с противоположной стороны дворика. Та плавно растворилась, и оттуда вошла еще одна мощно сложенная женщина. Большие пальцы обеих рук она засунула под широкий ремень, на котором висели две кривые сабли. Ее тоже сопровождала напарница с заплетенными в сотню косичек белокурыми волосами: она ухмылялась, скрестив руки на груди.
Наверху раздался пронзительный свист, и с одной из стен слетела, перекувыркнувшись в воздухе, бесшумно приземлилась и застыла в боевой стойке еще одна фигура – высокая, рослая, даже выше Джавры. Роскошные белокурые волосы упали ей на лицо, и Шев видела лишь блеск одного глаза и сверкание приоткрытых в улыбке великолепных зубов. Даже не потрудившись взглянуть, она подхватила на лету брошенное ей копье с ослепительно, как зеркало, сверкавшим длинным острием.
С трудом сглотнув, Шев огляделась по сторонам, стараясь смотреть воровским взглядом, так чтобы окружающие даже не замечали ее внимания, но, кажется, сейчас это у нее не получилось. Вообще, хвастайся не хвастайся, но когда доходило до дела, она обычно садилась в лужу. И впрямь: лучшая, чтоб ее, воровка во всей Стирии вздумала поиграть в героя и приперлась точнехонько в капкан, и мало того что сама приперлась, так еще и приволокла с собой единственного настоящего друга, какой только был у нее на всем свете.
Наверху, на стенах, стояли еще две женщины, похожие, как близнецы; большие луки лежали у них на плечах, как коромысла, и даже запястья они выгнули, как это делают простые молочницы, а сами с равнодушными улыбками смотрели вниз. Семь и все – Шев нисколько не сомневалась – рыцари Золотого храма, и сражаться с ними ей совсем не по силам, и даже если бы она не израсходовала половину своих боевых штучек на тех болванов на стене, ей все равно было бы нечего ловить.
– Ну! – буркнула она. Просто-напросто других подходящих слов для всего происходящего она не нашла.
Хоральд смотрел на покрытых боевыми шрамами и татуировками жилистых вооруженных до зубов теток, окруживших его со всех сторон, и поеживался, не скрывая нервозности. Они казались смертельно опасными, и Шев знала, что на деле они еще опаснее, чем кажутся.
– Должен заметить, что я оказался в явном меньшинстве.
Джавра устало кивнула, высунула длинный язык, провела им по губам и вокруг и сплюнула.
– Я тоже.
– Джавра! – раздался низкий и мощный женский голос.
Все рыцарши склонили головы, как будто прозвучало не имя, а команда. В дверь вошла еще одна женщина. Высокая, широкоплечая, одетая не то в белое платье, не то в мантию без рукавов, и двигалась она столь грациозно, что скорее плыла, нежели шла.
– Мы слишком уж давно не виделись.
На ее мощной шее висело во много рядов, доходя до середины груди, ожерелье из простых на вид бус. В короткой рыжей щетине, отросшей на бритом черепе, проглядывала седина, костистое лицо испещрено морщинами на щеках и вокруг глаз. И глаза… что за глаза! Синие и спокойные, как глубокая вода. Яркие, как звезды. Твердые, как кованое железо. И безжалостные, как поножовщина на задворках.
Джавра дождалась, пока она уселась за стол напротив Хоральда.
– По мне, мать, так век бы тебя не видеть.
Шев кашлянула, прочищая горло.
– Полагаю, «мать» – это почтительное обращение, употребляемое по отношению к верховной…
– Джавра – моя дочь. – Женщина вскинула бровь. – Что касается почтения, то ей всегда его недоставало.
Шев выпучила глаза и поймала себя на том, что в последнее время это случается с нею очень уж часто. Между Джаврой и верховной жрицей действительно имелось сильное сходство, даже в игре мышц на руках, которые старшая скрестила поверх побрякивавших бус.
– Значит, мы четырнадцать лет мотались по Земному кругу, удирая от… от твоей матери?
– Очень уж она упряма, – ответила Джавра.
– Вот, значит, от кого это в тебе, – задумчиво проговорила Шев. – Я наконец-то вижу, что и в сиротстве есть определенные достоинства.
Наступила продолжительная напряженная пауза. Ветерок пробежал через двор, и по щербатым каменным плиткам пустились в догонялки два сухих листа. Верховная жрица, неодобрительно поджав губы, оглядывала дочь с головы до ног. Шев и Джавра продержались в бегах четырнадцать лет, но теперь стояли перед теми самыми людьми, от которых спасались. После всего пережитого это должно было восприниматься как своего рода разрядка.
– Вид у тебя…
– Дерьмовый? – предположила Джавра.
– Я намеревалась использовать более дипломатичное выражение.
– Боюсь, мать, дипломатия между нами осталась далеко в прошлом.
– В таком случае да, дерьмово! На свете еще не было ни одной женщины, которая была бы столь щедро одарена благословением Богини, как ты. Мне грустно и больно видеть, что ты столь непочтительно обращаешься с Ее дарами. Неужели ты сбежала от меня ради… вот этого?
– Я ушла и потому могла сама выбрать свой путь.
Мать Джавры покачала головой.
– И ты предпочла валяться в собственных нечистотах?
– Когда за тобой всю жизнь, без передыху, гоняются убийцы, выбор делается не слишком широким, – зло бросила Шев.
Она почувствовала, как пальцы Каркольф легли ей на руку чуть выше локтя и деликатно попытались утащить ее в тень. Она стряхнула эту руку и, напротив, шагнула вперед, и встала рядом с Джаврой. Если уж ей суждено умереть, то лучше пусть это случится так и там, где она сама выберет.
Синие-синие глаза Верховной жрицы скользнули по ней.
– Кто эта… особа?
Джавра выпрямилась во весь свой внушительный рост, выпятила грудь и положила руку на плечо Шев.
– Это Шеведайя, величайшая воровка Стирии.
Шев была на добрый фут ниже ростом, чем Джавра, и грудь у нее была в четыре раза меньше, но она тоже выпрямилась и выпятила все, что имела.
– И горжусь тем, что была обузой и нахлебницей Джавры.
– Партнером, – поправила та и мягко, но непреклонно отодвинула Шев назад. – Но только не примешивай ее ко всему этому.
Взгляд Верховной жрицы вернулся к дочери.
– Хочешь верь, хочешь нет, но, несмотря на все бессмысленные кровопролитные разногласия между нами, я никогда не желала никому вреда.
Джавра вытянула шею и наклонила ее сначала в одну сторону, потом в другую, а затем положила обмотанную грязными тряпками ладонь на рукоять своего обмотанного грязными тряпками меча.
– Я скажу то же самое, что сказала Ханаме, и Бирке, и Вейлене, и Гойлин, и всем прочим твоим цепным шавкам. Я не буду ничьей рабыней. Даже твоей. – Она вызывающе прищурилась. – Особенно твоей. Я лучше погибну, чем вернусь с тобой.
– Я знаю. – Мать Джавры с усталым видом надула щеки – точно так же, как это делала Джавра во время бесконечных теологических дебатов, которые происходили между нею и Шев. – Если за последние четырнадцать лет я что-то усвоила, так именно это. Даже ребенком ты была невероятно, немыслимо упряма. Все мои усилия переломить твой нрав улыбками, уговорами, побоями и, наконец, оружием лишь раздражали и злили тебя. Но существует лишь ограниченное количество возможных образов жизни, от которых, как ни раздражайся, все равно не увернешься.
С этим Шев не могла не согласиться. Она находилась именно здесь, среди множества противников, и в очередной раз смотрела в лицо смерти. Сколько же раз – пропади все пропадом! – такое повторялось с нею? Она демонстративно поднесла к лицу руку и принялась рассматривать ногти, а другую запустила за пояс, туда, где в пришитом изнутри кармашке лежал флакон. Одним удачным броском можно будет отправить сразу двух храмовниц в то посмертие, которого они так жаждут, а может быть, и сшибить с ног какую-нибудь из этих дылд. Помирать, так с музыкой…
– Богиня учит нас видеть и выбирать их. – Верховная жрица коротко взглянула на Шев. – Оставь эту склянку в покое, дитя мое. У меня есть иной вариант для твоей партнерши. Мне кое-что нужно.
Джавра громко хмыкнула.
– Ты вроде бы никогда не стеснялась взять то, что тебе нужно.
– Эту вещь не так-то просто раздобыть. Она принадлежит… – мать Джавры пожевала губами, как будто в рот ей попало что-то очень кислое, – волшебнику. Магу древних времен.
Шев вновь подалась к Джавре.
– Не нравится мне это…
– Т-с-с-с… – перебила та.
– Джавра, принеси ее мне, и ты свободна. Ни я, ни стражницы моего храма больше не будем преследовать тебя.
– И все? – спросила Джавра.
– Все.
Шев схватила подругу за могучую обнаженную руку.
– Джавра! Мы ведь не знаем, ни что это за вещь, ни где она находится, да и все эти штучки с магами древних времен мне тоже очень не нравятся…
– Шеведайя, – Джавра похлопала ее по руке и ласково разжала пальцы, – когда у тебя имеется лишь один вариант, думать, стоит ли его принимать, нет смысла.
– Ну что ж, – Шев быстро оглянулась на Каркольф, медленно, тяжело, с болью в сердце, вздохнула, и ее выпяченная грудь вдруг опала – раз такое дело, украду я у волшебника эту штуку.
Глядя на нее сверху вниз, Джавра чуть заметно улыбнулась одними уголками рта.
– Вдвоем, плечом к плечу?
– А что, по-твоему, должен делать нахлебник? Твое дело сражаться, мое – жаловаться на жизнь.