– Что угодно, только не это, – чуть слышно поворчала она себе под нос.
Как только гуляки скрылись в ночи, она выскочила из своего кратковременного убежища и двинулась дальше – не слишком быстро, но и не слишком медленно, беззвучно ступая мягкими подметками по сырой брусчатке и надвинув ничем не примечательный капюшон так, чтобы не вызывать в нем подозрений и чтобы казалось, будто человеку в общем-то есть что скрывать, но, кроме него, эти тайны никому не интересны. Таких в Сипани было более чем достаточно.
Где-то западнее должна мчаться по широким проспектам ее бронированная карета, высекая ободьями колес искры из мостовой на мостах; шарахаются в стороны испуганные прохожие, кучер хлещет лошадей по взмыленным бокам, следом, сверкая влажными от тумана доспехами в свете уличных фонарей, скачет дюжина наемных охранников. Если, конечно, люди Старателя еще не подсуетились: град стрел, визг лошадей и людей, грохот экипажа, падающего с дороги, лязг стали, и в завершение всего замо́к дорожного сейфа срывается зарядом взрывчатого порошка, алчные руки, отмахиваясь от едкого дыма, откидывают тяжелую крышку… а там пусто.
Каркольф позволила себе чуть заметно улыбнуться, погладить чуть заметную выпуклость на боку – кое-что, пришитое для сохранности к подкладке куртки.
Она велела себе собраться, сделала еще несколько шагов и спрыгнула с набережной канала, пролетела над маслянистой водой три шага, разделявшие набережную и полусгнившую баржу, палуба которой заскрипела, но выдержала, когда Каркольф, перекатившись, легко поднялась на ноги. Идти в обход, через мост Финтин, было далеко, к тому же этот путь был весьма людным и отлично просматривался, а вот эта лодка всегда была привязана здесь, в тихом темном месте, позволяя срезать изрядный крюк. Каркольф позаботилась о том, чтобы суденышко тут стояло. Она вообще старалась оставлять на волю случая как можно меньше. По своему собственному опыту она хорошо знала, что случай может оказаться настоящим подонком.
Из полумрака каюты выглянуло изрезанное морщинами лицо, окруженное клубами пара из кипящего котелка.
– Кого нелегкая носит?
– Никого. – Каркольф приветственно махнула рукой. – Так, мимоходом! – Она перепрыгнула с качающейся палубы на противоположный берег канала и скрылась в воняющем плесенью тумане. Так, мимоходом. Прямо в порт, чтобы успеть к началу отлива и отбыть в своем веселом стиле. Или хотя бы в тухлом. Где бы Каркольф ни побывала, везде она была никем. Везде и всегда: так, мимоходом.
А восточнее должен ехать в компании четверых наемников этот идиот Помбрин. Вряд ли его легко спутать с нею – усы, там, и все прочее, – однако когда он завернется в точно такой же броский плащ с капюшоном, то со спины сойдет за двойника. Этот жалкий сутенер свято уверился пустой башкой своей, что сможет выдать себя за нее и поможет ей, достойной даме, не желающей делать свою связь достоянием широкой публики, встретиться с любовником. Каркольф вздохнула. О, если бы так… Она утешилась, представив себе, как Помбрин растеряется, когда эти балбесы – Глубокий и Мелкий – выстрелом собьют его с седла, как они удивятся, увидев усы, как будут с нарастающим бешенством ощупывать и рвать его одежду и, в конце концов, несомненно, вспорют ему живот, чтобы… не найти ничего.
Каркольф снова пощупала бугорок на боку и прибавила шагу. Все это там, а она здесь, идет средним из трех маршрутов, одна, пешком, по тщательно подготовленному пути, проходящему по задворкам, узким проходам, всеми забытым проходным дворам и лестницам, через обветшавшие дворцы и многоквартирные дома, через ворота, оставленные открытыми в соответствии с тайными договоренностями, а в конце короткий переход по сточной трубе, и она окажется возле самого порта, имея еще час-другой в запасе.
И вот, покончив с этой работой, она непременно устроит себе отпуск. Она потрогала языком маленькую, но весьма болезненную язвочку, которая недавно появилась у нее во рту, на губе. Она ведь только и знает, что работу. Может быть, съездить в Адую? Навестить брата, увидеть племянников… Сколько им лет-то? М-м-м? Нет! Невестка такая лицемерная мизантропка. Из тех людей, которые обо всем на свете говорят с этакой ехидной ухмылочкой. Глядя на нее, Каркольф сразу вспоминала папашу. Может быть, братец потому и женился на этой гадкой тетке…
В сводчатую подворотню она нырнула под звуки музыки. Скрипач либо настраивал инструмент, либо совершенно не владел им. Ни то ни другое не удивило бы ее. На замшелой стене болтались, хлопая на ветру, клочья бумаги – дурно отпечатанные листовки, призывавшие сознательных граждан восстать против тирании Змеи Талинса. Каркольф усмехнулась. Граждане Талинса в большинстве предпочитали думать о том, как бы прилечь, а не восстать, а оставшихся можно было назвать как угодно, только не сознательными.
Она извернулась, чтобы немного оттянуть чересчур туго облегавшие зад брюки, но тут ничего нельзя было поделать. Интересно, сколько нужно заплатить за новую одежду, чтобы у нее не было таких грубых швов, натирающих в самых неудобных местах? Она трусила по узкой набережной давно неиспользуемого отрезка канала с застоявшейся водой, мутной от тины и разнообразного мусора, то так, то этак поддергивая брюки, но все без толку. Будь проклята дурацкая мода на облегающие брюки! Может быть, это какая-нибудь космическая кара ей за то, что она расплатилась с портным фальшивыми монетами. Но тут уж Каркольф всегда придавала гораздо больше внимания непосредственной личной выгоде, нежели вселенским карам, и потому старалась, при малейшей возможности, никому не платить. Это был для нее практически жизненный принцип, а ее отец всегда говорил, что человек должен соблюдать свои принципы…
Проклятие, похоже, она действительно превращается в собственного отца.
– Ха!
Из очередной подворотни выскочил какой-то оборванец; в полутьме тускло блеснула сталь. Инстинктивно взвизгнув, Каркольф отскочила назад, сорвала и отбросила в сторону плащ и обнажила клинок, уверенная в том, что на сей раз пришла ее смерть. Неужели Старатель сумел все же перехитрить ее? Или Глубокий и Мелкий, или наемники Куррикана… Но никто больше не появлялся на виду. Один-единственный человек, кутающийся в потрепанный грязный плащ, с непокрытыми волосами, прилипшими от сырости к бледной коже, прикрывший нижнюю часть лица потасканным шарфом, над которым виднелись налитые кровью круглые испуганные глаза.
– Кошелек или жизнь! – провозгласил он приглушенным – из-за шарфа – голосом.
Каркольф вскинула брови.
– И кому же все это так понадобилось?
Краткая пауза, во время которой тишину нарушал лишь плеск воды о камни внизу.
– Вы женщина? – В тоне грабителя прорезались чуть ли не извиняющиеся нотки.
– Если да, вы не станете меня грабить?
– Ну… э-э… – Грабитель как-то сник, но тут же вновь приободрился. – Все равно: кошелек или жизнь!
– Зачем? – поинтересовалась Каркольф.
Острие меча грабителя дрогнуло, как бы от неуверенности.
– Затем, что у меня имеется существенный долг перед… но это вас не касается!
– Нет, я имела в виду: зачем вам понадобилось предупреждать меня, вместо того чтобы тихонько пырнуть ножом, а потом обыскать труп?
Снова пауза.
– Пожалуй… я рассчитывал обойтись без насилия? Но предупреждаю, что готов на все!
Он был совершенным штафиркой. Грабитель этот, который попался у нее на пути. Случайная встреча. Вот и сомневайся после этого в том, что случай – подонок. По отношению к этому типу – наверняка.
– Да, сэр, – сказала она, – вы дерьмовый грабитель.
– Я джентльмен, мадам.
– Вы, сэр, уже мертвый джентльмен. – Каркольф шагнула вперед, подняв собственный клинок; лезвие из бритвенной стали, длиной в обычный шаг, устрашающе сверкнуло в свете лампы, падавшем из окна где-то сверху. Она никогда не давала себе труда упражняться, однако же, несмотря на это, более чем сносно владела мечом. И, конечно, с этим пентюхом ей не придется напрягаться. – Я нашинкую тебя…
Незнакомец метнулся вперед с немыслимой скоростью, лязгнула сталь, и не успела Каркольф подумать о том, что ей надо бы что-то сделать, меч вылетел из ее руки, звякнул о грязную брусчатку и, булькнув, упал в канал.
– Ах, – сказала она. Такой поворот событий менял все дело. Выходит, этот грабитель оказался не таким уж пентюхом, во всяком случае, когда дело коснулось фехтования. Это следовало учесть заранее. В Сипани ведь все не то, чем кажется.
– Давайте деньги, – потребовал он.
– Потрясающе. – Каркольф вынула кошелек и бросила его в стену, надеясь, что грабитель отвлечется и она сможет проскочить мимо. Увы, он с поразительной ловкостью поймал кошелек на лету, и острие меча вернулось на прежнее место, не позволяя Каркольф удрать. Вернулось и осторожно прикоснулось к бугорку на боку куртки.
– А что у вас… здесь?
Это и называется из огня да в полымя.
– Ничего, совершенно ничего. – Каркольф попыталась отвлечь грабителя фальшивым смешком, но этот корабль уже уплыл, и она, к великому сожалению, не находилась на его борту, точно так же, как не находилась на борту того треклятого корабля, который покачивался у причала, готовясь отплыть в Тонд. Она попыталась пальчиком отвести лезвие от груди. – А теперь, знаете ли, у меня имеется очень важное дело, так что…
Ее слова прервал негромкий треск распарываемой куртки.
Каркольф заморгала.
– О-о… – И режущая боль в ребрах. Меч, оказывается, не только куртку распорол, но и ее самое. – О-о! – Расстроенная до глубины души, она опустилась на колени; кровь сочилась между прижатыми к боку пальцами.
– О… о нет! Простите. Я, вправду… вправду не хотел повредить вам. Я хотел, всего лишь… понимаете ли…
– О! – Из разрезанного кармана выпало его содержимое, уже немного испачканное в крови Каркольф; выпало и покатилось по мостовой. Тонкий сверток около фута длиной, замотанный в крашеную кожу.
– Мне нужен врач, – произнесла Каркольф самым выразительным голосом «ах-я-совершенно-беспомощная-слабая-женщина». Великая герцогиня часто упрекала ее в том, что она переигрывает, но если не вложить драматизма в такую вот ситуацию, то когда же его вкладывать-то? Как-никак ей, кажется, на самом деле требовался врач, а кроме того, оставался шанс, что грабитель наклонится, чтобы помочь ей, и она сможет пырнуть гада ножом в харю. – Умоляю вас, помогите!