Адрес он отыскал без труда и вошел в ухоженный подъезд. Просмотрев надписи под кнопками лифта, нашел ее фамилию — та оказалась на первом этаже — и проследовал дальше, выискивая нужный номер. На маленькой черной табличке было выведено: «Фредерик Ноулс, Дантист».
Вот так-то, дантист! Вспомнилась старая шутка: «Он настоящий доктор или просто дантист?» — «Нет, он просто дантист».
С улыбкой на лице Грифф нажал на кнопку звонка у двери. Чуть подождав, услышал шорох шагов за дверью и тут же раздавшийся голос:
— Минутку!
Ему тут же подумалось, что он воспользовался официальным входом, тогда как для частных посещений наверняка имелась другая дверь, и почувствовал смущение.
Потом услышал, как отщелкнули крышечку на глазке, увидел, как в ней мелькнул свет, потом снова угас, после чего дверь распахнулась, и он уставился в темноту прихожей.
— Привет! — сказала Кара. — У вас что, зубы разболелись?
И он понял, что это был ее привычный ход, когда кто-либо совершал аналогичную ошибку. Осознание того, что ему досталась всего лишь второразрядная шутка, не очень-то ему понравилось, но он тут же справился с раздражением.
— Да, знаете ли, пломбочка расшаталась. Не могли бы вы ее поправить?
— Входите, — сказала Кара. — Я сейчас.
Когда он ступил в приемную, она зажгла свет и спросила:
— Вы здесь желаете обождать или пройдете в гостиную? Я бы познакомила вас там с семьей — правда, сейчас в доме только собака.
— Спасибо, я подожду здесь, — сказал Грифф.
— Отлично, — откликнулась она. — А вы прекрасно выглядите.
Он тут же смутился. Получалось, что любой его встречный комплимент по поводу ее внешности показался бы жалкой копией только что произнесенной ею фразы. Он предпочел не откликаться на эту фразу, но тут же сказал:
— Вы кажетесь очарованной. — И затем по-фрейдистски щелкнул пальцами и поправил себя: — То есть не очарованной, а очаровательной.
— Благодарю вас, сэр, — проговорила Кара и прошла в глубь комнаты.
Честно говоря, Грифф ожидал чего-то иного от этой женщины, по крайней мере от ее внешности. Ну, чего-то более игривого, однако на ней было всего лишь черное шелковое платье с высоким воротником и жемчужное ожерелье. На ногах красовались замшевые лодочки от «Джулиена Кана», и Грифф уже принялся было машинально подсчитывать их стоимость, но потом спохватился. Лишь тогда он осознал, что не ухватил сразу прелести всего этого зрелища лишь потому, что не разглядел маленькой, но такой очаровательной родинки на горле женщины. В гостиной он отыскал кресло, уселся в него, взял со столика «Лайф» и вообще устроился с таким видом, будто действительно вскоре намеревался подставить свой зуб стоматологу.
— В психологическом отношении это неправильно, — пробормотал он себе под нос. — Я должен сказать Каре, что ей не следует выставлять свои прелести так, будто это всего лишь обрамление стоматологического процесса.
«А в следующий раз, дурак, сверни в дверь направо», — сказал он себе.
Через десять минут она вошла, держа в руках шубку из стриженого бобра. На наклейке красовалась надпись «Джин Ноулс», и он понял, что она позаимствовала ее у своей сестры или матери, и это почему-то придало дополнительный привкус горечи к аромату ее поцелуя. Он принял шубку и помог ей надеть ее.
— Зонтик нужен будет? — спросила она.
— Когда я выходил, только моросило, — сказал Грифф.
— Ладно, может, обойдемся, — хихикнув, сказала она. — Ну так что, поехали?
— Как скажете.
— Вот я и говорю.
Нажав кнопку автоматического замка, Кара захлопнула дверь. Спустившись в холл на первом этаже и подойдя к выходу, они обнаружили, что стоят перед стеной дождя. Струи воды косыми линиями прочерчивали пространство перед ними.
— Вот черт, — сказала Кара. — Придется все же подняться за зонтиком.
— Я поднимусь с вами, — виноватым тоном проговорил Грифф.
— Нет-нет, все в порядке.
Он стоял в холле, смотрел на дождь и ждал ее возвращения. Все это было, конечно, досадно, но он приказал себе выбросить подобные мысли из головы. Все образуется. В конце концов, разве можно ожидать многого так скоро? Это же их первое свидание. Или ему было бы приятно, чтобы она приняла его лежа на диване с задранной поверх головы юбкой? Впрочем, идея эта его заинтересовала, поскольку вплоть до настоящего момента у него и мысли не было о том, чтобы затащить Кару Ноулс в постель. Через несколько секунд он отрешился от этих размышлений, но так и не понял, что они были всего лишь следствием его подсознательного разочарования и отвержения Кары как претендентки на царицу его сердца. Когда она вернулась с зонтиком, он вышел первым, раскрыв его. Это был типично дамский зонтик — хлипкий и маленький. Пока они шли, Грифф чувствовал, как дождь обильно орошает его руку и бок, и это сильно злило его, хотя прежде он прекрасно бродил без зонта под любым дождем.
— Ну и вечерок нам выдался, — проговорила она.
— Не имеет никакого значения. В конце концов, у нас есть машина, да и большую часть вечера мы все же намерены провести внутри, а не снаружи.
— И все же мне нравится дождь, — сказала Кара. — Бывают моменты, когда я просто напяливаю на себя плащ и галоши и брожу по улице без всякой цели. Так успокаивает.
У него возникло ощущение, что эту фразу она произносила уже не раз.
— В самом деле? — спросил Грифф.
— Ну да, если тебе нравится дождь, — с улыбкой проговорила Кара.
Дойдя до машины, он открыл дверцу и помог ей устроиться на сиденье. Подойдя к своей дверце, он несколько секунд простоял под струями дождя, пока Кара не поняла, что он ждет, когда она поднимет кнопку.
— Извините, — сказала она. — Я как-то не подумала…
— Пустяки, — отозвался он, — под дождем люди только растут.
— Вы и так вполне можете сравниться с самим Макуэйдом.
Фраза эта вызвала у него раздражение. Грифф понимал, что это всего лишь мужское тщеславие, и все же она ему не понравилась. Ну да, не под стать Макуэйду, но уж и не пивная кружка все же. Он завел машину и двинулся по бульвару.
— Что хорошо в дожде, — сказал он, — так это то, что он заставляет людей сидеть дома. И если уж ты хочешь потанцевать, то у тебя будет не зажатый кусочек, а весь зал.
— А куда мы едем? — спросила она.
— Ну, я думал, куда-нибудь на Центральную авеню.
— О, прекрасно. Это просто чудесный вечер, чтобы немного выпить и потанцевать.
— Да, — согласился Грифф. Ему хотелось сказать что-то еще, но он не нашел нужных слов. Он захлопнул дверцу, с тоской заметив, как вместе с ними в салон машины закралась удручающая тишина.
— Какая хорошая машина, — сказала Кара. — Это какая модель?
— «Олдсмобил».
— Очень красивая.
— Что и говорить, куда захочу, туда и завезет. — Стандартный ответ резанул по уху, он даже поморщился.
— А это ведь важно, — сказала Кара и, сделав короткую паузу, добавила: — Кстати, вы заметили, что на мне туфельки от «Джулиена Кана»?
— Я это уже давно заметил. «Черная магия».
— Это их название?
— Да, так, кажется.
— А что, неплохие туфельки мы делаем.
— Ну конечно, — откликнулся он. А про себя подумал: «Только и говоришь: „Ну конечно, конечно, конечно“». — В настоящий момент мы являемся одной из ведущих компаний отрасли, — кротким тоном завершил он свою фразу.
— И давно вы уже здесь работаете?
— Одиннадцать лет.
— Не может быть!
— Но это так и есть. А что здесь странного?
— Да в общем-то ничего, просто я еще не знала ни одного человека, который бы проработал на одном месте столько лет. Вам, наверное, действительно нравится ваша работа?
— Нравится.
— В общем-то я понимаю. Есть в ней что-то возбуждающее. Модная обувь, но, когда смотришь на нее, она порой раздражает. Разве не так?
— А вам нравится ваша работа?
— Ну, в общем-то терпимо. Иногда, правда, скучновато бывает, да и мистер Манелли явно не из тех, с которым хочешь работать день и ночь, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Туповатый он какой-то, — сказал Грифф. — И в этом я вас понимаю.
— А вам Манелли нравится?
— Ну, как сказать, — с улыбкой проговорил Грифф. — А почему бы нам не представить, что «Джулиена Кана» не существует и что вообще нет никакой фабрики?
— Ой, как бы мне это понравилось! — воскликнула Кара.
Они зашли в ресторанчик под названием «Скиппи». Грифф был поражен, увидев, что заведение забито посетителями до отказа, и это несмотря на проливной дождь. Официант усадил их за столик, который стоял чуть ли не вплотную к оркестрантам, но других мест в зале не было, и Грифф подумал, что сейчас все аналогичные места вдоль Центральной авеню переполнены людьми. Здесь было шумно и основательно накурено, а когда группа начала играть, они едва различали голоса друг друга. Они прошли на танцплощадку — там тоже было не протолкнуться. Ему было приятно прикосновение тела Кары, но из-за тесноты танцевать было практически невозможно, а самому Гриффу стало жарко, он чувствовал себя неловко, как-то стесненно. Кара танцевала плотно прижавшись к нему своим телом, и он чувствовал прикосновение ее грудей, проступавших через тонкую ткань платья, а чуть ниже — плотную упругость ее живота. Внезапно до него дошло, что никто в этом зале, в сущности, не танцует. Это был просто двусторонний онанизм в вертикальном положении. Мысль эта смутила его, и он тут же почувствовал, что смущена и Кара. Создавалось ощущение, что их раздели донага и бросили друг на друга. Ее прижавшееся тело не возбуждало его — смущение подавляло все чувства, которые он мог бы испытывать, ставило в положение дегенерата, зажатого в переполненном вагоне метро. Ему было интересно знать, что Кара думает по этому поводу, нравится ли ей все это, и он уже собирался было спросить ее, но потом передумал, решив, что подобный вопрос лишь ухудшит ситуацию. На короткое мгновение рядом с ними образовалось свободное пространство. Грифф сразу же двинулся туда, Кара чуть отстранилась, но спонтанно возникшая площадка тут же заполнилась людьми, снова сжавшими их тела — грубо, стремительно, — отчего ощущение наготы лишь обострилось.