— Кто назвал тебя глупым, Борис? — проревел Познанский. — Да я ему морду в задницу превращу. Ты только покажи мне его, Борис, и я клянусь тебе, что так отделаю его, что он… Кто это, Борис? Кто?!
— Я и сам хотел бы это знать, мой друг, — сказал Хенгман, покачивая головой.
— А вы знаете, сколько существует синонимов слова «грудь»? — спросила блондинка Аарона.
— Сколько?
— Масса, уверяю вас. Что это за виски? «Кэнедиан клаб»?
— Да.
— Дайте мне стакан. И это прямо указывает на то, каких масштабов достиг в этой стране культ женской груди. Да я сама знаю не меньше дюжины таких слов. А вот задайтесь вопросом: что такого особенного в женской груди? Так, жировая ткань, и ничего больше.
— Титьки, — привел Аарон одно из определений.
— А как вам «пузыри»? — предложила блондинка.
— Или «шары»?
— Или «баллоны»?
— Или «кокосы»?
— Чтобы понять концовку этого анекдота, надо знать французский, — сказал Манелли. — В общем, приехал солдат в Париж, зашел в туалет и стоит перед писсуаром. Потом начинает хлопать себя по карманам и обнаруживает, что у него нет спичек. Тогда он обращается к стоящему рядом французу: «Скажите „Бо“», но француз молчит.
— Я его уже слышала, — сказала высокая брюнетка, скидывая туфли.
— Лучше бы вы их надели, — сказал Канотти. — Все наши покупатели видят, что…
— А этот ты слышал, Майк? — спросил Манелли.
— Нет, — ответил Канотти, наблюдая за тем, как брюнетка пытается втиснуть ноги в туфли.
— О’кей, о’кей. Значит, солдат продолжает искать спички, потом поворачивается к соседу и снова говорит: «Скажите „Бо“», — и вновь француз ему не отвечает, а просто стоит и смотрит…
— Или «молочники»?
— Или «фары»?
— Или «грейпфруты»?
— Или «баллоны»?
— «Баллоны» уже были.
— Хорошо, а как насчет «шишек»?
Грифф ушел, но Мардж уже не помнила, когда это произошло и сколько раз она танцевала с ним — два, три или всего один раз, но очень долго, кружась в волнах чарующей «Звездной ныли». «Он хорошо танцевал, он вообще милый, очень милый мальчик. О Боже, как же я напилась».
— Вот еще один, — сказал Макуэйд.
Мардж закачала головой.
— Н-нет, — пробормотала она.
— Ну давайте же, еще один коктейль вам не повредит. Ведь это же час вашего триумфа. Разверните знамена. Раскрепоститесь.
«Расслабься и раскрепостись, расслабься, строй знамен, знамен, красное поле, белый диск и черный силуэт, и знамена, знамена…»
— Н-нет, хв-ватит. Достчно…
Он поднес бокал к ее губам. Она ощутила его кромку, потом бокал слегка задрожал, и она почувствовала, как в рот ей вливается жидкость, на редкость безвкусная, которая все льется и льется, через горло стекает в желудок, потом ниже; синяки у нее на бедре, бедро… У нее кружится голова, сильно кружится, воздух для шариков, знамена, переоценили врага, Мак, Мак…
— Мак, — слабым голосом проговорила она.
— Да, я здесь.
— Мне правда больше не н-надо.
— Мардж, да это же всего лишь третий бокал, — мягким, очень мягким, милым, успокаивающим голосом проговорил он.
«Симпатичный мужчина Мак, только третий? И это все? Всего три? Девчонка-слабак, только три коктейля, а я уже нагрузилась до полусмерти, ну хорошо, хорошо…»
— Хорошо, Мак. Ты в нем дырочку прделай, а то я држать не мгу. Где… где… о… спсибо.
Она опрокинула бокал, после чего вытянула ноги и откинула голову на спинку кресла. Она очень устала, сильно хотелось спать, просто лечь где-нибудь и уснуть, но при этом спрятать синяки, отвратительные синяки на бедре… Сильные, как клещи, пальцы… спрятать синяки, но нет, так устала, так сильно устала, и все же спрятать синяки… «Испортил ноги, тебе нравятся мои ноги?»
— Мак, тебе нравятся мои ноги? Дурацкий вопрос, нельзя задавать дурацкие вопросы, потому что они заслуживают дурацких…
— Они очаровательны, — приглушенным шепотом ответил он.
— Нажать, — пробормотала она. — Лошадь? Нет, человек. Человек. Мак.
— Мардж, пойдем немного подышим свежим воздухом. Тебе нужно проветриться, вот и все. Пошли со мной, Мардж, глотнем свежего воздуха.
— Воздх дль шриков.
— Пошли, Мардж, пошли со мной. Пойдем, Мардж. Ну же, девочка-маргариточка. Вот кто ты такая. Хорошая девочка, хорошая. Мардж, твои ноги просто очаровательны. Чудесные ноги, милые…
— …чароватльны. Воздух дль шриков. Мак, воздух для шриков.
— «Баллоны».
— Мы это уже два раза говорили.
— Хорошо, но вы уловили смысл, так ведь? А вам надо отвечать: «Я уловил оба смысла». Помните тот фильм с Джейн Рассел? «Я вышибу тебе оба глаза!» Бедная, несчастная девочка, поверьте мне. Я понимаю, через что ей пришлось пройти.
— И все-таки они прекрасны, — сказал Аарон. Протянув руку, он дотронулся до одной из грудей блондинки, слегка пощекотав ее пальцами. — Прекрасны.
— Вы так считаете? — спросила она. От прикосновения его пальцев ее грудь поднялась еще выше. Она улыбнулась и прислонилась головой к его плечу. Потом взяла его вторую руку и стала водить ею по передней части своего платья. — Наверное, все же приятно иметь такие, — счастливо промурлыкала она.
— Кто назвал меня глупым? — спросил Хенгман.
— Сломать ему шею, — отозвался Познанский.
— Кто назвал меня глупым?
— C’est beau! — по-французски взорвался Манелли. — C’est magnifique![3]
Канотти залился смехом.
— Я его уже слышала, — сказала брюнетка.
Манелли по-отцовски похлопал ее по бедру.
— Вы не едите мои оливки, — сказал Стигман.
Рыжая улыбнулась:
— Мистер, моя профессия не поедание оливок.
— А что?
— А угадайте. Но то, что не поедание оливок, — это точно.
Он видел, как Макуэйд помогает Мардж выйти из комнаты, и почувствовал раздражение. Отчасти потому, что вызвался служить покровителем Мардж, отчасти потому, что у него самого прекрасно складывались отношения с Карой. В сущности, он не чувствовал, что покинул Мардж. В какой-то момент у него даже промелькнула мысль: а не послать ли все к черту и не позволить ей поступать так, как ей хочется? Но у нее был такой беззащитный, такой уязвимый вид, да и сама мысль о том, что Макуэйд прикасается к ней, показалась ему отвратительной. Непонятно почему ему вспомнилась небольшая царапина на ноге Марии Терезы Диаз.
— Извини меня, пожалуйста, — обратился он к Каре.
— Да, разуме…
Он оставил ее и пошел через всю комнату. Макуэйд обнял Мардж за талию и вел ее по коридору в направлении спален. Грифф ускорил шаг. Настигнув их, он похлопал Макуэйда по плечу.
— Привет, — сказал он.
Мардж подняла взгляд, пытаясь сфокусировать его на Гриффе.
— Привет, Грифф, — ответил Макуэйд, на сей раз без тени улыбки на лице. Он сильно вспотел, пот градинами катился по его лбу и верхней губе. Глаза горели.
— Грифф? — спросила Мардж и кивнула, словно подтверждая его присутствие.
— Я просто хотел вывести ее на воздух, чтобы она немного проветрилась, — сказал он, не сводя взгляда с лица Гриффа.
— Я так и понял, — с улыбкой проговорил Грифф. — Я сам позабочусь об этом. Я обещал Мардж, что отвезу ее домой, и сейчас для этого, как мне кажется, самое подходящее время.
Он сам удивился тому, с какой легкостью ложь слетает с его губ.
— Но мне кажется, что еще не время уезжать, — сказал Макуэйд.
Грифф пожал плечами:
— А мне кажется, самое время.
— Домой? — пробормотала Мардж. — Врмя ехть домой, готова.
— Мне кажется, она хотела бы остаться, — сказал Макуэйд. За все время их разговора он ни разу не улыбнулся, а глаза его все так же полыхали огнем. Он неотрывно смотрел на Гриффа, словно хотел убедить его одной лишь гипнотической силой своего взгляда.
— Я всегда не прочь поспорить, — сказал Грифф, — но Мардж едет домой.
Внезапно Макуэйд отступил от нее. Мардж качнулась, но Грифф тут же подхватил ее и обнял за талию.
— Вы прямо как пояс целомудрия двадцатого века, — жестко проговорил Макуэйд.
— Послушайте… — начал было Грифф, но тут же приказал себе замолчать. Он чувствовал, что может возникнуть проблема, а в желудке словно образовался тугой комок.
— Нет-нет, забирайте ее, — сказал Макуэйд. — Я взял за правило никогда не спорить из-за потаскух.
Мардж резко подняла взгляд, однако последняя фраза Макуэйда так и не проникла в глубь ее захмелевшего сознания. В какой-то миг Гриффу захотелось врезать ему по физиономии. Он почувствовал, как напряглась рука, но он все же заставил себя остановиться и разжать кулак. И в этот момент Макуэйд улыбнулся, рот утратил недавнюю жесткость, в уголках глаз появились лукавые морщинки. Он протянул руку:
— Без обид, Грифф?
Пару секунд Грифф смотрел на протянутую руку. Он колебался, говоря себе, что не следует принимать этого проявления дружелюбия, но потом вздохнул и также протянул руку.
— Без обид, — сказал он, чувствуя неожиданное облегчение.
— Ну разумеется, без, — кивнул Макуэйд. — Победителю принадлежит…
И в этот момент его рукопожатие стало крепчать.
Грифф не ожидал столь неожиданной хватки. Он предполагал, что они обменяются вялыми пожатиями, но сейчас почувствовал, как пальцы Макуэйда все сильнее сдавливают его ладонь. Он даже растерялся, ошибочно приняв предложение Макуэйда за знак примирения. Но чувство растерянности прошло, едва не сменившись криком боли, который готов был сорваться с его губ. Рефлекторным движением он отдернул руку, но не тут-то было — она была прочно зажата пальцами Макуэйда. Он увидел, как напряглись мускулы на скулах Макуэйда, тогда как хватка стала напоминать клещи, сдавливая кости его ладони, вызывая боль в запястье, острую, пронзительную боль, метнувшуюся к плечу, а оттуда к самому мозгу. Он снова попытался было вырвать руку, но Макуэйд ее по-прежнему не отпускал.
Теперь Макуэйд снова улыбался; скулы его были по-прежнему напряжены, зубы крепко стиснуты. На лбу выступил пот, как будто усилие, вкладываемое им в эту железную хватку, выдавливало влагу из его тела.