— Мардж…
— Грифф, я люблю тебя. — Она поцеловала его щеки, глаза и губы. — Грифф, дорогой, ты знаешь, что я люблю тебя?
— Да.
— О, я люблю вкус этих слов. Дорогой, эти слова для меня слаще меда. Я хочу распахнуть окна и прокричать на всю округу: «Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!» А как ты считаешь, мы знали об этом раньше?
— Возможно. Трудно сказать, Мардж. Пожалуй, все же да. В противном случае…
— О, сколько же времени мы потеряли. Сколько его улетело в трубу. Грифф, пожалуйста, поцелуй меня.
Он нежно поцеловал ее, прочно поддерживая левой рукой. Она легонько отстранилась, ее губы с явным нежеланием прервали поцелуй.
— То, что я говорила насчет моллюска…
— Я знаю.
— Я вовсе не имела это в виду.
— Я знаю.
— И у тебя прекрасное чувство юмора. Я смеюсь над всем, что ты говоришь, Грифф… ну, конечно, не над всем, не тогда, когда ты говоришь о серьезных вещах… Но когда ты шутишь у нас в кабинете… Знаешь, Грифф, иногда мне приходится даже отворачиваться, чтобы ты не видел, как я смеюсь, и не подумал, что я глупенькая… но теперь я уже не стану отворачиваться. О, Грифф, ну разве это не чудесно? Теперь я могу любить тебя и смеяться вместе с тобой. Обними меня крепко Грифф, крепко-крепко, и вытащи руку из этой дурацкой кастрюли.
Он обнял ее и сказал:
— Но у меня же рука мокрая. Она…
— Не важно, дорогой.
— Твоя блузка…
— Обними меня, Грифф.
Он крепко прижал ее к себе, и она впервые в жизни испытала чувство полного единения, завершенного счастья, которое накрывало ее, как шатер. На ее лице снова расцвела улыбка, наполненная любовью и переполнявшим все ее естество теплом.
— Я думала, что демонстрация моделей обуви — самое важное, что есть в этой жизни. Что в этом и состоит высшее счастье. Сегодня днем я выступала на подиуме, а вечером ты уже признался мне в любви. При этом ты ни словом не обмолвился о моих ногах и даже не взглянул на них, но я не придаю этому никакого значения. Я так счастлива, что могу взорваться от этого чувства. Я так счастлива, что могу…
— Твои ноги просто восхитительны.
— Не говори так, Грифф. Макуэйд тоже употреблял эти слова. Он…
— Они восхитительны. Макуэйд подонок, но в этом он был прав.
— Впрочем, в твоих устах эти слова звучат совсем по-другому.
— Мардж?
— Да?
— Я люблю тебя.
— М-м-м-м. — Она уткнулась лицом в его плечо. — Наверное, я легкомысленная и глупая. Мне кажется, будто я только что появилась на свет. У тебя нет такого чувства, дорогой?
— Есть.
— Рука болит? — спросила она, неожиданно распрямляясь.
— Я об этом пока как-то не думал.
— Опусти ее снова в воду.
— Нет.
— Грифф! Прошу тебя…
— Я хочу обнимать тебя.
Она удовлетворенно улыбнулась:
— Ну ладно, к черту эту руку. Ой, Грифф, я вовсе не это хотела сказать… Я имела в виду…
— Я знаю, что ты имела в виду.
Он снова поцеловал ее. Это был долгий, нежный поцелуй.
— Грифф, тебя тревожит перспектива с работой?
— Немножко.
— Увольнение будет многое для тебя значить?
— Я люблю эту работу, Мардж. Это часть моей жизни.
— Я знаю.
— Ты тоже часть меня. Ты уже стала частью меня. Я могу сидеть здесь и разговаривать с тобой о работе и при этом знать, что есть на свете человек, которому эти разговоры будут небезразличны. Как будто я уже не одинок. А это приятное чувство, Мардж.
— О, почему мы потеряли так много времени, почему?
— Любое событие должно созреть. Возможно, так даже лучше. Но теперь у меня есть ты…
— А у меня ты, и пусть кто-нибудь… — Она резко выпрямилась и поджала губки. — Что у тебя с Карой?
— Ничего.
— Ты уверен?
— У тебя зеленые глаза.
— Ты уверен?
— Ну конечно. Самые зеленющие, которые я когда-либо…
— Я имею в виду Кару.
— Ничего.
— Ты назначал ей свидания?
— Однажды.
— А мне — ни разу! Грифф, я могла бы тебя возненавидеть, но я слишком люблю тебя.
— Мардж, у нас с тобой уйма времени, — мягко проговорил он.
— Я знаю, Грифф, и чувствую себя в безопасности в твоих объятиях.
— Тебя приятно обнимать.
— Я люблю тебя, — сказала она и снова чмокнула его в щеку. — Я люблю тебя. — Теперь поцелуй пришелся в кончик носа. — Я люблю тебя.
— А ты знаешь, — сказал он, — твое послание начинает доходить до меня.
Она рассмеялась, а потом прильнула к нему всем телом, счастливо улыбаясь и думая: «Я люблю тебя. Я люблю тебя», но не произнося этих слов вслух, а оставляя их в своем сердце.
Глава 12
«„Титаник“ за рабочих», — сказал как-то Макуэйд (поспешно добавив при этом: «Но только в том случае, если рабочие за „Титаник“»). И чтобы придать больше веса этому заявлению, а также подтвердить, что слова «Титаника» не пустой звук, он пообещал рабочим повышение зарплаты, а также заверил их в том, что новых увольнений на фабрике не будет.
Зарплата действительно была повышена, что было встречено рабочими с энтузиазмом. И все же оставались люди, которые настороженно прислушивались к каждому телефонному звонку, раздававшемуся в клетушке мастера, люди, которые были уверены в том, что обязательно полетят новые головы, и которые ждали момента, когда «Титаник» нарушит данные им обещания.
Макуэйд конечно же знал о существовании таких людей. Было ему известно и то, что Рэймонд Гриффин был не простым кабинетным клерком, исчезновение которого пройдет никем не замеченным. На фабрике знали Рэймонда Гриффина и, что гораздо хуже, его здесь любили. Если Гриффина уволить, об этом вскоре узнает вся фабрика, и что потом произойдет, одному Богу было известно. И несмотря на все слова Макуэйда о переводе фабрики в Джорджию или полном ее закрытии, в компанию «Джулиен Кан» уже была вложена приличная сумма денег, и, как совершенно справедливо отметил Джон Грант, никто, даже такая компания, как «Титаник», не покупает фабрики только лишь для того, чтобы сразу же их закрывать. Фабрика Кана была замкнутым предприятием, и, поскольку Грифф, как член администрации, не мог входить в профсоюз, его увольнение могло вызвать забастовки протеста, особенно после данных «Титаником» обещаний. «Титаник» за рабочих, но только если рабочие за «Титаник», а Макуэйд, как ни крути, был все же человеком «Титаника». На его родном юге здешние забастовки протеста едва ли вызовут бурный восторг; мало того, реакция на них может быть крайне негативной. С другой стороны, на фабрике оставался этот ржавый, протестующий «винтик» по имени Рэймонд Гриффин, застрявший в теле хорошо смазанного механизма.
Но Макуэйд был хорошим механиком и прекрасно управлялся с масленкой.
Увлеченный обработкой сотен новых заказов, которые начали поступать на фабрику сразу после «Недели гильдии», и открывший для себя новые горизонты личной жизни после объяснения в любви с Мардж, Грифф совершенно не догадывался о тех волнениях и потрясениях, которые могут охватить фабрику в случае его внезапного увольнения. Он практически не сомневался, что уволят его не далее как утром в понедельник, и искренне удивился, когда этого не произошло. Напротив, его ничуть не удивило, что Макуэйд перенес свой стол в кабинет Манелли, расположенный в противоположном конце коридора. Так прошли вторник, потом среда, наконец, четверг, и удивление Гриффа сменилось своего рода головоломной мистификацией. Возможно ли было, чтобы Макуэйд не воспользовался своим топором? Следуя давно выработанной привычке, он автоматически сказал себе, что, может, Макуэйд был, в конце концов, не таким уж плохим парнем, может, он неправильно его оценил, может…
Однако он тут же прервал подобный ход мыслей. Макуэйд был негодяем и становился им в еще большей степени в том числе и потому, что умел порождать такие вот «симпатичные» сомнения в свой адрес даже у людей, твердо знавших, что он негодяй.
В пятницу, 23 апреля, Гриффу позвонил Манелли и попросил зайти в его кабинет. Повесив трубку, Грифф прошел к Мардж.
— Манелли вызывает.
— Он что-нибудь сказал?
— Только то, что хочет меня видеть.
По лицу Мардж пробежала тревога, хотя она и попыталась выдавить из себя слабую улыбку.
— Может, премию хочет вручить?
— Может. — Грифф пожал Мардж руку и вышел из кабинета. Подойдя к дверям офиса Манелли, Грифф вспомнил Кару Ноулс и их пробные шаги по организации нового свидания. Внезапно он почувствовал смущение. Ему не хотелось говорить Каре о Мардж, но и оставлять дело в подвешенном состоянии тоже было нельзя. Он подошел к ее столу, перемалывая в голове различные варианты решения проблемы.
— Привет, — сказал он. — Занята?
— Бездельничаю, как обычно, — ответила Кара. — Я скажу мистеру Манелли, что ты здесь.
— Секундочку, — остановил ее Грифф. — Я насчет того свидания…
— Грифф…
— Я думал…
— Мне чертовски неудобно, — сказала она, — но на эту субботу у меня уже назначено свидание, и…
— Правда? — Он искренне надеялся, что она не заметит его вздоха облегчения.
— Ты исчез так внезапно, а Мак был так любезен по отношению ко мне. Извини, Грифф.
Грифф улыбнулся.
— Ну что ты, все в порядке. — Сам он явно был не в силах, сказать ей, что хотел бы взять свои слова обратно. Было бы непорядочно вот так взять и дать девушке отставку, сейчас же все получалось очень даже гладко. — Ты позвонишь Джо?
— Грифф, ты не сердишься?
— Нет. Желаю приятно провести время. — Разумеется, его тревожила мысль о том, что свидание у нее с Макуэйдом, однако он определенно не имел никакого права указывать или советовать ей, какую компанию себе выбирать.
Кара позвонила Манелли, и тот попросил пригласить Гриффа в кабинет. Он улыбнулся, подошел, расправил плечи и вошел.
— Привет, Грифф, — приветливо проговорил Манелли. — Проходите, приятель.
Грифф буквально опешил от столь радушного приема. Ведь если человек собирается уволить вас, едва ли он станет прятать кинжал за лучезарной улыбкой.