– Да, – сказал удивленный Микин, видя, что все головы наклонились над столом.
– Далее он упоминает восемнадцатый стих из тридцать пятого псалма, верно? Отсчитайте после цитаты восемнадцать слов, потом подчеркните следующие пять. Сделали?
– Одну секунду… шестнадцать, семнадцать, восемнадцать… «Представителям власти!»
– Считайте и подчеркивайте таким же образом дальше, пока не дойдете до слова «тексты». Викерс, я попрошу вас передать мне кларет.
– Да, – сказал Микин после паузы. – Вот оно: «Тексты из Священного писания, цитируемые нашим капелланом»… Но, мистер Фрер…
– Теперь подождите немножко, – прервал его Фрер. – Где следующая отсылка? «Евангелие от Иоанна» глава третья. Ага! Подчеркните вот эти слова. А вот новая цитата. Сколько в ней слов?
– «Копите сокровища на небесах, там их не уничтожит ни моль, ни ржавчина», – сказал несколько шокированный Микин. – Двенадцать слов.
– Отсчитайте двенадцать слов, двенадцатое подчеркните… Эта игра мне знакома.
– Тысяча фунтов, – сказал Микин. – Да…
– Теперь дальше. Тридцать восьмой псалом, четырнадцатый стих. Отсчитайте четырнадцать слов, а далее восемь подчеркните… Куда мы подошли?
– Псалом пятый.
– Подчеркните каждое пятое слово. Продолжайте, сэр, продолжайте. Ну, конечно, «замысел»… «бегства». Псалом сотый означает конец сообщения. Какой там стих, шестьдесят четвертый? Понятно! Отсчитайте семьдесят четыре слова и одно подчеркните. Все.
Наступила пауза, пока Микин считал слова. Письмо действительно оказалось интересным!
Мистер Микин начал читать, причем лицо его постепенно багровело.
– «Я не теряю надежду и в этом своем положении. В тюрьме Земли Ван-Димена представителей власти арестанты ненавидят и презирают… Читайте колониальные газеты… сообщения о грубой тирании и жестокости здешних тюремщиков по отношению к арестантам… суровые телесные наказания… за мелкие нарушения… Тысяча фунтов… в старом доме в Блю Анкор-Ярд… кольца, запонки, драгоценности… укрыты… надежно, и я найду… замысел… бегства… для… мести!»
– Ну, что? – сказал Морис, с торжествующей усмешкой оглядывая всех. – Что вы об этом думаете?
– Замеч-чательно! – изрек мистер Паунс.
– Как вы до этого додумались, Фрер?
– Ну, это пустяки, – сказал Фрер так, чтобы все поняли, насколько это было трудно. – Я изучил множество подобных посланий, это еще корявое по сравнению с другими. Но зато благочестивое, правда, мистер Микин?
Микин поднялся в негодовании. – Это весьма бестактно с вашей стороны, капитан Фрер. Не сомневаюсь, что это шутка. Но разрешите мне сказать, что я не терплю шуток в таких делах. Письмо этого несчастного к престарелому отцу не должно быть предметом бессердечных насмешек. Я лично этого не понимаю. Он доверил мне это письмо, как облеченному священным саном христианского пастора…
– Вот-вот. Эти парни издеваются над священниками и, извините меня, под прикрытием вашего «священного сана» проделывают всевозможные штуки. Как этот пес" наверно, хихикал про себя, передавая вам это письмо!
– Капитан Фрер, – сказал мистер Микин, от гнева меняясь в цвете, как хамелеон, – я убежден, что ваше толкование неправильно. Разве сумел бы этот несчастный составить столь изобретательную криптограмму?
– То есть сварганить эту липу? – переспросил Фрер, незаметно для себя переходя на тюремный жаргон. – Я вам объясню. Вероятно, у него была Библия, когда он писал это?
– Разумеется, капитан Фрер, я разрешил ему читать Священное писание. Я считал бы несовместимым со своей миссией запретить ему это.
– Безусловно. Вот на этом-то вы, пасторы, и попадаетесь. Если бы вы со своей миссией заткнулись и пошире открыли глаза…
– Морис! Дорогой мой Морис!
– Прошу прощения, Микин, – неуклюже извинился Фрер. – Все дело в том, что я знаю этих ребят как облупленных. Я жил среди них, я плавал с ними на корабле, не раз болтал и выпивал с ними; изучил все их трюки, мне хорошо известно, на что они способны. Библия – единственная книга, которую им дают; все их познания из Библии. Какой же другой книгой они могли бы воспользоваться для своих дьявольских заговоров, хитростей и всяческих уловок. Только Библией, которую капеллан сам дал им в руки в качестве наставления! – И Морис тоже поднялся, всем своим видом выражая негодование, не без примеси бахвальства.
– Бог мой, это поистине ужасно, – воскликнул Микин, единственным грехом которого, по существу, была самоуверенность. – Поистине ужасно!
– Но, к несчастью, это так, – изрек Паунс. – Эта маслины? Благодарю вас.
– Ей-богу, – не выдержал прямой и праведный Мак-Наб, – по-моему, как там ее?. пенинтенциарная система совсем не годится для перевоспитания людей!
– Мистер Мак-Наб, – оборвал его Викерс, не менее прямой и правдивый, однако связанный по рукам и ногам жесткими правилами службы. – Прошу вас передать мне портвейн.
И таким образом опасный диспут о тюремной дисциплине был благоразумно прерван в самом начале. Однако Сильвия, движимая то ли любопытством, то ли желанием утешить пастора, взяла «Признание Джона Рекса», оставленное возле его бокала с вином, и унесла с собой, чтобы прочесть.
– Ничего, ничего, мистер Микин, – сказал Викерс, когда дверь за дамами затворилась. – Налейте себе еще, пожалуйста. Я очень сожалею, что это письмо оказалось таким странным, но уверяю вас, вы можете положиться на Фрера. Он знает каторжников лучше, чем кто-либо на острове.
– Я вижу, капитан Фрер, что вы посвятили много времени изучению преступного мира, – сказал Микин.
– Именно так, дорогой сэр, я знаю все уловки и ухищрения. Я вам скажу свое правило. Его придумал какой-то француз, но это не важно: «Разделяй и властвуй». То есть заставь всех этих собак следить друг за другом!
– О! – воскликнул Микин.
– Это единственный путь. Да, мой дорогой сэр, если бы арестанты были все заодно, как мы с вами, то нам не удалось бы удержать в руках этот остров даже с неделю. У них никто никому не доверяет, даже своему ближайшему соседу, потому-то их заговоры и мятежи терпят крах.
– О да, конечно! – сказал бедный Микин.
– А как же иначе? Скажу вам больше, сэр. Будь моя воля, я бы поставил дело так: как только арестант скажет слово соседу справа, сосед слева тут же доносит мне на него. Я бы награждал доносчиков и сделал бы этих негодяев своими собственными тюремщиками. Ха-ха!
– Но, капитан Фрер, такой способ, хотя и полезный в известном смысле, мог бы принести много вреда. Он поощрял бы худшие свойства человеческой натуры, и без того порочной, и мы погрязли бы во лжи и тиранстве. В этом я убежден. – Вот подождите немного! – воскликнул Фрер. – Возможно, на днях у меня будет случай испробовать этот способ. Ух, эти каторжники! Клянусь вам, сэр» так только и можно обращаться с ними: давать им табачок, когда они ведут себя хорошо, и сечь их, когда не подчиняются!
– Это ужасно! – сказал священник и содрогнулся. – Вы говорите о них так, как будто они дикие звери.
– А они звери и есть, – спокойно сказал Морис Фрер.
Глава 39СКИТАНИЯ МЯТЕЖНИКОВ С «МОРСКОГО ЯСТРЕБА»
На краю большого пышного сада у низкой ограды, тянувшейся вдоль дороги» стояла старая скамья. Ветви давно посаженных здесь английских деревьев нависли над оградой, и сквозь их шумящую листву поблескивала серебром струившаяся поблизости река. Сидя лицом к ней и спиной к дому, Сильвия развернула рукопись, взятую у Микина, и принялась читать. Рукопись была написана твердым, размашистым почерком и озаглавлена так:
ПОВЕСТЬ
О страданиях и злоключениях некоторых из десяти осужденных, захвативших бриг «Морской ястреб» в Макуори-Харбор на Земле Ван-Димена, рассказанная одним из осужденных за вышеназванное преступление в тюрьме Хобарт-Тауна.
Прочитав это высокопарное заглавие, Сильвия на минуту задумалась. Перед ней была история бунта, самого большого события ее детства, и ей казалось, что, если эта история изложена правдиво, она сможет понять нечто странное и страшное, что уже много лет омрачало ее память. Желая и боясь продолжить чтение, она держала в руке полураскрытую тетрадь, как в детстве ручку от двери темной комнаты, куда ей хотелось и страшно было войти. Но она тут же преодолела свою робость.
«Когда был получен приказ из Главного управления о ликвидации каторжной колонии в Макуори-Харбор, комендант (майор Викерс) и большинство арестантов отбыли, оставив позади бриг, построенный в Макуори-Харбор, который должен был отплыть вслед за ними под командованием капитана Мориса Фрера. На борту брига находился мистер Бейтс, лоцман колонии, а также четверо солдат и десять арестантов, составлявших команду брига. На борту были также жена и дочь коменданта».
«Как странно читать это», – подумала девушка.
«12 января 1834 года мы отплыли и к вечеру благополучно бросили якорь у Чертовых Ворот. Но в это время задул северо-западный бриз, у Рифа поднялось сильное волнение, и мистер Бейтс отвел корабль назад, в бухту Веллингтона. Там мы оставались весь следующий день, и после полудня капитан Фрер, взяв двух солдат и вельбот, отправился на рыбную ловлю. На бриге оставались только мистер Бейтс и двое солдат, и Уильям Чешир предложил захватить корабль. Сначала я был против, так как не хотел рисковать жизнью. Но Чешир и другие, зная, что я знаком с навигацией (в свои прежние счастливые дни я часто бывал в плаваниях), угрозами заставили меня присоединиться к ним. Мы собрались на баке, затянули песню, и один из солдат, подошедший послушать, был нами схвачен. После этого Лайон и Райли обезвредили часового. Вынужденный таким образом участвовать в заговоре, которому я поначалу не слишком сочувствовал, я вдруг ощутил, как сердце мое забилось при мысли о свободе. Теперь я готов был пожертвовать чем угодно ради того, чтобы ее получить. Обезумевший от отчаянных надежд и вдохновленный ими, я с этой минуты принял на себя командование над моими злополучными товарищами, и мне думается, что хотя я и виновен в глазах закона, но заслуга моя в том, что я удержал их от насилия, к которому их, к несчастью, приучило невежество».