– Можно привести сюда Эйч-Оу, тут совершенно безопасно, – сказал Освальд, когда дверь со скрипом отворилась и за ней открылся освещенный солнцем двор, где сквозь брусчатку прорастала зеленая трава. Элис и остальные с нетерпеливым любопытством смотрели на нас. – Дом, как дом, только без мебели.
Мы обошли все комнаты. Всего их оказалось четырнадцать, а если считать заднюю кухню – пятнадцать. Этот дом сильно отличался от дома старой няни. Ноэль думал, что здесь в каждой комнате случались дуэли или побеги, или тут избавлялись от законных наследников. Автор ничего об этом не знает, но некое старинное великолепие дома о многом говорило проницательному глазу. Даже сиденья у окна, все шесть, имели крышки, как у сундуков, и под каждой крышкой мог спрятаться рыцарь среднего роста и стройного телосложения – а герои с мечами часто бывали стройными. Кроме того, в доме имелись три лестницы – по ним могли убегать заговорщики, пока королевские офицеры стояли у дверей, как постоянно случалось в романтические времена.
В общем, дом был кладезем идей для потрясающих игр, и, когда мы оттуда ушли, Элис сказала:
– Наверное, мы намного лучше, чем сами о себе думали. Чем мы заслужили такую находку?
– Не волнуйся, – отозвался Освальд. – Дядя Альберта говорит, что за все приходится платить, а за это сокровище мы еще не заплатили.
Будущее показало, что наш юный герой – как часто случалось – оказался прав.
Я еще не рассказал о самом потрясающем открытии, которое мы в конце концов сделали на верхнем этаже. Удивительно, правда? Даже не знаю, сознательно я промолчал или по забывчивости. Интересно, других авторов грызут подобные сомнения?
Итак, мы нашли очень странную комнату с решетками на окнах. Странную потому, что туда вел коридор, который тянулся вдоль стены комнаты. Дверь открывалась посередине комнаты, но комната имела изгиб, и от двери нельзя было увидеть человека, зашедшего за этот изгиб. Наверное, трудно понять мое описание без рисунка. За первой дверью была еще одна, при виде которой мы очень взволновались. Дело в том, что она представляла собой две распахивающиеся решетчатые створки вроде тех, что устанавливают в богатых особняках на верхней ступеньке лестницы перед детской комнатой; вот только створки доходили нам не до пояса, а поднимались до притолоки. Сквозь решетки мы могли заглянуть в комнату.
– Должно быть, здесь держали ручных сумасшедших, – сказал Дикки.
– Или медведей, – добавил Эйч-Оу.
– Или заколдованных принцев, – сказал Ноэль.
– Но это же глупо! – заметила Элис. – Потому что чокнутый, медведь или заколдованный принц всегда мог спрятаться за изгибом стены, услышав шаги сторожей, если ему не хотелось в тот момент покрасоваться.
Она была права, и тайна комнаты так и осталась тайной.
– Возможно, там держали русского пленного, – предположила Элис, – и не хотели подходить к нему слишком близко, опасаясь, что он застрелит их из своего миномета. Бедняга! Может, он подхватил водку или какую-нибудь другую ужасную иностранную болезнь и умер здесь, в тайном заточении.
В общем, та комната оказалась самым потрясающим местом для игр. Ключ от нее, висевший на связке, имел ярлычок «Комната миссис С.». Мы часто гадали, кто такая миссис С.
– Давайте повеселимся, – предложил Освальд. – Каждый будет по очереди входить в комнату и делать все, что в голову взбредет, а остальные станут смотреть на него сквозь решетку.
Итак, на следующий день мы начали веселиться.
Освальд, конечно, замотался в банное полотенце и простыню, изображая призрак миссис С., но Ноэль и Эйч-Оу вопили до тех пор, пока он не сорвал простыню и не показал им бриджи и подтяжки в качестве знака доброй воли. Элис зачесала волосы вверх, надела длинную юбку и взяла большой носовой платок, чтобы в него рыдать. Она была несчастной девушкой, которую заточили в башне за то, что бедняжка отказалась выйти замуж за злого барона. Освальд тотчас стал играть роль злого барона, а Дикки – благородного возлюбленного низкого звания. Братья сошлись в великолепной схватке, и Дикки умыкнул даму. Конечно, история должна была закончиться счастливо, и Освальду пришлось притвориться побежденным, хотя на самом деле его не победили.
Потом Дикки стал Людовиком XVI, который чинил часы в ожидании гильотинирования. А после мы поволокли его на гильотину и казнили на мощеном дворе.
Ноэль сделался заключенным трубадуром, задрапировавшись в яркие накидки для мебели, и, прежде чем мы смогли открыть дверь, обстрелял нас множеством своих стихов, что было очень несправедливо.
Эйч-Оу изобразил клоуна. За неимением клоунского костюма он сколол булавками два турецких полотенца, превратив их в подобие шароваров, и обмазался мукой, поэтому весь остаток дня мы его отмывали.
Элис сушила вымытые щетки, которыми вычесывала муку из волос Ноэля в саду за домом, когда Освальд сказал:
– Я знаю, для чего соорудили ту комнату.
Все спросили:
– Чего?
Так говорить невежливо, но братьев и сестер не волновали пустяки, главное – такой вопрос экономит время.
– Там делали фальшивые деньги, – объяснил Освальд. – Не понимаете, что ли? Фальшивомонетчики ставили у двери дозорного, и если кто-нибудь приближался, дозорный шептал: «Тревога».
– Но для чего решетки?
– Для большей безопасности, – ответил Освальд. – А если их гнусные горны не горели, от двери никто бы не увидел, чем там занимаются, и дозорному не нужно было говорить: «Тревога». Зачем что-то говорить просто так?
Как ни странно, его доводы убедили не всех. Не все люди обладают одинаково тонким умом. И все-таки мысль о фальшивых деньгах глубоко запала в юные души.
Однажды отец приехал и увез Дикки в Лондон лечить зуб. Вернувшись, Дикки сказал:
– Послушайте, насчет фальшивомонетчиков. Сегодня на Сент-Суизинс-лейн один человек продавал маленькие бутылочки с желтой жидкостью. Он втер немного этой жидкости в пенни, и пенни у всех на глазах превратился в полкроны! В новехонькую полукрону! Бутылка стоила пенни, поэтому я купил три бутылки.
– Я всегда считала, что оборудование фальшивомонетчиков стоит очень дорого, – усомнилась Элис.
– Как же, как же! Нам нарочно это внушают, потому что чеканить фальшивые деньги – преступление, – сказал Дикки. – Но теперь, когда у меня есть жидкость, можно немедленно приступить к изготовлению монет. Я считаю, никакое это не преступление, если мы не будем пытаться купить что-нибудь на фальшивые деньги.
Итак, в тот же день, сразу после обеда (пудинг с салом мог загасить любую предприимчивость, кроме нашей) мы отправились в заколдованный дом.
Наша верная веревочная лестница дожидалась среди слежавшейся подстилки из крапивы; мы перебрались на мощеный двор и вошли в дом через кухонную дверь. Освальд всегда носил ключ от этой двери на шнурке на шее, словно талисман или волосы потерянной возлюбленной. Конечно, у Освальда никогда не было потерянной возлюбленной, такие глупости он презирал. Но у некоторых героев возлюбленные есть. Каждому свое, и что для одного человека благо, для другого – смертельный яд.
Открыв решетчатую дверь, мы вошли в комнату, которая показалась нам чересчур пустой. Три бутылки желтого вещества и десять пенсов медными полупенсовиками – не слишком роскошная материальная база, чтобы начать чеканку монет.
– Во всяком случае, надо сделать так, чтобы это выглядело как настоящее предприятие фальшивомонетчиков, – заявил Освальд.
– У фальшивомонетчиков есть печи, – сказал Дикки.
– А спиртовка не подойдет? – спросила Элис. – У няни в буфетной на полке стоит спиртовка.
Мы решили, что подойдет.
Потом Ноэль напомнил, что у фальшивомонетчиков есть литейные формы, и Освальд пошел и купил на семь пенсов и три фартинга пару деревянных выжималок для лимона. Как всегда, предусмотрительный, он вспомнил, что фальшивомонетчики используют воду, поэтому купил еще две эмалированные железные чашки по шесть пенсов и полпенни за каждую. Вернувшись, он заметил ведерко с углем, которое всегда нам очень нравилось, налил в него воду и принес наверх. Ведерко протекало, но совсем чуть-чуть.
– Понадобится еще верстак, – сказал Дикки. – Он есть у большинства ремесленников – сапожников, часовщиков, портных.
С верстаком пришлось потрудиться, но мы справились. В подвале нашлось несколько досок, кадка и пивная бочка. К сожалению, кадка и бочка оказались разной высоты, но мы исправили дело, положив на кадку взятые у старой няни религиозные журналы. После этого кадка и бочка сравнялись по высоте, и мы положили на них доску. Получился верстак – красивей не придумаешь.
Смазывать монеты купленным составом доверили Дикки, раз уж он потратил на чудо-жидкость карманные деньги. Но Элис держала монеты, пока он мазал, потому что девочки играют второстепенные роли, если не считать тех случаев, когда нужно лечить больных. К девочкам надо относиться по-доброму, иначе даже не надейтесь стать героем. У честолюбивых стремлений есть свои недостатки. Элис иногда позволяла подержать монеты Ноэлю, а сама тем временем пыталась обернуть пенни фольгой от шоколадки, но такие фальшивые монеты никого бы не обманули.
Эйч-Оу и Ноэль по очереди стояли на страже. Они все твердили, как это скучно, поэтому Освальд взял роль часового на себя, и не прошло и трех минут, как он вскрикнул:
– Тс-с! Кто-то идет!
Приспособления фальшивомонетчиков были спешно припрятаны, и все бросились за изгиб комнаты, как мы договорились сделать, если нас потревожат во время противозаконного дела.
Конечно, на самом деле никто не шел. После того случая младшие захотели снова стать часовыми, но Освальд им не позволил.
Нам всем очень нравилось притворяться фальшивомонетчиками. И в этом доме было нечто такое, из-за чего все, во что бы мы ни играли, казалось до ужаса настоящим. Перевоплощаясь в миссис С., я чувствовал себя абсолютно несчастным, а Дикки потом признался: когда он изображал горемыку-монарха, казненного во время Французской революции, ему жутко не понравился приказ идти на гильотину, хотя он прекрасно знал, что гильотина – всего лишь маленькая раздвижная дверь курятника.