Мы играли в чеканку монет несколько дней и все научились бить тревогу, но чувствовали, что пора придумать что-нибудь новенькое. Ноэль собирал волосы, вытаскивая их из своей расчески и из набитого конским волосом дивана в гостиной, чтобы сплести власяницу отшельника, а Освальд купил напильник, готовясь перепилить решетку и стать узником, который сбежал из Бастилии, оставив в погасшем камине историю своей жизни…
И тут произошло великое событие.
Мы обнаружили, что посеребренные деньги спустя несколько часов превращаются в грязно-черные, и попробовали покрыть их серебряной и золотой краской. Теперь у нас в карманах всегда было полно золотых и серебряных монет, и мы могли позвякивать ими, вынимать горстями и показывать людям – только издалека.
А затем наступил великий, насыщенный событиями день.
Утром Эйч-Оу упал в бочку с водой. Мы высушили его голландский комбинезон, но ткань стала жесткой, как бумага, это заметила старая няня и обнаружила под комбинезоном мокрое насквозь белье. Она уложила Эйч-Оу в постель, опасаясь, что тот простудится насмерть, и шайке закоренелых фальшивомонетчиков пришлось отправиться в свое логово без младшего брата. Мы оставили все фальшивые деньги дома, потому что старая няня дала Элис для кукол лоскут, сплошь расшитый маленькими поддельными серебряными монетами (если не ошибаюсь, они называются сестрицами), похожими на турецкие. Мы добрались до заколдованного дома, проникли в него, как обычно, и принялись самозабвенно трудиться, с помощью золотой краски превращая монетки в золотые полусоверены.
Ноэль в тот день вел себя странно и все время ворчал. Он пытался написать стихотворение об узнике Бастилии и попросил разрешения постоять на страже, чтобы подумать о рифмах.
Мы успели покрасить всего четыре полусоверена, когда услышали, как Ноэль сказал:
– Тс-с! Заметайте следы!
Мы не обратили на него внимания, потому что хотели сделать достаточно монет, чтобы сыграть в игру «скряги» – идея Элис.
– Тс-с! – повторил Ноэль. А потом вдруг ворвался в комнату со словами: – Это настоящая тревога! Говорю вам, на лестнице кто-то есть.
И он закрыл деревянную решетчатую дверь, а Освальд с редким присутствием духа схватил связку ключей и запер эту дверь ключом с надписью «Комната миссис С.».
Затем, затаив дыхание, ступая на цыпочках, мы все отступили туда, где был камин и где никто не смог бы увидеть нас из коридора.
Мы едва осмеливались дышать. Элис после говорила, что слышала, как сердце Освальда колотилось от ужаса, но автор почти уверен: она слышала всего лишь тиканье его часов, которые снова начали ходить как раз на той неделе после нескольких дней необъяснимой остановки.
Если нам суждено было заплатить за то, что мы нашли заколдованный дом, то расплата пришла именно сейчас.
На лестнице послышались шаги. Мы все их услышали. И голоса. До автора отчетливо донеслось: «имеются все современные удобства» и «отличное место, всего десять минут до железной дороги». Освальд понял: наш дом больше не закладованный, у него появился хозяин, который пытается сдать его внаем.
Мы задерживали дыхание до тех пор, пока чуть не задохнулись.
Шаги приближались и приближались. Люди прошли по коридору и остановились у решетчатой двери.
– Это детская, – произнес мужской голос. – А, заперто! Агент сказал, что ключи в передней.
Ключи, конечно, были у нас, и Ноэль выбрал именно этот момент, чтобы их уронить. Почему он перебирал связку, лежащую на каминной полке, автор не знает и никогда не узнает. У одного латинского парня, то ли Вергилия, то ли Лукреция, есть строчки о «лишившемся рассудка», и латинянин попал в самую точку. Ключи упали на потрескавшуюся каменную плитку перед камином со звоном, который Освальд никогда не забудет.
Наступило леденящее кровь молчание и длилось ужасно долго.
Затем мужской голос сказал:
– Там кто-то есть.
– Посмотрите на тот верстак! – вскричал другой человек. – Работа фальшивомонетчиков, вот что это такое! Но сейчас здесь никого нет. Ключи, должно быть, сдуло ветром!
Двое некоторое время разговаривали, но мы слышали их беседу с пятого на десятое. Позже выяснилось: мы все гадали, какая самая строгая кара полагается нам по закону. Ведь даже если бы мы сумели доказать, что на самом деле не чеканили фальшивых денег, мы все равно остались бы отъявленными нарушителями границ частного владения.
– Нет, – сказал один из мужчин в коридоре, – если мы пойдем за полицией, банда, скорее всего, вернется и заметет следы. Пока их тут нет, надо позаботиться о сохранении улик. Мы легко можем сломать дверь.
Как паршиво себя чувствуешь, когда улики против тебя собираются сохранить, и ты не знаешь, какое наказание полагается за чеканку фальшивых монет, и не знаешь, поверит ли кто-нибудь, если ты скажешь, что просто играл в фальшивомонетчика.
Мы обменялись потрясенными взглядами.
Потом услышали, как двое мужчин трясут дверь. Мы понятия не имели, насколько она крепкая, потому что никогда всерьез не испытывали ее на прочность.
И тут Ноэль внезапно спятил. Я думаю, его помешательство было связано с тем, что старая няня читала нам за завтраком о восьмилетнем мальчике, который играл на скрипке и сочинял музыкальные произведения. Такое чтение сильно воздействует на юные умы.
Ноэль метнулся от нас на середину комнаты, туда, где его могли видеть двое незваных гостей, и сказал:
– Не ломайте дверь! Злодеи могут вернуться в любой момент и прикончить вас. Вызовите полицию!
Удивленные чужаки смогли вымолвить только:
– Э-э?
– Вижу, вы не понимаете, как я здесь очутился, – проговорил Ноэль, не обращая внимания на наши разъяренные взгляды. – Дело в том, что я вундеркинд. Я играю на скрипке на концертах; замечательно играю. Меня везут выступать в Лондон – везут в закрытом экипаже, чтобы по дороге я никому не смог поведать о своих горестях.
– Бедное дитя! – сказал один из чужаков. – Мы должны тебя спасти. Расскажи нам обо всем!
– Я родился в бедной, но честной семье, – начал Ноэль (именно такие слова читала нам няня). – Мой музыкальный талант проявился очень рано, когда я играл на игрушечной скрипке, которую подарила мне любящая двоюродная бабушка. Меня вырвали из родного дома… Позовите полицию, умоляю! Если чудовища, живущие за счет моей музыки, вернутся и найдут вас здесь, они вышибут вам мозги орудиями своего ремесла, и тогда я пропал.
– Ремесла? – переспросил один мужчина. – Какое же у них ремесло?
– Они – фальшивомонетчики, – ответил Ноэль. – А еще они зарабатывают тем, что заставляют меня играть на скрипке.
– Но как же мы тебя оставим?
– Они ничего мне не сделают! – воскликнул Ноэль. – Ведь сегодня вечером я должен играть в Эксетер-холле. Бегите… Бегите за полицией! Бандиты могут в любой момент подкрасться сзади и раскроить вам головы.
И те двое действительно побежали. Автор сразу понял бы: все, что наплел Ноэль – чушь собачья, но человек, который хотел сдать заброшенный дом, и тот, кто хотел его снять, были слеплены из другого теста.
Мы молчали и не двигались. Конечно, если бы чужаки напали на Ноэля, братья бросились бы ему на помощь.
Как только удаляющиеся шаги стихли на лестнице, Ноэль позеленел, и его пришлось побрызгать водой из дружественного угольного ведра. Ноэлю сразу стало лучше, и все мы поспешили домой к старой няне, без сожаления бросив инструменты преступного ремесла. Все великие полководцы утверждают, что отступать лучше всего налегке.
Ноэлю было так плохо, что ему пришлось отлеживаться в постели. И слава богу, потому что окрестности прочесывали в поисках вундеркинда – жертвы фальшивомонетчиков, заточенного в закладованном доме. Ноэль пришел в себя как раз вовремя, чтобы вернуться вместе со всеми домой, когда за нами приехал отец. А пока поэт лежал в постели, он написал шестью разноцветными мелками длинное стихотворение под названием «Закладованные фальшивомонетчики, или раскаяние лжеца». Вот почему я знаю, что он раскаивался в содеянном. Ноэль сказал, что не может понять, что на него нашло, и, конечно, он поступил очень дурно, зато спас нас от заключения в зловонных камерах на хлебе и воде – я уверен, что именно такое заключение и называется «осужден по всей строгости закона».
Вообще-то хуже всего было то, что, пока мы тряслись и дрожали в логове фальшивомонетчиков, а два джентльмена фыркали и перешептывались по другую сторону решетки, дома Эйч-Оу услышал стук в дверь, выбрался из постели и открыл (старая няня вышла за салатом и свежей булкой к чаю). Эйч-Оу оплатил счет на пятнадцать шиллингов и семь пенсов, принесенный маленькой дочкой мясника, – оплатил шестью фальшивыми пенни, перекрашенными в полукроны, и велел девочке прийти за недостающими семью пенсами утром. Думаю, многих людей повесили за меньшие преступления. К счастью для Эйч-Оу, старая няня была подругой мясника и сумела убедить его, что ребенок просто пошутил. В более суровые времена, такие, как Французская революция… Но Элис не любит думать, что случилось бы тогда. Поскольку сейчас двадцатый век, а не восемнадцатый, все мы пошли к мяснику и извинились. Но что, если бы Эйч-Оу выкинул такой трюк в другие времена!
Жена мясника угостила нас пирогом и имбирным пивом и с громким смехом спросила, откуда у нас фальшивые полукроны. Освальд ответил, что нам их дали на сдачу. Так все и было, только когда нам их дали, они были не полукронами, а пенни.
Солгал ли Освальд жене мясника? Он часто задается этим вопросом и надеется, что нет. Легко понять, лжешь ли ты, если от твоих слов ничего не зависит. Но когда происходят важные события и результатом ошибки может стать наказание по всей строгости закона, надо как можно осторожней обращаться с правдой.
Английские джентльмены не лгут – это Освальд, конечно, знает. Но англичанин не обязан объявлять себя преступником. Правила чести и законы нашей страны весьма загадочны и противоречивы.
Потом мяснику заплатили настоящими деньгами: пол соверена, две полукроны и семь нефальшивых пенни. Так что никто не пострадал, и автор считает, что все закончилось хорошо.