Хильдебранд задул свечу и стал подниматься по подвальной лестнице, но на верхней ступеньке его остановила кухарка.
– Что это у вас, мастер Хильди? – спросила она. – Готова поспорить на свои туфли, что соленые огурцы.
– Нет, не огурцы, – ответил он.
– Дайте мне посмотреть.
– Оставьте меня в покое, – потребовал Хильдебранд.
– Еще чего, – фыркнула кухарка и взялась за коричневую бумагу.
Хильдебранд слышал, что сокровища полагается отдавать государству, и не доверял кухарке.
– Лучше не смотрите, – быстро сказал он. – Там не то, что вы думаете.
– А что же?
– Это… это змеи! – в отчаянии заявил Хильдебранд. – Змеи из винного погреба.
С кухаркой случилась истерика, и Хильдебранда наказали дважды: за то, что он без разрешения пропустил в школу, и за то, что напугал прислугу глупыми выдумками. Но в суматохе, вызванной воплями кухарки, ему удалось спрятать горшок с золотом в обувном шкафчике, среди старых гетр и галош, а когда порядок был восстановлен и мальчика с позором отправили спать, он захватил горшок с собой.
Хильдебранд долго лежал без сна, думая о том, что купит себе на золото: модель паровоза, гнедого пони, коллекции монет, птичьи яйца, почтовые марки, удочки, ружья, револьверы, луки со стрелами, конфеты, пирожные, орехи… Но ему ни разу не пришла в голову мысль купить Этель хотя бы на пенни ирисок, матери – серебряный наперсток, а папе – двухпенсовую сигару.
Наутро Хильдебранд вскочил спозаранку и стал шарить под кроватью в поисках горшка с золотом, но дотронулся до того, что вовсе не было горшком. Вскрикнув, он отдернул руку так быстро, будто обжегся. Нет, то, к чему он прикоснулся, было не горячим, а холодным, тонким и живым. Змея! Еще одна лежала на кровати, другая – на туалетном столике, и с полдюжины скользили по полу, с любопытством обследуя комнату.
Хильдебранд схватил свою одежду (из рубашки вывалилась змея), выскочил за дверь, оделся на лестничной площадке и ушел в школу, не позавтракав. Я рада сообщить, что он сказал горничной Саре:
– Ради бога, не входите в мою спальню – там кишмя кишат змеи!
Сара, конечно, ему не поверила; и действительно, когда она поднялась наверх, змей уже не было: они спрятались в горшок, который горничная не заметила, потому что была не из тех девушек, что каждый день подметают под кроватями.
В ту ночь Хильдебранд тайком устроился спать в кладовке на кипе газет, укрывшись тряпичным мешком и ковриком для камина.
На следующий день он спросил Сару:
– Вы заходили вчера в мою комнату?
– Конечно, – ответила та.
– Так это вы забрали змей?
– Проваливай со своими змеями! – сказала Сара.
Поняв, что она ничего не видела, мальчик очень осторожно заглянул в комнату. Змей не было. Он прокрался внутрь в надежде, что змеи снова превратились в золото. Ничего подобного! Змеи, золото и горшок просто исчезли.
Тогда он решил, что будет очень осторожен со своими желаниями.
– Вчера у меня в кармане было двадцать золотых соверенов, – сказал он Этель.
Была суббота, а на следующий день, в воскресенье, он весь день позвякивал двадцатью золотыми соверенами, которые нашел утром в кармане бриджей. Но в понедельник денег в кармане не оказалось. И Хильдебранд понял: он может сделать так, чтобы что-нибудь случилось, но не может это удержать.
Поэтому он сказал Этель, что съел семь пирожков с вареньем. Он собирался съесть их, как только получит. Но на следующий день, когда они появились, у него разболелась голова и пропал аппетит. Он мог бы отдать пирожки Этель, однако не отдал, а на следующий день они исчезли.
Хильдебранда очень расстраивало, что он обладает такой удивительной силой, но не может извлечь из нее никакой пользы. Он попытался посоветоваться с отцом, но мистер Пилкингс сказал, что у него нет времени на небылицы, и посоветовал сыну делать уроки и говорить только правду.
И все же Хильдебранд не мог заставить себя говорить правду даже после того ужасного случая, когда школьные товарищи снова начали дразниться, а он, чтобы заслужить их уважение, рассказал, как встретил в переулке у церкви медведя, сразился с ним одной рукой и был унесен с места сражения полумертвым. На следующий день ему, само собой, пришлось драться с медведем – очень бурым, очень когтистым, зубастым и свирепым, и, хотя Хильдебранд на следующий день перестал быть полумертвым, впечатления остались не из приятных.
Но даже происшествие с медведем было лучше, чем то, что случилось потом. В школе посмеялись над Хильдебрандом, который сделал очень плохой синтаксический разбор имени «Цезарь», и мальчик рассказал, как однажды перевел надпись на египетской пирамиде. После этого Хильдебранду несколько недель не было покоя, потому что он забыл сказать, сколько времени у него занял перевод. И вот, стоило ему остаться одному, как его уносило в Египет, и он оказывался перед пирамидой. Однако ему никак не удавалось найти на ней надпись, а если бы он и увидел надпись на древнеегипетском, то не смог бы ее перевести. Чтобы спастись, Хильдебранд почти весь день проводил с Этель. Но каждую ночь пирамида брала над ним верх, и только когда он вы́резал на ней фразу сломанным лезвием перочинного ножика и перевел ее на английский язык, ему разрешили отдохнуть. Надпись по-немецки гласила: «Ich bin eine Gans», и вы можете сами ее перевести. Ну, а для тех, кто не силен в немецком, могу сказать, что это означает: «Я гусь».
Отчасти история с пирамидой пошла Хильдебранду на пользу: он еще больше полюбил Этель. Проведя с ней столько времени, он начал понимать, какая она на самом деле веселая девчушка. Когда Этель заболела корью – Хильдебранд переболел ею на прошлое Рождество, поэтому ему разрешили видеться с сестрой – он очень огорчился и захотел сделать для нее что-нибудь приятное. Однажды мистер Пилкингс принес дочери немного оранжерейного винограда, который так ей понравился, что надолго его не хватило. Тогда Хильдебранд, после кошмара с пирамидой ставший очень осторожным и старавшийся говорить только правду, сказал:
– Этель, вчера тебе принесли виноград и ананасы.
Этель знала, что ничего подобного не было, но игра ей понравилась, и она спросила:
– А еще что-нибудь принесли?
– О да! Восковую куклу, фарфоровый чайный сервиз с розами, книги и игры, – сказал брат, перечислив все, что, по его мнению, могло бы понравиться сестре.
На следующий день все перечисленные вещи пришли в большом упаковочном ящике. Никто так и не узнал, кто их послал, но мистер и миссис Пилкингс считали, что это крестный отец Этель, живущий в Индии. И, как ни странно, все присланное никуда не исчезло. Лакомства съели, игрушками с наслаждением играли, книги читали. У Этель до сих пор осталась одна из кукол, хотя теперь Этель уже совсем взрослая.
Потом Хильдебранду стало жалко маму – она устала ухаживать за дочкой и выглядела такой больной и встревоженной. И он сказал Саре:
– Мама вчера была совсем здорова.
– Много ты об этом знаешь, – ответила Сара. – Твоя бедная мама превратилась в тень.
Но на следующий день мама была совершенно здорова, и так и осталась здоровой.
Потом Хильдебранду захотелось сделать что-нибудь хорошее для отца, а поскольку он слышал, как мистер Пилкингс жаловался, что его бизнес идет совсем плохо, Хильдебранд сказал Этель:
– Вчера отец заработал прорву денег.
На следующий день мистер Пилкингс пришел домой, поцеловал миссис Пилкингс в прихожей на глазах у Сары и мальчика-сапожника и сказал:
– Дорогая моя, наше будущее обеспечено!
В семье не стало больше красивой одежды и вкусной еды, поэтому Хильдебранд ничего не выиграл, загадав такое желание – если не считать радости видеть отца всегда веселым и жизнерадостным, а мать здоровой, ничуть не встревоженной. Хильдебранду подумалось, что это важнее всего.
Но, хотя теперь он стал более счастливым и милым мальчиком, он не мог удержаться и время от времени рассказывал очередную поразительную историю. Например, он сообщил сыну мясника, что в саду за домом живет аллигатор. Сын мясника не пошел в сад – ему там было нечего делать, хотя, если бы ему захотелось туда пойти, его бы это не остановило, – зато сам Хильдебранд на следующий день позабыл о своих словах, отправился в сумерках поискать потерянный мячик и чуть не угодил аллигатору в пасть.
Еще Хильдебранд рассказал, как ураганный ветер унес его на воздушном шаре, а на следующий день ему пришлось испытать все это взаправду, после чего у него несколько месяцев кружилась голова при одной только мысли о пережитом.
Но самое ужасное случилось, когда Этель поправилась и Хильдебранду разрешили вернуться в школу. Ребята почему-то обращались с ним гораздо дружелюбнее, чем раньше. Даже Билсон-младший вел себя очень вежливо и спросил, как поживает малышка.
– С ней все в порядке, – ответил Хильдебранд.
– Когда моя младшая сестра заболела корью, – сказал Билсон, – у нее потом стало плохо с глазами, она почти ничего не видела.
– О, моей сестре еще хуже, она ослепла! – выпалил Хильдебранд.
Когда на следующий день он вернулся домой, его встретила бледная плачущая мама. Доктор только что приходил, чтобы осмотреть глаза Этель – девочка ослепла.
Хильдебранд поднялся к себе в комнату.
Это он сотворил со своей младшей сестрой, которая так его любила. И она была такая веселая малышка, а он ее ослепил, просто чтобы побахвалиться перед Билсоном-младшим, а ведь все, что он говорил об Этель раньше, сбылось и не исчезло, в отличие от того, что он говорил о себе! Он чувствовал, что и слепота не исчезнет, что Этель ослепла навеки.
Он лежал ничком на кровати и плакал, и раскаивался, и от всего сердца жалел, что не был хорошим мальчиком, что смотрел в зеркало и хотел выколоть глаза Билсону-младшему, который, в конце концов, был не таким уж плохим парнем.
Наплакавшись до изнеможения, Хильдебранд встал и подошел к зеркалу, чтобы посмотреть, не покраснели ли глаза: это всегда интересно. Он совсем забыл, что теперь не отражается в зеркале. И вдруг он понял, что нужно сделать.