Освальд напрягал свои юные мозги, пытаясь придумать, как бы получше все организовать, чтобы было интересно и необычно. Наконец он понял – как.
– Мы устроим лотерею, – сказал он. – Продадим билеты, а потом вытянем счастливый номер из шляпы, и тот, у кого окажется билет с таким номером, получит козла. Жаль, это буду не я.
– Но сперва надо дать рекламу, – подсказал Дикки. – Напечатать листовки и послать людей с рекламными досками на груди и спине.
Освальд навел справки в типографии в Гринвиче, и там за листовки запросили кошмарную цену, а уж люди с рекламными досками стоили столько, что такая роскошь далеко превосходила наши финансовые возможности. Когда Освальд грустно вернулся домой, Элис вдруг вспомнила о печатном станке.
Мы вытащили станок, почистили те места, которые были испачканы чернилами, починили, как смогли, сломанные части, и раздобыли еще типографской краски. Потом составили объявление и напечатали. Вот что в нем говорилось:
СЕКРЕТНАЯ ЛОТЕРЕЯ
Исключительный, редкий шанс
Ценный…
– Надо написать, что он предмет искусства, – сказал Дикки. – Я видел такое в магазине, который торгует старыми железяками, фарфором и картинами. Там продавался вырезанный из слоновой кости корабль, и на нем была этикетка: «Редкий предмет искусства».
– Козел, может, и предмет, – с сомнением проговорила Элис. – А вот что касается искусства, я не уверена.
Но Освальд решил, что это звучит здорово. К тому же предмет искусства – совсем не то же самое, что просто ценный предмет, а козел не только ценный, но и красивый, не хуже любого корабля из слоновой кости.
Поэтому мы так и написали:
СЕКРЕТНАЯ ЛОТЕРЕЯ
Исключительный, редкий шанс.
Ценный предмет искусства будет разыгран в лотерею в следующую субботу, в четыре часа. Билеты по одному и по два шиллинга каждый, в зависимости от того, сколько штук покупаете. Выигрыш будет держаться в тайне до конца лотереи, но он, честно, стоит крупную сумму – втрое дороже билета. Если вы его выиграете, вы все равно что выиграете деньги. Обращаться в Морден-Хаус, Блэкхит, в 3 часа в следующую субботу. Берите билеты пораньше, чтобы избежать разочарования.
Мы напечатали это, и, хотя строчки выглядели немного странно, у нас не было времени их переделывать, поэтому мы вышли перед наступлением сумерек и бросили объявления в почтовые ящики.
На следующий день Освальд, который всегда старался сделать все на отлично, принес из кухни два противня, просверлил в них буравом отверстия, наклеил на противни бумагу и кисточкой написал чернилами вот что:
СЕКРЕТНАЯ ЛОТЕРЕЯ
Ценный предмет искусства!
Билеты по 1–2 шиллинга!
Если вы выиграете, это будет то же самое, что выиграть деньги.
Лотерея в Морден-Хаус, Блэкхит, в субботу. Приходите к трем часам.
Он повесил противни себе на шею, завязал рот одним из вязаных шарфов, которые в других случаях так презирал, натянул на дерзкие уши отцовскую шапку и заставил Дикки выпустить его через боковую дверь. Потом храбрец отправился прямиком через пустошь и три раза прошелся туда-сюда по деревне, пока на углу Уэмисс-роуд к нему не прицепились мальчишки, которые раньше провожали домой его и козла. Освальд вступил с ними в бой, используя противни как щиты, но в конце концов ему пришлось бросить противни и бежать под натиском превосходящих сил противника, в чем нет никакого позора.
Суббота выдалась чудесной. Мы украсили теплицу вечнозелеными растениями и бумажными розами, которые смотрелись среди зелени почти как настоящие, а мисс Блейк позволила нам взять несколько занавесок, похожих на китайские, и задрапировать ими полки и подмостки. Садовник дал нам много азалий и всяких других цветков в горшках, поэтому все получилось очень зелено и разноцветно.
Самым нарядным оказался ларек Элис, потому что мисс Блейк отдала ей все ленты и вещи, оставшиеся после другого базара.
Ларек Эйч-Оу тоже был хорош – сласти лежали на серебряных чайных подносах, чтобы не прилипать больше необходимого.
Поэтический ларек украшало больше цветов, чем любой другой, чтобы компенсировать скучные с виду бумажки со стихами. Ведь сладости в пакете не разглядишь, пока его не откроешь. По-моему, красные азалии красивее стихов. Думаю, в тропических землях, описанных в книжке «Вперед, на запад!»[3] росли большие деревья именно с такими цветами.
Мы загнали козла в пекарню, потому что приз следовало держать в тайне до самого конца.
К половине третьего мы уже были готовы, умыты и принаряжены.
Накануне мы отбирали то, что, по нашему мнению, люди могли бы купить, и решали, без каких своих вещей сможем обойтись, а без каких – ни в коем случае. Большинство отобранных вещей лежали на столе Освальда; в числе прочего там было несколько коробок с играми, которые мы никогда не любили, несколько мешочков с мраморными шариками (в них теперь никто не играет), много старых книг, пара подтяжек (тетя когда-то вышила их для Освальда, а он их терпеть не мог), несколько мешочков с разрозненными пуговицами для тех, кто любит их пришивать, куча иностранных марок, садовые инструменты, сломанный паровоз Дикки и побитое молью чучело попугая.
Около трех часов начали приходить наши друзья: миссис Лесли, лорд Тоттенхэм, дядя Альберта и многие другие. То было грандиозное мероприятие, и все очень восхищались базаром и покупали вещи. Миссис Лесли купила паровозик за десять шиллингов, хотя мы честно сказали, что он никогда больше не поедет, а дядя Альберта купил чучело попугая и не сказал, зачем оно ему понадобилось. Деньги складывали на синее блюдо, чтобы все могли видеть, как они прибывают, и мы радовались всем сердцем при виде того, сколько серебряных монет лежит среди пенсов, а есть даже два или три золотых. Теперь я знаю, что чувствует человек, который держит поднос для пожертвований у дверей церкви.
Поэтический ларек Ноэля приносил куда больше прибыли, чем я думал. По-моему, никто на самом деле не любит стихи, но все притворяются, будто любят – то ли не хотят обидеть Ноэля, то ли считают, что хорошо воспитанным людям положено любить поэзию, даже такую, как стишки Ноэля. Само собой, Маколей и Киплинг – другое дело, против их стихов я и сам не возражаю.
Ноэль написал много новых стишат для базара. Он писал их непрерывно, и все равно ему не хватило бумажек, чтобы завернуть весь засахаренный миндаль. Поэтому он пустил в дело старые стихи, которые написал раньше. Дядя Альберта получил один из новых стишков и сказал, что гордится этим. Вот о чем там говорилось:
– Добрей и щедрей на свете вас нету,
Раз вы пришли на базар А. Планкетта.
Прошу, покупайте все и везде,
Ведь потерпевший в ужасной нужде.
Я знаю, жалеете вы его,
Нет благороднее вас никого.
Миссис Лесли достался такой стишок:
– Розы красны, у фиалок голубые цветы,
А лилии бледные, прямо как ты.
О, если б ты видела, как он упал
С лестницы высокой, на которой стоял!
Покупай же столько, сколько под силу,
За доброту тебя господь спаси и помилуй.
Лорду Тоттенхэму, однако, достался один из старых стишков – про крушение «Малабара». Раньше лорд Тоттенхэм был адмиралом, и все равно стих ему понравился. Он очень милый старый джентльмен, хоть его и называют «эксцентричным».
Отец получил такое стихотворение:
– Раскрой глаза пошире, друг,
И оглянись скорей вокруг.
На нашей распродаже не до скуки,
Засунь в карманы глубже руки,
Потрать все то, что в них найдешь,
Пока отсюда ты уйдешь.
Но когда миссис Моррисон, мать Альберта, получила стихотворение об отравленном черном таракане, она не очень обрадовалась и сказала, что это ужас, у нее от такого мурашки бегут по коже. Вы же знаете этот стих:
– О, таракан, оплачу я тебя!
Лежишь ты, бедный, на спине.
Гляжу я на тебя, скорбя,
О длинноногий, как печально мне!
Я так хочу, чтоб снова ползал ты по свету,
Хоть все твердят, что в этом смысла нету.
Как мы его ни отговаривали, Ноэль решил сам прочитать стихи. Он встал на стул, и все в приступе слепой щедрости заплатили по шесть пенсов, чтобы его послушать. Он декламировал свою длинную поэму о герцоге Веллингтоне, которая начиналась так:
– Привет тебе, о предводитель доблестных полков,
Заставил ты Наполеона уяснить,
Что он не будет главным до скончания веков,
При Ватерлоо ты сумел его разбить.
Я много раз слышал эту поэму, но теперь Ноэль так разволновался и оробел, что никто ничего не мог разобрать до самого конца, до строчек:
– Восславим же героев тех сражений!
Их Велингтона вел великий гений.
Все громко аплодировали, но Ноэль до того расстроился, что чуть не плакал, и миссис Лесли сказала:
– Ноэль, я чувствую, что снова бледнею, как лилия! Проводи меня в сад, чтобы я могла прийти в себя.
Вообще-то она была не бледной, а розовой, как обычно, но ее просьба спасла Ноэля от позора выставить себя юным ослом. И мы получили семнадцать шиллингов и шесть пенсов за его декламацию, так что все закончилось нормально.
С тем же успехом мы могли бы не раздавать рекламки, потому что приходили только те люди, которым мы написали сами. Конечно, не считая пятерых мальчишек, подравшихся с Освальдом, когда тот носил по деревне противни. Мальчишки явились, стали шляться повсюду и рассматривать вещи, но у них не было денег, чтобы что-нибудь купить: они пришли только для того, чтобы поиздеваться и посмеяться. Поэтому дядя Альберта спросил, не соскучились ли по ним их семьи, и мы с ним проводили мальчишек до ворот. Потом они стояли на улице и улюлюкали.