При этом было понятно, что ничего общего с баллистической ракетой у нее не будет (то есть абсолютно) и что все проектирование требуется начинать сначала. Во-первых – для нового проекта не годился ракетный двигатель фон Брауна, работающий на спирте и жидком кислороде (так как что ракету с таким двигателем необходимо запускать сразу после заправки), а зенитная ракета в ожидании прилета вражеского бомбардировщика должна стоять на стартовом столе дни или даже недели. Во-вторых – еще не было ясности с конструкцией системы радиокомандного управления ракетой (была даже идея с акустическим самонаведением на шум моторов по той же схеме, как на акустической торпеде «Цаукенинг»), а уж о тепловых или радиолокационных головках самонаведения немецкие ракетчики могли только мечтать. В-третьих – имелись проблемы со своевременным подрывом боевой части, ибо работы над конструкцией дистанционного радиовзрывателя в Третьем Рейхе находились на самой начальной стадии.
Но все это уже было неважно, потому что после успешного осуществления Борнхольмской десантной операции и замены корпуса морской пехоты особого назначения на острове Зеландия тремя стрелковыми дивизиями советское командование взяло на прицел остров Узедом с полигоном Пенемюнде. При этом германское командование всячески вводилось в заблуждение по поводу действительного местоположения корпуса генерала Чуйкова, который, по сведениям немецкой разведки, продолжал находиться в окрестностях Копенгагена и ударным трудом крепить береговую оборону.
Но на самом деле это было далеко не так. Впечатление присутствия в окрестностях Копенгагена всего корпуса создавали оставленные на месте две бригады из шести – солдаты стрелковых частей, частично переодетые в форму морских пехотинцев, а также радисты трех остальных бригад и самого штаба корпуса, которые продолжали выходить в эфир с прежних мест дислокации с прежними позывными.
Сами эти бригады (две десантно-штурмовые и две механизированных) вместе со штабом корпуса и генералом Чуйковым, скрытно, в режиме радиомолчания, переместились на остров Борнхольм. Там их уже ожидали курирующий операцию генерал-майор Гордеев, находящийся в полной готовности батальон ОСНАЗА ГРУ ГШ и полное вертолетное крыло с «Адмирала Кузнецова», используемое только по особым случаям. С воздуха их действия предстояло поддерживать 2-му авиакорпусу ОСНАЗ, а со стороны Балтийского флота – торпедным катерам, подводным лодкам, линкору «Октябрьская Революция», а также крейсерам «Киров» и «Максим Горький», к которым в последний момент присоединились корабли Особой эскадры «Москва», «Североморск» и «Ярослав Мудрый», прошедшие разблокированными Датскими проливами. Целью набеговой операции, получившей кодовое наименование «Юпитер», был захват руководителей и инженерно-конструкторского персонала германского ракетного проекта, а также связанной с этим секретной документации.
Обязанность принять все необходимые меры по эвакуации рабочих и технического персонала легла на генерала Чуйкова. Так решил сам товарищ Сталин, который сказал, что Чуйков – такой человек, который сумеет по максимуму использовать имеющиеся в его распоряжении возможности, чтобы ни один технический специалист (неважно, кто он – вольнонаемный немец, заключенный француз, бельгиец, голландец или поляк) не попал обратно к немцам. В первую очередь это, разумеется, касалось руководителей проекта и инженерно-конструкторских кадров. Разумеется, план операции не предусматривал выживания эсэсовцев из охраны концлагеря и полигона.
Удерживать остров Узедом предполагалось ровно до тех пор, пока не решится основная задача операции или натиск противника больше будет невозможно сдерживать; после чего под прикрытием артиллерийского огня кораблей Балтфлота десант оставит свои позиции и, погрузившись на СВП, вернется на остров Борнхольм. Десантникам на все отводились одни сутки…
В этот предутренний час 12 ноября 1942 года все было готово к началу операции «Юпитер». Отряд кораблей Балтийского флота вышел в район проведения операции, морской десант погрузился на СВП и вышел в море, вертолеты с ротой ОСНАЗа ГРУ тоже были на пути к цели, а на аэродромах Южной Швеции в полной темноте поднимались в воздух В-25 «Бостоны», Ту-2 и «Пешки» с подвешенными бомбами. Несколько «Бостонов», ревя двигателями, поднялись и с аэродромов острова Борнхольм, таща за собой на буксире планеры, в которых находились бойцы двух остальных рот батальона ОСНАЗ ГРУ ГШ. Самым последним, в три часа пятьдесят минут, с «Москвы» поднялся вертолет ДРЛО, дирижер всего этого планируемого ночного кошмара.
Ровно в четыре ноль-ноль ночную тишину в двадцати пяти километрах на северо-восток от острова Узедом разорвал тяжелый грохот залпов морской артиллерии главного калибра. Восемнадцать орудий калибра сто восемьдесят миллиметров на крейсерах и двенадцать двенадцатидюймовок линкора обрушили тяжелые снаряды на Трассенхайдские казармы и Карсхагенский военный лагерь. Артиллерийский огонь в ночи был убийственно точен, и эсэсовцы, отвечающие за охрану внутренней территории полигона и оборону его внешнего периметра, быстро переселялись из мира живых в мир загробный. Но самое главное, грохот разрывов тяжелых «чемоданов» заглушал рокот моторов подходящих к цели самолетов и вертолетов, чем первой воспользовалась эскадрилья «Бостонов», подвесившая над островом Узедом несколько цепочек осветительных бомб, которые сразу превратили ночную темноту в яркий полдень, и в дальнейшие события происходили уже «по-зрячему».
Но следующему удару подверглась совсем другая часть полуострова. Вынырнувшие из темноты десантные планеры один за другим заходили на посадку на экспериментальный аэродром, и путь им прокладывали все те же «Бостоны», в конфигурации тяжелого штурмовика имевшие в передней полусфере четыре 23-мм пушки ВЯ-23 и четыре 7,62мм пулемета ШКАС с питанием из бомбоотсека. Любая небронированная цель, которая попадает в прицел такой «мясорубки», тут же превращается в мелкий фарш. А вот нечего было немецким техникам готовить истребители к вылету, а летчикам бежать от казармы к самолетным стоянкам. Вели бы себя поспокойнее – прожили бы на час-другой дольше, или вообще, как технические специалисты, попали в число эвакуируемых пленных.
Одновременно со ОСНАЗом ГРУ в бой вступили катерники, атаковавшие своими торпедами… доты[28].
Взрывы нескольких десятков торпед начисто вымели в достаточной степени кустарную береговую оборону, которую местное немецкое начальство принялось создавать только два месяца назад, когда с дерзкого морского десанта началась скоротечная советско-шведская война, через несколько часов закончившаяся капитуляцией, подписанной пленным шведским королем. Четыреста килограммов тротила – это вам не связка ручных гранат, которую пытался засунуть в амбразуру дзота Александр Матросов. От взрыва такого заряда в непосредственной близости весь дзот разлетится по бревнышкам, а вражеских солдат поблизости контузит так, что забудут, как их звали.
После торпедных взрывов на берег стали выскакивать легкие СВП, с которых спрыгивали бойцы советских десантно-штурмовых бригад морской пехоты особого назначения. Только находящиеся кое-где в окопах немногочисленные солдаты СС смогли оказать им хоть какое-то сопротивление, но все это было бессмысленным трепыханием, потому что рота ОСНАЗа ГРУ, заброшенная вертолетным десантом в жилую зону полигона, расположенную по соседству со сборочными цехами, уже повязала всю верхушку германских ракетчиков.
* * *
12 ноября 1942 года, 05:30. Германия, Мекленбург-Передняя Померания, остров Узедом, ракетный полигон Пенемюнде.
Гауптштурмфюрер СС и ракетный конструктор Вернер фон Браун.
Это был настоящий кошмар. Я проснулся от грохота страшных взрывов, и от того, что мой дом ходил ходуном, как во время землетрясения. Кровать подо мной тряслась, а с потолка на голову сыпался мусор. После близкого разрыва стекло на окне жалобно тренькнуло и разлетелось льдистыми осколками. Занавески распахнуло порывом холодного и сырого балтийского ветра; в комнату ворвались запах сгоревшего тола, гул моторов множества самолетов и ослепительный, ядовито-белый свет повисших над Пенемюнде осветительных бомб, от которых ночь стала похожа на день. Сначала я подумал, что это обыкновенный авианалет, и надо как можно скорее бежать в убежище. Но вскоре я понял, насколько глубоко ошибался. Авианалет на наш полигон тоже имел место, но он был не более чем отвлекающим маневром.
Немного придя в себя, я стал торопливо одеваться, потому что считал, что для офицера СС бежать в убежище в одной ночной рубашке крайне несолидно. Кое-как одевшись и поминутно вздрагивая от близких разрывов, я выскочил из дома и остолбенел от того, что предстало перед моими глазами. На парашютах спускалась протянувшаяся вдоль острова цепочка сияющие осветительных бомб, а где-то далеко в море наблюдались частые сполохи множества артиллерийских залпов. Я подумал, что вконец обнаглевшие большевики подвели к немецкому побережью свои линкоры и теперь огнем орудий главного калибра превращали испытательный полигон Пенемюнде в руины. Находящийся совсем рядом с жилой зоной Карлсхагенский военный лагерь превратился в груды пылающих развалин, среди которых с тяжким грохотом рвались крупнокалиберные снаряды. С расположенными чуть поодаль за сосновым бором и концлагерем Трассендхайдскими казармами, по-видимому, происходило то же самое: там также были видны сполохи большого пожара и яркие вспышки взрывов.
Но самое страшное заключалось отнюдь не в артиллерийском обстреле или авиационном налете. От побережья, расположенного не далее чем в полукилометре от моего дома, доносился свистящий гул множества моторов, и рев атакующей русской морской пехоты. Вот тут я испугался по-настоящему, сразу поняв, почему русские не стали обстреливать из морских орудий ни жилой городок, в котором живут немецкие специалисты, ни монтажно-испытательные ангары, где собирались ракеты, ни сам исследовательский центр.
Несомненно, прислав сюда свои лучшие части, большевистский вождь Сталин хотел в целости и сохранности захватить наш ракетный полигон – вместе с инженерами и конструкторской документацией. Как писали наши газеты – после того как подчиняющийся лично Сталину корпус морской пехоты особого назначения взял Хельсинки, Стокгольм и Копенгаген, в этих городах в живых не осталось ни одного местного жителя. Да что там люди. Дошло до того, что эти одержимые манией убийства головорезы истребили в этих городах даже собак и кошек