— Здравствуйте, мисс Катриона, — величественный Джим в вышитой золотом ливрее даже не подумал посторониться. — Миссис Свифт поручила мне передать, что вас велено не впускать.
— Не впускать? — удивилась я. — Меня? Как это может быть, Джим?
— Не могу знать, мисс Катриона, — дворецкий развел руками и строго посмотрел на меня. — Попрошу вас удалиться и не вынуждать меня применить силу к молодой леди.
На глазах у меня выступили слезы отчаянья и обиды.
— Джим! — воскликнула я. — Ты же меня знаешь с детства! Скажи мне, почему она так решила?
— Мисс Катриона, — ответил Джим, — я всего лишь дворецкий, и моя обязанность — неукоснительно выполнять все приказания хозяйки. Впрочем, я готов оповестить мисс Свифт, что вы здесь, но только если вы останетесь на крыльце и не воспользуетесь моим отсутствием, чтобы войти в дом…
Джим закрыл двери, и я услышала его мягкие и неторопливые шаги. Именно так ходят хорошие дворецкие. Но я бы предпочла, чтобы он хоть немного поторопился. Тем более что у меня не было зонта, а стоять под холодным дождем — не самое приятное времяпровождение.
Минут через пятнадцать, показавшиеся мне вечностью, я услышала из-за двери голос Фионы:
— Джим, пожалуйста, впусти Катриону хоть в прихожую.
— Но мадам Свифт велела… — неуверенно произнес Джим.
— Джим, — топнула ногой Фиона, — Катриона — моя подруга. Или, по крайней мере, была таковой до сегодняшнего дня. Впусти ее. Обещаю, что дальше прихожей она не пройдет.
— Мисс Фиона, — ответил Джим, — но ваша мать приказала в случае прихода мисс Катрионы немедленно сообщить в полицию!
— Джим, десять минут! — твердо произнесла Фиона.
«Была таковой? Дальше прихожей она не пройдет? Полиция? Десять минут? — пронеслось у меня в голове. — И это говорит моя лучшая подруга!»
Открылись двери, и я увидела заплаканную Фиону, сидевшую на единственном стуле в прихожей. Джим же встал у дверей, ведущих в основную часть дома.
— Войди, ладно уж, — произнесла Фиона, хмуро посмотрев на меня, — нечего под дождем мокнуть…
Я вошла и присела на колченогую табуретку, на которой обычно сидел Джим, когда он был там один. Фиона посмотрела на меня и сказала неожиданно твердым голосом:
— Ну, и чего ты приперлась?
— Фиона, — заплакала я, — милая, отца арестовали только за то, что какого-то дальнего нашего родственника обвинили в предательстве. Говорят, раз твой кузен был скрытым папистом, а ты не донес, значит, и ты тоже преступник. Ты же знаешь, он ни сном ни духом. Да и дядя Лиам предателем не был, просто ходил в тот же паб, что и кто-то из фениев; его ведь даже не судили, просто схватили на улице и отвезли в Киллмейнхем. А теперь пришли и за отцом. Когда я его в последний раз увидела, его гнали по улице, как преступника, с окровавленным лицом. Дом опечатан, меня выгнали на улицу в том, в чем я была, без денег, без всего… А мама далеко — в Баден-Бадене, на водах. Помоги!
— Мисс Мак-Грегор, — отрезала Фиона, решительно тряхнув своими рыжими кудрями, — мне не о чем говорить с дочерью преступника.
— Фиона, — взмолилась я, — ведь ты же знаешь моего отца с детства — какой он преступник?
— Если его арестовали, значит, он преступник, — ответила Фиона. — Мало ли их скрывалось под личинами порядочных людей? Вон, графа Коркского тоже схватили, вон в «Айриш Таймс» писали. И его приспешника, сэра Лаури. И еще арестовано множество скрытых предателей. Тех, кто поважнее, как твой отец, тех отправили в Слайго, других — в Киллмейнхем. И, главное, все прикидывались добропорядочными протестантами! А без веской причины их бы не взяли. Так что чтобы ноги твоей не было в моем доме!
— Фиона, — заплакала я, — но мой отец ни в чем не виноват! Мы все — верные подданные ее величества. И протестанты, прихожане собора Святого Патрика Ирландской церкви. Как и твоя семья…
— Вот, когда его оправдает королевский суд, тогда я в это и поверю. А пока он для меня преступник. И ты точно так же, ведь ты не могла не знать про его папистские связи. Ладно, надоела ты мне. Вон отсюда! Все, что я могу для тебя сделать в память о том, как я пригрела такую змею у себя на груди — это вот.
Фиона достала из ведра, стоящего у двери, зонтик, посмотрела, пробормотала: «Слишком хороший», взяла другой, увидела пятно ржавчины на его острие, удовлетворенно хмыкнула и протянула мне.
— Бери, и пошла вон! — выкрикнула она, рукой указывая мне на дверь.
Я встала и, игнорируя протянутый зонт, шатающейся походкой вышла из особняка Свифтов, все под тот же холодный дождь. Куда идти, к кому обратиться и что мне делать — я пока не знала. Где-то в Америке был мой милый Джеймс, с которым я познакомилась на пароходе во время поездки в САСШ. Он, конечно, не откажется мне помочь, но я даже не знаю его адреса, не говоря уже о том, что у меня нет денег на телеграмму. Милый Джеймс, приди и спаси меня от этого ужаса.
Очнулась я, только услышав за спиной сдавленный шепот:
— Мисс Катриона, мисс Катриона — только не оборачивайтесь. Идите прямо, как идете, а потом сверните в первый переулок налево.
Очнувшись от своих мыслей, я подняла промокшую насквозь голову и увидела, что за время своих скитаний из фешенебельных центральных кварталов я забрела в припортовую часть города, которую иначе чем трущобами и не назовешь. Люди тут были одеты в плохую, часто рваную, одежду, а их руки и лица перепачканы сажей и какой-то грязью. Вот, слева от меня показалась узкая щель переулка между двумя доходными домами для самых бедных, в которой едва могли разойтись два человека. Из этой щели смердело тухлой рыбой, прогорклым жиром, человеческими экскрементами и еще чем-то таким отвратительным, чему я по своей наивности даже не знала названия.
— Сворачивайте, мисс Катриона, сворачивайте, — прошептал все тот же голос, — и приготовьтесь бежать, кажется, следом за нами идет полицейский шпик…
Едва лишь нырнув в эту щель, я припустила изо всех ног, а следом за мной по камням стучали деревянные башмаки того, кто завел меня в эту дыру. Оглянувшись, я увидела, что это мальчишка лет пятнадцати, рыжий, как огонь, и худой, как привидение. Следом за нами, шагах в двадцати, большими прыжками мчался вполне респектабельный худощавый господин неопределенного возраста, похожий на клерка средней руки. Еще немного, и он настиг бы нас, но тут его ноги запутались в веревке, которая неожиданно оказалась растянутой поперек переулка, и господин с размаху плюхнулся прямо в лужу. Встать ему не дали. Двое парней в одежде докеров выскочили из открывшейся боковой двери дома, несколькими ударами привели нашего преследователя в бессознательное состояние, а потом уволокли его за собой в ту же дверь, откуда они выскочили, примерно так же, как черти утаскивают в пекло грешную душу.
— Постойте, мисс Катриона, постойте, — запыхавшись, выкрикнул бегущий следом мальчишка, — опасности больше нет.
Я остановилась, пытаясь перевести дух, с сердцем, колотившимся от страха прямо под горлом. Сколько ни бегай, а конец всегда будет только один, ведь от судьбы не убежишь, а у меня в этом городе нет никого, кто мог бы дать мне еды, возможность переодеться в сухую одежду и предоставить угол для ночлега.
Мои размышления были прерваны мальчишкой, который бесцеремонно взял меня за руку и повлек за собой.
— Идемте, мисс Катриона, — сказал он, — тут недалеко.
— Постой, — я вырвала у него свою руку, — ты сперва скажи мне — кто вы такие и что вам от меня надо?
— Мы-то… — начал было говорить мальчишка, но тут его прервал еще один персонаж, скорее всего, появившейся в переулке все из той же боковой двери. Это был высокий, худой молодой джентльмен, подобно священнику одетый во все черное. Черными были широкополая шляпа, длинный прорезиненный плащ, тяжелая трость и надетый под плащом хороший костюм.
— Помолчи, Эннис, — сказал незнакомец, — лучше проследи, чтобы к нам на хвост незаметно не упал еще один шпик. И вообще, я хочу тебя поблагодарить. Сделано было очень хорошо. А сейчас проваливай, и чтобы тебя не видел никто, а ты при этом видела всех.
— Слушаюсь, сэр, — по-военному ответил мальчишка, который, собственно, оказался девчонкой, и быстрым шагом пошел обратно, к выходу из переулка.
— А теперь, мисс Катриона, — немного насмешливо произнес незнакомец, — вы возьмете меня под руку, и мы, как порядочные люди, пойдем туда, где молодой леди будет представлено все необходимое, чтобы та могла привести себя в порядок.
— Нет, мистер — не знаю, как вас зовут, — упрямо сказала я, — сначала вы мне должны сказать — кто вы такой и что вам от меня надо?
— Какая вы упрямая, Катриона, сразу видно — настоящая ирландка, — вздохнул незнакомец. — Если вам нравится, то вы можете называть нас волонтерами ирландской королевской армии, сокращенно IRA, а от вас нам надо, чтобы вы не угодили в лапы англичан и их прислужников.
— Ирландская королевская армия? — я впервые слышала это словосочетание. — И какое вам дело до судьбы несчастной девушки, отца которой арестовали по какому-то дурацкому обвинению…
— И вовсе это обвинение не дурацкое, — вздохнул незнакомец в черном. — По «Биллю об усмирении ирландского мятежа» основанием для ареста и последующей казни может служить даже такая эфемерная вещь, как невосторженный образ мыслей обвиняемого в отношении всего происходящего сейчас в Ирландии. А что касается того — какое нам дело до вашей судьбы, мисс Катриона, то, когда началась вся эта заварушка с арестами и прочими безобразиями, один очень хороший человек попросил нашего сюзерена проследить за вашей судьбой и сделать так, чтобы вы смогли дождаться, пока он не приедет за вами на белом коне. Так что мы всего лишь выполняем приказ своего начальника, и ничего более.
В голове моей все смешалось. Я как в полусне протянула руку джентльмену в черном и вместе с ним пошла навстречу своей судьбе. Теперь все мои мысли были заняты моим несчастным отцом. Я думала — нельзя ли попросить моего нового покровителя, чтобы он помог не только мне, но и ему тоже.