Поскольку эти эксперименты оплачиваются государством, нет необходимости пояснять, что не существует закона, который запрещал бы их проводить. Есть законы, запрещающие обычным людям забивать собак до смерти, но американские ученые могут безнаказанно совершать подобные вещи, и никто не будет проверять, приводят ли их действия к каким-то открытиям (что отличало бы их от банальных побоев). Причина в том, что статус и влияние научного сообщества, поддерживаемого из собственных интересов различными группами (в том числе и теми, кто выращивает животных для продажи лабораториям), успешно сдерживают любые попытки установить правовой контроль.
Роберт Уайт из Кливлендской городской больницы общего профиля – экспериментатор, специализирующийся на трансплантации голов обезьян. Он поддерживает жизнь голов животных в специальном растворе после их полного отделения от тела. Это идеальный пример ученого, который считает лабораторных животных инструментом для исследований. Он и сам говорил, что главная цель его работы по отсечению голов обезьянам – «создать живой лабораторный инструмент» для изучения мозга. Журналист, которому он в этом признался, описал визит в лабораторию Уайта как «редкую и леденящую душу возможность заглянуть в холодный и равнодушный мир ученого, где жизнь животного не обладает никакой ценностью и служит лишь целям экспериментов»[124].
По мнению Уайта, «включение животных в нашу этическую систему бессмысленно с философской точки зрения и невозможно с точки зрения практики»[125]. Иными словами, Уайт считает, что не связан в работе с животными никакими этическими ограничениями. Так что нас не должно удивлять, что другой журналист, бравший интервью у Уайта, пишет: «Его раздражают правила, установленные руководством больницы и страховыми компаниями. Он называет себя элитистом и считает, что врачами должны руководить только врачи»[126].
Еще один активный враг госрегулирования в этой сфере – нобелевский лауреат Дэвид Балтимор, профессор Массачусетского технологического института. В своем недавнем выступлении на национальном совещании Американской ассоциации содействия развитию науки он говорил о долгих часах, которые он и его коллеги потратили на борьбу против регулирования их работы[127]. Причина такого неприятия ограничений стала понятна несколькими годами ранее, когда он выступил в одной телепередаче с философом из Гарварда Робертом Нозиком и другими учеными. Нозик спросил у исследователей, рассматривался ли когда-либо тот факт, что в ходе эксперимента будут убиты сотни животных, как повод не проводить такой эксперимент. Один из ученых ответил: «Насколько я знаю, нет». Нозик уточнил вопрос: «То есть жизни животных не принимаются в расчет?» Ученый ответил вопросом на вопрос: «А зачем?» Тут вмешался Балтимор и сказал, что не считает, что эксперименты на животных вообще вызывают какие-то моральные проблемы[128].
Такие люди, как Уайт и Балтимор, – возможно, блестящие ученые, но их высказывания по вопросам, связанным с животными, показывают, что в философском плане они полные профаны. Я не знаю ни одного современного профессионального философа, который согласился бы с тем, что включать животных в нашу этическую систему невозможно или бессмысленно и что эксперименты на них не представляют никакой этической проблемы. С точки зрения философии такие заявления ничем не отличаются от убеждения в том, что Земля плоская.
Пока что американские ученые чрезвычайно жестко выступают против общественного контроля над их опытами на животных. Они успешно борются с попытками установить минимальные требования, которые защищали бы животных от страданий в ходе экспериментов. Единственный федеральный закон США в этой области – Акт о благополучии животных. Он устанавливает стандарты по транспортировке, содержанию и уходу за животными, которые продаются как домашние питомцы, выставляются напоказ или используются в научных экспериментах. Однако если говорить о самих экспериментах, то закон позволяет ученым делать абсолютно все, что им угодно. И это сознательная мера. Согласительный комитет Конгресса США при принятии закона пояснил, что он «защищает исследователя, выводя из-под действия правил всех животных во время самих исследований или экспериментов», а сам комитет «не намерен никоим образом вмешиваться в исследования или эксперименты»[129].
В одном из разделов закона говорится, что частные компании и другие организации, подпадающие под его действие (к ним не относятся проводящие исследования госорганы и многие мелкие структуры), должны подавать отчеты, в которых обязаны обосновать проведение болезненных экспериментов без анестезии необходимостью достижения научных результатов. При этом не предпринимается попыток оценить, достаточно ли эти результаты важны, чтобы оправдать причинение животным боли. В данном случае требования влекут лишь дополнительную бумажную работу, на что в основном и жалуются экспериментаторы. Они, конечно, не могут постоянно бить собак током, вызывая у них чувство беспомощности, и при этом давать им обезболивающие; не получится и вызвать депрессию у обезьян, если дать им забыться при помощи наркотиков. В подобных случаях исследователи честно заявляют, что целей эксперимента нельзя достичь при использовании анестетиков, и продолжают свои опыты, как если бы закона не было вовсе.
Поэтому неудивительно, что, например, отчет об эксперименте с платформой PEP и зоманом предваряется следующим заявлением:
Животные в данном исследовании были получены, размещены и использованы в соответствии с Актом о благополучии животных и Руководством по содержанию и использованию лабораторных животных, подготовленным Институтом лабораторных животных Национального исследовательского совета.
То же самое относится к инструкции по использованию платформы PEP на базе ВВС в Бруксе, к отчету об эксперименте НИИ радиобиологии вооруженных сил с «беличьим колесом» для приматов и ко многим недавним американским публикациям, которые я здесь цитировал. Это заявление ничего не говорит нам ни о мучениях животных, ни о ничтожности целей, во имя которых они страдали. Зато оно многое говорит нам об истинной цене Акта о благополучии животных и Руководства по содержанию и использованию лабораторных животных.
Полное отсутствие эффективного регулирования в США резко контрастирует с ситуацией во многих развитых странах. Например, в Великобритании ни один эксперимент нельзя провести без лицензии, выданной Министром внутренних дел, а Акт о научных исследованиях на животных 1986 года прямо указывает, что, решая вопрос о выдаче лицензии экспериментальному проекту, «министр внутренних дел должен сопоставить возможные отрицательные последствия для используемых в эксперименте животных и пользу, которую может принести исследование». В Австралии Отраслевой свод правил, разработанный ведущими государственными научными учреждениями (подобными Национальному институту здравоохранения в США), требует, чтобы все эксперименты перед проведением получали одобрение комиссии по этике экспериментов на животных. В эту комиссию должен входить специалист по благополучию животных, не сотрудничающий с организацией, которая проводит эксперимент, а также еще один независимый участник, не связанный с экспериментами на животных. Комиссия обязана руководствоваться подробным перечнем принципов и условий, среди которых есть требование соизмерять научную или образовательную ценность эксперимента с его потенциальными последствиями для благополучия животных. Кроме того, если эксперимент «может причинять такую боль, при которой в медицинской или ветеринарной практике используется анестезия», животные должны получать обезболивающее. Отраслевой свод правил Австралии распространяется на всех исследователей, получающих государственные гранты, и в соответствии с законами штатов охватывает экспериментаторов из Виктории, Нового Южного Уэльса и Южной Австралии[130]. В Швеции правила тоже требуют, чтобы эксперименты одобрялись специальными комиссиями с участием людей со стороны. В 1986 году, изучив законодательство Австралии, Канады, Японии, Дании, ФРГ, Нидерландов, Норвегии, Швеции, Швейцарии и Великобритании, Бюро оценки технологий Конгресса США заключило:
В большинстве стран, охваченных исследованием, законы защищают подопытных животных в значительно большей степени, нежели в США. Несмотря на такую защиту, борцы за права животных постоянно оказывают на власти давление, требуя принять еще более строгие законы, и во многих странах, включая Австралию, Швейцарию, ФРГ и Великобританию, рассматриваются серьезные изменения в законодательстве[131].
С тех пор в Австралии и Великобритании действительно были приняты более строгие законы.
Я надеюсь, что это сравнение будет воспринято верно. Я не пытался доказать, что в таких странах, как Великобритания и Австралия, с экспериментами на животных все хорошо. Это утверждение было бы далеко от истины. Даже в таких странах соизмерение потенциальных выгод с реальным вредом для животных по-прежнему производится с видистских позиций, так что интересам животных, конечно, придается меньшее значение, чем интересам людей. Я сравнил положение в этих странах с ситуацией в США только для того, чтобы показать, что американские стандарты, действующие в этой сфере, чудовищны не только по меркам борцов за права животных, но и в сравнении с нормами, принятыми научными сообществами других развитых стран. Если бы американские ученые взглянули на себя глазами зарубежных коллег, это пошло бы им на пользу. На медицинских и других научных конференциях в Европе и Австралии меня часто отводят в сторону ученые, которые говорят, что, хотя они и не могут согласиться со всеми моими взглядами на опыты с животными, но… Затем они с неподдельным ужасом рассказывают мне о том, что видели во время последней поездки в США. Неудивительно, что в авторитетном британском научном журнале