Предположим, что нам удастся провести минимальные реформы, которые приблизят США к более просвещенным странам. Допустим, мы достигнем той точки, когда интересам животных действительно будет придаваться такое же значение, как и интересам человека. Это положит конец огромной индустрии опытов на животных в том виде, в каком мы ее знаем сейчас. По всему миру начнут пустеть клетки и закрываться лаборатории. Однако не стоит думать, что после этого медицинские исследования прекратятся и на рынок хлынет поток непротестированных товаров. Если говорить о новых продуктах, то, как я уже говорил, нужно просто меньше их производить: лучше использовать уже проверенные безопасные компоненты. Это едва ли вызовет большие потери. Но для тестирования действительно необходимых товаров и проведения других видов исследований можно и нужно искать другие методы, не предполагающие использование животных.
В первом издании этой книги я писал, что ученые не ищут альтернативы просто потому, что их мало беспокоит судьба животных, которых они используют. Далее я сделал прогноз: «Учитывая, как мало усилий прилагается к решению этой проблемы, первые результаты все же дают основания надеяться на значительный прогресс, в случае, если эти усилия будут наращиваться». Последнее десятилетие подтвердило справедливость обоих тезисов. Мы уже видим, насколько активнее ведется поиск альтернатив испытаниям новых продуктов на животных. И это происходит не потому, что ученые внезапно стали больше заботиться о животных, а под давлением серьезных кампаний движения за права животных. То же самое может произойти и во многих других отраслях, где эксперименты на животных еще практикуются.
Хотя десяткам тысяч животных приходилось месяцами и даже годами вдыхать табачный дым, связь между курением табака и раком легких была доказана на основании клинических исследований людей[145]. Правительство США продолжает тратить на изучение рака миллиарды долларов и при этом субсидировать табачную индустрию. Большая часть денег идет на эксперименты на животных, которые зачастую лишь отдаленно связаны с лечением рака: экспериментаторы просто усвоили, что всегда можно переименовать свою работу в «изучение рака» и получить больше денег, чем на любые другие опыты. Тем временем мы продолжаем проигрывать битву большинству форм рака. Цифры, озвученные в 1988 году Национальным институтом онкологии США, показывают, что общая заболеваемость раком, даже с поправкой на старение населения, растет со скоростью примерно 1 % в год в течение последних 30 лет. Недавние сообщения о снижении заболеваемости раком легких среди молодых американцев могут быть первым признаком перелома этой тенденции, поскольку рак легких уносит больше жизней, чем любая другая форма рака. Но если заболеваемость раком легких снижается, то эта радостная новость связана не с успехами в его лечении, а с тем, что молодые люди, особенно белые мужчины, стали меньше курить. Показатели выживаемости при раке легких почти не изменились[146]. Мы знаем, что курение становится причиной 80–85 % случаев рака легких. Давайте спросим себя: можно ли оправдать тот факт, что мы заставляем тысячи животных вдыхать сигаретный дым и намеренно вызываем у них рак легких, если мы точно знаем, что можем легко избежать этого заболевания, просто прекратив курить табак? Если люди выбирают курение, понимая, что могут заболеть раком, справедливо ли заставлять животных страдать от последствий такого решения людей?
Наши неудачи в лечении рака легких вполне соотносятся с неудачами в лечении рака в целом. Хотя в лечении отдельных видов рака были достигнуты некоторые успехи, с 1974 года число людей, проживших пять и более лет после диагностирования рака, выросло менее чем на 1 %[147]. Предотвращение рака, особенно путем пропаганды здорового образа жизни, кажется более перспективным подходом.
Все больше ученых приходит к выводу, что на самом деле эксперименты на животных чаще сдерживают прогресс в изучении людских болезней и методов их лечения. Так, исследователи из Национального института гигиены окружающей среды в Северной Каролине недавно предупредили коллег, что испытания на животных могут и не выявить, какие химикаты вызывают у людей рак. Контакт с мышьяком, по всей видимости, повышает риск развития рака у человека, но в лабораторных тестах на животных такого эффекта не наблюдается[148]. Вакцина от малярии, разработанная в 1985 году в престижном НИИ сухопутных войск имени Уолтера Рида в США, подействовала на животных, но показала практически полную неэффективность для людей; вакцина же, созданная колумбийскими учеными, которые испытывали ее на добровольцах-людях, оказалась более действенной[149]. Сейчас защитники исследований на животных часто говорят о необходимости найти лекарство от СПИДа; но, по словам американского ученого Роберта Галло, первооткрывателя ВИЧ (вируса, вызывающего СПИД), потенциальная вакцина, созданная французским ученым Даниэлем Загури, эффективнее вызывает выработку антител к ВИЧ у людей, чем у животных. Галло не впечатлили результаты тестов на шимпанзе, и он посчитал, что, возможно, ее нужно активнее испытывать на людях[150]. Важно, что сами больные СПИДом поддерживают этот призыв; гей-активист Ларри Крамер умолял: «Позвольте нам быть вашими морскими свинками»[151]. И эта мольба, очевидно, имеет смысл. Лекарство будет найдено быстрее, если сразу проводить эксперименты на добровольцах-людях; а учитывая природу заболевания и тесные связи между многими представителями гей-сообщества, недостатка в добровольцах не будет. Конечно, нужно убедиться, что волонтеры действительно понимают, в чем собираются участвовать, и не подвергаются внешнему давлению, вынуждающему их присоединиться к эксперименту. Но соглашаться им определенно имеет смысл. Зачем умирать от болезни в то время, когда потенциальные лекарства испытываются на животных, у которых СПИД все равно развивается не как у человека?
Защитники опытов на животных любят говорить, что эти эксперименты позволили существенно увеличить продолжительность жизни людей. Например, во время обсуждения реформы британского законодательства в части опытов на животных Ассоциация британской фармацевтической промышленности разместила в Guardian рекламный текст на целую полосу. «Говорят, в сорок жизнь только начинается, – утверждалось в заметке, – а не так давно в сорок она уже заканчивалась». Далее отмечалось, что сейчас смерть человека моложе пятидесяти считается трагедией, в то время как в XIX веке похороны сорокалетних были обычным делом, а средняя продолжительность жизни составляла 42 года. Текст завершался словами: «Во многом благодаря открытиям, сделанным в ходе опытов на животных, большинство из нас проживет до семидесяти лет и дольше».
Это попросту неправда. Рекламный текст настолько явно вводил читателей в заблуждение, что специалист в области общественной медицины доктор Дэвид Сент-Джордж написал в Lancet, что «этот текст – хороший учебный материал, поскольку он иллюстрирует две крупные ошибки в интерпретации статистических данных». Сент-Джордж сослался также на известную книгу Томаса Маккиоуна «Роль медицины» (The Role of Medicine), опубликованную в 1976 году[152] и положившую начало дискуссии о сравнительной роли в снижении смертности населения с середины XIX века социальных и экологических изменений с одной стороны и развития медицины – с другой. Он добавил: «Сейчас эта дискуссия завершена, и уже общепризнано, что развитие медицины оказало лишь незначительное влияние на показатели смертности, причем на весьма поздней стадии, уже после резкого падения уровня смертности»[153].
Дж. Б. Маккинли и С. М. Маккинли пришли к тому же выводу в ходе изучения спада заболеваемости десятью основными инфекционными болезнями в США. Они показали, что во всех случаях, кроме полиомиелита, смертность значительно снизилась (вероятно, благодаря улучшению гигиены и рациона) еще до внедрения каких-либо новых методов лечения. Говоря о сорокапроцентном падении смертности в США с 1910 по 1984 год, они сделали осторожный вывод, согласно которому «примерно на 3,5 % снижение общей смертности населения от основных инфекционных болезней можно объяснить медицинским вмешательством. Учитывая, что именно на успехи в лечении этих болезней медицина делает упор, 3,5 % – это, вероятно, верхний предел оценки общего вклада медицины в снижение смертности от инфекционных заболеваний в США»[154].
Помните, что 3,5 % – это показатель по всем медицинским процедурам. Роль экспериментов на животных в снижении людской смертности в лучшем случае может быть лишь частью этого весьма скромного вклада медицины.
Несомненно, некоторые области науки забуксуют, если интересы животных, используемых в экспериментах, действительно будут приниматься во внимание. Конечно, некоторые новые знания мы не получили бы так легко без участия животных. Среди примеров важных открытий, которые часто приводят сторонники опытов на животных, можно назвать труды Гарвея о кругах кровообращения. Сюда же относятся открытие Бантингом и Бестом инсулина и его связи с диабетом; признание полиомиелита вирусным заболеванием и разработка вакцины против него; ряд открытий, сделавших возможными операции на открытом сердце и коронарное шунтирование; описание иммунной системы и выявление способов противодействия отторжению трансплантированных органов[155]. Однако утверждения о том, что все эти открытия были бы невозможны без опытов на животных, опровергаются некоторыми противниками экспериментов