Потеря веса и ослабленный иммунитет – признаки крайней степени стресса у животных; но исхудавшим и пережившим дорожную лихорадку животным, по крайней мере, удалось выжить. Многие же умирают, не доехав до пункта назначения, или прибывают с переломами конечностей и другими травмами. В 1986 году инспекторы Министерства сельского хозяйства США отбраковали 7400 голов крупного рогатого скота, 3100 телят и 5500 свиней, которые по прибытии на бойню оказались мертвыми или серьезно травмированными, а у 570 тысяч голов крупного рогатого скота, 57 тысяч телят и 643 тысяч свиней повреждения были настолько серьезными, что пришлось признать негодными отдельные части их туш[291].
Когда животные гибнут при перевозках, их смерть нельзя назвать легкой. Зимой они умирают от переохлаждения, летом – от перегрева и жажды. Они погибают, оставленные без внимания на скотопригонных дворах, от травм, которые получают при падении со скользких разгрузочных платформ. Они задыхаются в переполненных кузовах грузовиков. Они гибнут от голода и жажды, когда беспечные работники попросту забывают их покормить и напоить. Они умирают от стресса, вызванного ужасами перевозки. Возможно, животное, которое вы едите сегодня на ужин, умерло как-то иначе; но то, что я перечислил выше, всегда было неотъемлемой частью мясной промышленности.
Убийство животного – задача не из простых. Кто-то сказал, что если бы нам пришлось самим убивать животных на мясо, мы все стали бы вегетарианцами. Очень немногие люди бывали на бойне, а фильмы о том, что там происходит, нечасто показывают по телевизору. Многие надеются, что животные, чье мясо они покупают, умерли без боли, но при этом не хотят ничего об этом знать. Однако те, кто своими покупками поддерживает убийство животных, не вправе прятаться от этой информации.
Смерть всегда неприятна, но она не обязательно должна быть болезненной. Когда все идет по плану, в развитых странах с гуманными законами о забое животных их смерть наступает быстро и без боли. Предполагается, что животных оглушают электрическим током или пистолетом с выдвигающимся ударным стержнем и уже затем перерезают им горло, пока они без сознания. Животное может испытать кратковременный ужас перед смертью, когда его ведут на бойню и оно чувствует запах крови уже забитых животных; но сам момент смерти теоретически может быть полностью безболезненным. К сожалению, практика нередко расходится с теорией. Недавно журналист Washington Post посетил скотобойню в Виргинии, принадлежащую Smithfield – крупнейшему производителю фасованного мяса на Восточном побережье США. Свои впечатления он описывает так:
Процесс производства свинины завершается на прекрасных автоматизированных предприятиях, где с конвейера сходят изящные вакуумные пластиковые упаковки с нарезанной ветчиной и беконом. Но начинается он не на заводе, а в смрадном, грязном, забрызганном кровью свином стойле. На скотобойню Гволтни, принадлежащую Smithfield, посетителям разрешают заглянуть лишь на несколько минут, но за это время смрад от мертвых свиней въедается в одежду и кожу и остается надолго.
Процесс начинается, когда визжащих свиней вытаскивают из загонов и подводят к деревянной доске, где работник оглушает их током. Когда свинья падает, работник быстро подвешивает ее вверх ногами к конвейерной ленте, помещая задние ноги животного в металлический зажим. Иногда оглушенные свиньи падают с конвейерной ленты и приходят в сознание; работникам приходится ловить их и вновь вставлять их ноги в зажим, пока они не разбежались. Работник ножом перерезает оглушенным и порой все еще вздрагивающим животным яремную вену, выпуская из нее почти всю кровь. Убитых свиней увозят с залитой кровью бойни и ошпаривают в кипящем котле[292].
Страдания животных на бойне по большей части связаны с лихорадочным темпом, в котором работает убойная линия. Из-за экономической конкуренции каждая бойня стремится забивать больше животных за час, чем другие. Например, с 1981 по 1986 год скорость конвейера на одном крупном американском предприятии увеличилась с 225 до 275 туш в час. Увеличение темпов ведет к тому, что безопасности уделяется все меньше внимания – и речь здесь не только о безопасности животных. В 1988 году комиссия Конгресса США заявила, что уровень травматизма на бойнях выше, чем на всех прочих американских предприятиях. Оказалось, что в год травмы получают 58 тысяч сотрудников, то есть примерно 160 человек в день. Если даже людям уделяется так мало внимания, то каково приходится животным? Еще одна серьезная проблема состоит в том, что работа на бойне крайне неприятна, так что работники на ней долго не задерживаются; текучесть кадров на многих скотобойнях составляет 60–100 %. Выходит, что с испуганными животными в тяжелых условиях работает неопытный персонал[293].
В Великобритании, где деятельность таких предприятий теоретически регулируется гуманными законами о забое, члены правительственного Совета по благополучию сельскохозяйственных животных проинспектировали бойни и написали в своем отчете:
Мы пришли к выводу, что во многих процедурах забоя предполагается лишение животных сознания и чувств, но весьма вероятно, что животные теряют их не в полной мере и продолжают испытывать боль…
Эксперты Совета добавили, что, хотя закон требует эффективного и безболезненного оглушения животных квалифицированным персоналом при помощи соответствующего оборудования, «его реализацию нельзя назвать удовлетворительной»[294]. После публикации этого отчета один из ведущих британских ученых высказал сомнения в том, что оглушение электрическим током не причиняет боли – даже при правильном проведении процедуры. Доктор Гарольд Хиллман, преподаватель физиологии и директор лаборатории прикладной нейробиологии Университета Суррея, отмечает, что люди, испытавшие воздействие электрического тока случайно или в ходе электрошоковой терапии психических расстройств, жаловались на сильную боль. Он также указывает на то, что сейчас электрошоковая терапия обычно проводится под общим наркозом. Если бы электрошок сразу лишал пациента возможности чувствовать боль, в этом не было бы необходимости. Поэтому доктор Хиллман сомневается в гуманности казней на электрическом стуле, которые все еще практикуются в некоторых штатах США: смертник может быть парализован током, но при этом оставаться в сознании. Далее Хиллман пишет об оглушении электрическим током на бойнях: «Оглушение током считается гуманным методом, поскольку предполагается, что в результате животное не испытывает боли и страданий. Это почти наверняка не так – по тем же причинам, что и в случае с казнью на электрическом стуле»[295]. Поэтому вполне вероятно, что забой происходит вовсе не безболезненно, даже если он проводится по всем правилам на бойне современного типа.
Но даже если преодолеть все эти сложности, останутся другие проблемы. Во многих странах, в том числе в Великобритании и США, эти правила не распространяются на забой по иудейским и мусульманским обрядам, которые требуют, чтобы животное перед смертью находилось в полном сознании. Еще одно отступление связано с тем, что Федеральный закон о гуманном убое, принятый в США в 1958 году, распространяется только на бойни, продающие мясо правительству США и государственным структурам, и не затрагивает животных, которых убивают больше всех других, – к домашним курам.
Рассмотрим сначала вторую проблему. В США примерно 6100 боен, но федеральной проверке на соблюдение закона о гуманном убое подлежит меньше 1400 из них. Таким образом, оставшиеся 4700 боен могут по-прежнему использовать старые варварские резаки, которые действительно до сих пор не вышли из употребления.
Такой резак больше напоминает тяжелый молот, чем топор. Человек, вооруженный таким молотом с длинной ручкой, встает над животным и пытается лишить его сознания одним ударом. Длинный размашистый удар должен быть очень точным, направленным в определенную часть головы, но испуганное животное двигается и почти всегда мотает головой. Если удар будет неточным, молот может попасть по глазу или носу животного, и потребуется еще несколько ударов, чтобы бьющееся в ужасе и агонии существо потеряло сознание. Но даже самые искусные мясники не всегда попадают точно в цель. Иногда норма – восемьдесят и более забоев в час, и если мясник промахивается хотя бы один раз из ста, несколько животных каждый день умирает в страшных муках. Нужно также помнить, что для обретения мастерства новичок должен долго практиковаться. Разумеется, на живых животных.
Почему же эти примитивные методы, давно признанные бесчеловечными, все еще используются? Причина известна: когда гуманные методы обходятся дороже или снижают темпы убоя, производитель не может позволить себе перейти на них, если конкуренты продолжают пользоваться старыми методами. Заряд пистолета с ударным стержнем обойдется всего в несколько центов на животное, но этого достаточно, чтобы бойни отказывались от их применения. Оглушение электрическим током дешевле в долгосрочной перспективе, но установка оборудования стоит довольно дорого. Если закон не обязывает бойни перейти на гуманные методы, они вполне могут ими пренебречь.
Другая серьезная проблема связана с тем, что в соответствии с религиозными ритуалами забоя животное перед смертью должно оставаться в сознании. Ортодоксальным иудеям и мусульманам традиция запрещает употреблять в пищу мясо животного, которое перед смертью не было здоровым и физически активным. Оглушение, предшествующее перерезанию животному горла, как считается, травмирует его и потому запрещено. Эти требования, вероятно, когда-то были призваны предотвратить употребление в пищу мяса больных и павших животных; однако сейчас религиозные ортодоксы распространяют эти правила и на животных, оглушенных за несколько секунд до убоя. По их представлениям, животное должно быть убито одним ударом острого ножа по яремной вене и сонной артерии. В те времена, когда этот метод прописывался в еврейском законе, он был, вероятно, самым гуманным из всех; однако сейчас он уже менее гуманен, чем, скажем, применение пистолета с ударным стержнем, который моментально лишает животное сознания.