директор Франкфуртского зоопарка и один из самых ярых противников интенсивного животноводства в Германии, уподобил незнание сограждан о таких фермах незнанию предыдущего поколения немцев о других преступлениях, тоже скрытых от большинства глаз[395]; в обоих случаях неведение, безусловно, объяснялось не столько неспособностью разобраться в происходящем, сколько нежеланием столкнуться с фактами, могущими вызвать угрызения совести; конечно, свою роль сыграла и утешительная мысль о том, что страдают, в конце концов, не те, кто принадлежит к их группе.
Мысль о том, что за отсутствием жестокости в отношении животных должны следить общества их защиты, весьма утешительна. В большинстве стран действительно есть по меньшей мере по одному крупному и авторитетному обществу защиты животных; в США существуют Американское общество по предотвращению жестокого обращения с животными; Американская гуманная ассоциация и Гуманное общество США; в Великобритании крупнейшим остается Королевское общество защиты животных от жестокого обращения. Возникает, однако, резонный вопрос: почему эти организации не смогли остановить жестокости, описанные во второй и третьей главах этой книги?
Есть несколько причин, по которым обществам защиты животных не удается покончить с самыми распространенными формами жестокого обращения. Одна из причин – историческая. Когда британское и американское зоозащитные общества только зародились, это были радикальные группы людей, значительно опережавшие общественное мнение того времени и выступавшие против всех форм жестокого обращения с животными, в том числе с сельскохозяйственными, которые и тогда подвергались настоящим пыткам. Однако со временем эти организации стали более состоятельными, многочисленными и респектабельными, утратили радикализм и превратились в часть истеблишмента. У них завязались тесные отношения с членами правительств, бизнесменами и учеными. Они пытались использовать эти связи для улучшения положения животных, и некоторые небольшие подвижки действительно произошли; но в то же время общение с теми, в чьи интересы входило использование животных для производства пищи или проведения экспериментов, притупляло радикальную критику эксплуатации животных, к которой в свое время прибегали основатели этих организаций. Раз за разом зоозащитники шли на компромисс, жертвуя своими главными принципами ради незначительных реформ. Им казалось, что лучше небольшой прогресс, чем совсем ничего; но реформы зачастую не улучшали положения животных и служили лишь отвлекающим маневром, призванным убедить людей в том, что больше ничего делать не нужно[396].
С увеличением бюджета этих организаций начинали вступать в силу и другие соображения. Общества защиты животных учреждались и регистрировались как благотворительные организации. Этот статус давал им значительные налоговые льготы; но условием регистрации благотворительного общества как в Великобритании, так и в США является неучастие в политических процессах. К сожалению, иногда политическая деятельность – это единственный способ улучшить положение животных (особенно если организация слишком осторожна, чтобы призывать к публичному бойкоту продуктов животного происхождения), но большинство крупных обществ стараются держаться подальше от всего, что может поставить под сомнение их статус благотворительной организации. Поэтому они делают упор на безопасные действия (такие, как чипирование бродячих собак или пресечение отдельных случаев бессмысленного живодерства), а не на массовые кампании против систематических проявлений жестокости.
Наконец, в какой-то момент последнего столетия крупнейшие зоозащитные организации утратили интерес к сельскохозяйственным животным. Возможно, это было связано с тем, что члены этих обществ и их меценаты были городскими жителями, а потому больше знали (и проявляли бо́льшую заботу) о собаках и кошках, чем о свиньях и телятах. Как бы то ни было, в нынешнем веке публикации и действия старейших обществ защиты животных значительно способствовали распространению господствующего ныне мнения о том, что в защите нуждаются собаки, кошки и дикие звери – но не сельскохозяйственные животные. Из-за этого защита животных стала восприниматься многими как занятие для добрых дам, обожающих кошечек, а не как общее дело, основанное на базовых принципах справедливости и морали.
В последнее десятилетие начались перемены. Во-первых, появились десятки новых, более радикальных групп движения за права животных. Вместе с некоторыми уже существовавшими организациями, успехи которых прежде были незначительными, эти новые группы смогли привлечь внимание общества к невероятной, систематической жестокости, творящейся в интенсивном животноводстве, лабораториях, цирках, зоопарках, в местах охоты. Во-вторых, вероятно, в ответ на новую волну интереса к условиям жизни животных, крупные старейшие организации (британское Королевское общество защиты животных от жестокого обращения, Американское общество по предотвращению жестокого обращения с животными, Гуманное общество США) заняли значительно более жесткую позицию в отношении жестокого обращения с сельскохозяйственными и лабораторными животными и даже стали призывать к бойкоту продуктов интенсивного животноводства – телятины, бекона и яиц.
Из всех факторов, которые мешают привлечь общественное внимание к проблемам животных, пожалуй, сложнее всего преодолеть общее убеждение в том, что человек превыше всего и что ни одна проблема животных как серьезный моральный или политический вопрос несравнима с проблемами людей. Об этом убеждении можно говорить долго. Прежде всего, оно само по себе показатель видизма. Как человек, который не проводил серьезного исследования, может знать, что проблемы животных менее серьезны, чем проблемы людей? Это может утверждать только тот, кто считает, что животные ничего не значат, а их страдания априори менее существенны, чем страдания людей. Но боль есть боль, и необходимость предотвращать бессмысленную боль и страдания не уменьшается от того, что страдающее существо не принадлежит к нашему виду. Что бы мы сказали о том, кто заявил бы, что белый человек превыше всего, а значит, бедность в Африке – не такая серьезная проблема, как бедность в Европе?
Конечно, множество проблем в мире заслуживают нашего внимания. Голод и бедность, расизм, войны, угроза ядерного уничтожения, сексизм, безработица, охрана хрупкой окружающей среды – все это важнейшие вопросы; кто возьмется утверждать, что какой-то из них главнее всех прочих? Но если отбросить видистские предрассудки, нетрудно понять, что угнетение людьми животных стоит примерно на одном уровне с этими проблемами. Страдания, которые мы причиняем животным, могут быть просто невероятными, а число жертв огромно: каждый год процедурам, описанным в третьей главе, подвергается более ста миллионов свиней, овец, коров и бычков в одних только Соединенных Штатах; число кур, страдающих от интенсивных методов, превышает миллиард; по меньшей мере 25 миллионов животных ежегодно используется в экспериментах. Если бы тысячу людей привлекли к таким тестам, которые проводятся на животных для проверки продукции на токсичность, это породило бы общенациональный протест. Использование в этих целях миллионов животных должно вызывать по меньшей мере такое же беспокойство, учитывая, что эти страдания совершенно бессмысленны и их легко можно прекратить волевым решением. Большинство разумных людей стремятся предотвратить войны, побороть расовое неравенство, бедность и безработицу; беда в том, что мы пытаемся сделать это уже много лет, и пора признать: мы все еще не понимаем, как этого добиться. По сравнению с этим прекратить страдания животных от рук людей нетрудно – достаточно просто захотеть.
В действительности слова «человек превыше всего» используются чаще как оправдание бездействия в отношении и людей, и животных, чем как критерий реального выбора между взаимоисключающими вариантами. Ведь на самом деле никакого взаимоисключения здесь нет. Да, у каждого из нас ограниченные запасы времени и сил, и время, потраченное на активную борьбу с одной несправедливостью, уже нельзя будет потратить на борьбу с другой; но ничто не мешает тем, кто полностью посвятил себя решению проблем людей, присоединиться к бойкоту продуктов жестокости агробизнеса. Вегетарианство не требует больше времени, чем мясоедение. Более того, как мы знаем из четвертой главы, те, кто заботится о благополучии человеческого рода и сохранении окружающей среды, уже по одной этой причине должны стать вегетарианцами. Тем самым они помогут увеличить количество зерна, которым можно накормить людей по всему миру; снизить уровень загрязнения, сэкономить воду и энергию и остановить вырубку лесов; кроме того, поскольку вегетарианская пища дешевле мясной, у них появится больше денег, чтобы жертвовать на борьбу с голодом, контроль рождаемости и решение прочих социальных и политических проблем, которые они сочтут наиболее насущными. Я не ставлю под сомнение искренность вегетарианцев, которые мало интересуются правами животных, поскольку уделяют больше внимания другим вопросам; но когда невегетарианцы утверждают, что человек превыше всего, я не могу не задаться вопросом, что же такого они делают для человека, если это требует от них продолжать поддерживать безжалостное и бессмысленное угнетение сельскохозяйственных животных.
Здесь будет уместно небольшое историческое отступление. Часто приходится слышать, как бы в дополнение к тому, что человек превыше всего, будто представители зоозащитных движений больше заботятся о животных, чем о людях. Несомненно, в некоторых случаях это так. Однако традиционно лидеры движения в защиту животных заботились о людях гораздо больше, чем те, кого животные вообще не интересовали. Многие лидеры движений против угнетения чернокожих и женщин одновременно возглавляли движения в защиту животных, и это еще одно свидетельство наличия параллелей между расизмом, сексизмом и видизмом. Среди нескольких основателей Королевского общества защиты животных от жестокого обращения, например, были Уильям Уилберфорс и Фауэлл Бакстон – двое лидеров борьбы против рабства чернокожих в Британской империи