Добавлю еще одно соображение по поводу аргумента о том, что убийство одного животного компенсируется рождением другого. Те, кто так хитро защищает свое право есть свинину или говядину, редко понимают, какие следствия вытекают из этого тезиса. Если рождение любых существ – благо, то при прочих равных благом будет дать жизнь и максимально возможному числу людей; если же упирать на то, что человеческая жизнь важнее жизни животного (так больше шансов убедить мясоедов), то аргумент – увы! – обращается против тех, кто его приводит: ведь если не скармливать зерно скоту, то им можно накормить больше людей, а значит, все мы должны стать вегетарианцами!
Видизм настолько распространился и укоренился в нашей жизни, что люди, выступающие, скажем, против охоты на диких животных, жестоких экспериментов или корриды, зачастую оказываются вовлечены в другие видистские практики. Это позволяет критикуемым обвинять оппонентов в непоследовательности. Охотники могут сказать: «Вы утверждаете, что мы жестоки, потому что убиваем оленей; но вы едите мясо. В чем же разница – в том, что вы заплатили, чтобы кто-то убил это животное за вас?» Меховщики говорят: «Вы не хотите, чтобы животных убивали ради меха, а сами носите кожаные туфли». Экспериментаторы резонно спрашивают: если люди готовы убивать животных ради услаждения вкусовых рецепторов, то почему их возмущает убийство животных во имя научного познания? Если же возражения высказываются только против страданий, легко сослаться на то, что животные, забитые на мясо, тоже страдали. А ценитель корриды может заявить, что смерть быка на арене приносит удовольствие тысячам зрителей, а смерть вола на бойне – лишь тем нескольким людям, которые съедят какую-нибудь его часть; и хотя в конечном счете бык, возможно, страдает от более острой боли, чем жертва мясной промышленности, на протяжении большей части своей жизни бык получает лучший уход.
Обвинения в непоследовательности, впрочем, не дают никакого логического подкрепления защитникам жестокости. Бриджид Брофи как-то отметила, что ломать людям ноги не будет менее жестоко от того, что об этом заявит тот, кто обычно ломает людям руки[413]. Однако люди, чье поведение не соответствует исповедуемым ими взглядам, вряд ли смогут убедить других в правильности этих взглядов; еще труднее будет заставить других действовать согласно этим взглядам. Конечно, всегда можно найти какую-то разницу между, например, ношением мехов и ношением кожи: многие пушные животные умирают несколько часов или дней, попав в капкан со стальными зубьями, в то время как животным, из кожи которых делаются туфли или сумочки, не приходится биться в агонии[414]. Однако дискуссия об этих тонких различиях обычно ослабляет изначальную критику, а в некоторых случаях я вообще не вижу способа объективно оценить различия. Почему, например, охотник, который убивает оленя на мясо, должен подвергаться большей критике, чем человек, покупающий в супермаркете ветчину? Ведь наверняка свинья, выращенная интенсивными методами, страдала больше, чем олень.
В первой главе этой книги задан четкий этический принцип равного учета интересов всех животных, включая человека, и в соответствии с ним можно понять, какие проявления нашего отношения к животным можно оправдать, а какие нет. Применяя этот принцип к своей жизни, мы можем начать действовать последовательно. Тем самым мы не дадим тем, кто игнорирует интересы животных, шанса обвинить нас в отсутствии логики.
Городским жителям промышленно развитых стран для соблюдения принципа равного учета интересов фактически требуется стать вегетарианцами. Это самый важный шаг, потому я уделяю ему основное внимание; но чтобы быть последовательными, мы должны отказаться и от других товаров, ради которых умерщвляются или подвергаются страданиям животные. Нельзя носить мех. Нельзя покупать и кожаные изделия, поскольку продажа заготовок для них приносит существенный дополнительный доход производителям мяса.
Для первых вегетарианцев XIX века отказ от кожи был настоящей жертвой, потому что в то время туфли и ботинки редко делались из других материалов. Льюис Гомперц, второй секретарь Королевского общества защиты животных и строгий вегетарианец, отказывался ездить в запряженных лошадьми повозках и предлагал выращивать животных на пастбищах до самой их смерти от старости, после чего их шкуры можно было бы пускать на кожу[415]. Эта идея больше говорит о гуманности Гомперца, чем о его экономических талантах, но сейчас производство обуви выглядит совершенно иначе. Туфли и ботинки из синтетических материалов ныне доступны в обычных магазинах и стоят куда меньше, чем кожаная обувь; кеды из парусины и резины – привычная обувь американской молодежи. Пояса, сумки и другие товары, которые некогда делались только из кожи, сегодня изготавливаются из множества других материалов.
Другие проблемы, заставлявшие пасовать самых прогрессивных противников эксплуатации животных, тоже исчезли. Сальные свечи уже давно не кажутся незаменимыми: те, кто по-прежнему нуждается в свечах, легко может купить изделия из других материалов. Мыло из растительных масел, а не из животного жира можно купить в магазинах здоровых продуктов. Мы легко обходимся без шерсти, и, хотя большинство овец находится на свободном выпасе, есть серьезные причины бойкотировать и шерсть, поскольку эти нежные животные тоже подвергаются жестокому обращению[416]. Косметику и парфюмерию, сырьем для которых раньше служили дикие животные – например, мускусный олень и эфиопская циветта, – точно нельзя отнести к товарам первой необходимости, но все, кто продолжает ими пользоваться, могут приобрести в ряде магазинов и организаций косметику, которая не содержит продуктов животного происхождения и не тестировалась на животных.
Хотя я рассказываю об этих альтернативах продукции животного происхождения, чтобы показать, что отказ от участия в главных формах эксплуатации животных стал несложной задачей, сам я не настаиваю на абсолютной чистоте всего, что мы потребляем и носим. Смысл изменения потребительских привычек не в том, чтобы остаться в стороне от зла, а в том, чтобы ограничить экономическую поддержку эксплуатации животных и убедить других разделить вашу позицию. Так что нет греха в том, чтобы продолжать носить кожаные туфли, которые вы купили до знакомства с этой книгой; когда они износятся, просто купите обувь из другого материала. Если же вы выбросите пригодную для ношения пару, от этого доходы тех, кто убивает животных, не снизятся. В отношении рациона тоже лучше помнить о главных целях, чем беспокоиться по поводу того, что кусок торта, который вам предложили на вечеринке, может содержать яйцо от фабричной курицы.
Нам еще далеко до того дня, когда мы сможем навязывать свою волю ресторанам и производителям продуктов питания, чтобы те полностью отказались от ингредиентов животного происхождения. Этот день настанет, когда бойкотировать мясо и другие продукты промышленного животноводства будет значительная доля населения. А пока из соображений последовательности нам нужно стараться не повышать спрос на продукты животного происхождения. Тем самым мы продемонстрируем, что не нуждаемся в них. У нас больше шансов убедить других разделить нашу позицию, если мы будем соотносить свои идеалы со здравым смыслом, а не требовать строгого аскетизма, более характерного для религиозных правил приема пищи, чем для морально-политического движения.
Обычно гуманность в отношении к животным дается относительно легко. Нам не приходится жертвовать чем-то жизненно важным, поскольку в обычной жизни интересы людей и животных не вступают в противоречие. Впрочем, нужно признать, что существуют неочевидные случаи, в которых действительно происходит самое настоящее столкновение интересов. Например, нам нужно выращивать овощи и злаки для личного потребления; но эти растения могут поедать кролики, мыши и другие «вредители». Здесь сталкиваются интересы людей и животных. Что же делать, если следовать принципу равного учета интересов?
Для начала рассмотрим нынешнее положение дел. Фермер наверняка захочет избавиться от «вредителей» самым дешевым способом. Обычно это яд. Животные съедают отравленную приманку и умирают медленной, мучительной смертью. Никто не берет в расчет интересы «вредителей», да и само слово намекает на отношение к этим животным[417]. Но отнесение их к вредителям – воля человека, а кролик-вредитель может страдать не меньше, чем ваш любимый белый кролик-компаньон, и его интересы тоже должны учитываться. Проблема состоит в том, как защитить жизненно необходимую нам пищу и при этом проявить как можно больше уважения к интересам животных. Наверняка наши технологические возможности позволят найти решение, которое пусть и не устроит полностью все стороны, но, по крайней мере, не причинит таких страданий, как существующее «решение». Например, очевидным шагом вперед будет использование приманок, которые вызывают бесплодие, а не мучительную смерть.
Когда мы защищаем свою пищу от кроликов, а дома и здоровье – от мышей и крыс, вполне естественно отгонять животных, которые покушаются на нашу собственность: так поступают и сами животные, не подпуская никого к найденной пище. На данном этапе нашего отношения к животным абсурдно было бы ожидать, что люди вдруг изменят свое поведение. Возможно, со временем, когда будет покончено с более возмутительными проявлениями видизма и отношение к животным изменится, мы поймем, что даже животные, в какой-то степени угрожающие нашему благополучию, не заслуживают жестокой смерти, которая им уготована сейчас; и тогда мы сможем найти более гуманные способы ограничить численность тех животных, чьи интересы действительно противоречат нашим.