Не ей поем мы славу на пирах.
Ты царства отнимаешь за бунтарство,
Верни же мне утраченное царство!
42.
Но если, благочестья зоркий страж,
Ответишь ты: „Я веру чту иную!“—
Ты воли милосердной не предашь,
О благочестье я сама ревную.
Свидетель Бог, Отец единый наш,
Ты доброту явил бы неземную,
Приняв беглянку под свое крыло,
Мне причиненное исправив зло!
43.
Отец мой гордо звался Арбиланом,
Но род его был разорен дотла,
Он Хариклею в жены взял с приданым:
Дамаск влюбленным подарил Алла.
Ребенком я была для них желанным,
Но мать во время родов умерла.
Рыдала я на материнской тризне,
Я в жизнь пришла – она ушла из жизни.
44.
Еще пяти не минуло мне лет,
Когда родитель мой под своды рая
Переселился за супругой вслед.
„О дочь моя, – сказал он, умирая, —
На небеса роптать тебе не след:
Царицей станешь ты родного края.
Хранить тебя и чтить как госпожу
Я преданному брату накажу“.
45.
Счастливой я росла в семье у дяди:
О падчерице долгие года,
Как о своем заботился он чаде,
Не знаю, был ли он уже тогда
С нечистой совестью своей в разладе,
А может быть, не ведая стыда,
Злодейство в ласках опекунских прятал:
Меня за сына своего он сватал!
46.
Я подрастала, брат мой подрастал
Двоюродный, но ни искусством ратным,
Ни тонкостью манер он не блистал.
Сравнимый с шелудивым псом привратным,
Он в юности невыносимым стал.
Порок, гнездясь в уме его развратном,
Блаженствовал, все светлое губя, —
Он гнусью переплюнул сам себя.
47.
Такую мразь – о милостивый Боже! —
Любезный дядя прочил мне в мужья,
Дабы наследственный престол и ложе
С его ублюдком разделила я.
В своих тирадах лез он вон из кожи,
То ласковый, то хитрый, как змея.
Я прекратить решила это разом
И, надерзив, ответила отказом.
48.
Побагровев, он удалился прочь,
И по лицу его, по складке злобной
Приемная угадывала дочь
Ничтожество души, на все способной.
С тех пор, едва в окне сгущалась ночь,
Ко мне толпа гостей из тьмы загробной
Являлась, и в душе едва живой
Запечатлелся ужас роковой.
49.
Об отдыхе мечтала я напрасно:
Тень матери меня лишала сна.
Я знала по портретам, как прекрасна,
Как обольстительна была она.
Теперь же, приговаривая страстно,
Она металась, мертвенно бледна,
И умоляла, чтобы я бежала
От дядиного яда и кинжала.
50.
Все предвещало: мне грозит беда,
Но мало было пользы от предвестий:
Для дерзновений слишком молода,
Я жить не мыслила в безлюдном месте.
Одной бежать из дома – в никуда,
Лишиться родины, защиты, чести?
„О нет же, – бормотала я в бреду, —
Где родилась я, там и смерть найду!“
51.
Весь день бродила я с унылым видом,
Боялась смерти, но еще сильней
Боялась, что себя боязнью выдам,
Бежать боялась от родных камней.
Так узники, привыкнув к панихидам,
Дрожат при свете факельных огней. —
Шли месяцы, я все жила в боязни,
Ежеминутно ожидая казни.
52.
В конце концов случайность или рок
Для худшей пытки отыскали средство,
Аронта приведя на мой порог,
У нас в семье воспитанного с детства.
„Несчастная, – сказал он, – вышел срок:
Позарившись на братнее наследство,
Тиран, за коим ратники стоят,
В питье тебе велел подсыпать яд!
53.
И если смерти ты не ищешь скорой,
Беги!“ – „Куда одна я убегу?
Кто на чужбине будет мне опорой?“ —
„На преданного положись слугу!“ —
Так скакуна торопят острой шпорой,
Стегая, взбадривая на бегу:
В галоп пустил он плачущее сердце. —
В потемках мы спустились к тайной дверце.
54.
Давно закат над башнями потух,
Сменяясь ночи дружеским покровом,
Из челяди взяла я только двух
Служанок. В чуждый край, путем суровым,
В изгнанье, вел меня отмщенья дух,
Но к рощам обернулась я кедровым
И, плача, наглядеться не могла
На город, где уже царила мгла.
55.
Меня к знакомым кровлям сердце мчало,
А ноги шли помимо воли прочь.
Так шторм относит лодку от причала!
Нехожеными тропами всю ночь
В пустыне мы блуждали одичало,
В пути от страха было мне невмочь.
Наутро в цитадель сторожевую
Аронт принес меня полуживую.
56.
Там приготовил для меня приют
Мой друг, спасая от судьбины гневной.
Тем временем в Дамаске узнают,
Что царедворец убежал с царевной.
Тиран кричит: „Они меня убьют!“ —
Клянет притворно свой удел плачевный,
Пускается в погоню впопыхах
И нас винит во всех своих грехах.
57.
Он слух пустил, что дяде дать отраву
Сообщника подговорила я,
Разнузданному потакая нраву,
Что, мол, приемная моя семья
Не может на меня найти управу.
Он лгал, что всех придворных сыновья
Вошли ко мне. О чистый ангел света,
Избавь меня от низкого навета!
58.
А согрешила – громом порази!
Когда бы жаждал он упиться кровью
Невинной, я б не дрогнула вблизи
Опасности, но пищу дать злословью
И честь девичью вывалять в грязи,
Распутной замарав меня любовью!
Палач, надеждами себя не тешь! —
Народ поднимет в городе мятеж!
59.
Я обеднела – изверг стал богаче,
Но даже мысли в подлом нет мозгу
О горе пожалеть моем и плаче,
К Аронту шлет он за слугой слугу:
„Царевну выдай мне, визирь, иначе
Тебя с ней вместе в крепости сожгу!“
Самодержавно, с моего престола,
Не ослабляет деспот произвола.
60.
Он говорит, что срамом и стыдом
Отцовскую покрыла я корону,
Что он пришел спасать наследный дом,
Не то я честь семейную затрону!
Подобной басне верится с трудом:
Подпорки к своему он ищет трону!
Наследницы законной смерть одна
Спасет предателя-опекуна.
61.
На стороне перерожденца сила,
Огонь в груди лелеет злобный зверь.
Слезами я его не погасила,
Своею кровью погашу теперь.
О государь, вовек бы не просила
Я франка о защите, но, поверь,
Потоком слез стопы твои облиты,
Чтоб завтра кровь не пролилась на плиты.
62.
Стопы твои, поправшие в бою
Гордыню необузданных злодеев,
Я первенство за ними признаю:
Придите, благо высшее содеяв!
Ударь, рука, привычная к копью,
Во славу храма в царстве иудеев —
За беженку да совершится месть!
Где жалость есть, там справедливость есть.
63.
К тебе великодушно Провиденье:
Ты можешь все, чего желаешь ты!
И если вырвешь ты в святом раденье
Державу из-под дядиной пяты,
Тебе ее отдам я во владенье!
А для спасенья бедной сироты
С лихвой и десяти героев хватит —
Дамаск, узнав о том, мой бунт подхватит!
64.
Сам посуди: старинный друг отца
Стеречь поставлен дверцу потайную,
Ведущую в парадный зал дворца.
Мы ночью к цели подойдем вплотную.
Он мне шепнуть успел два-три словца:
„Я видел рыцарей броню стальную
И, ей-же-ей, любой из них таков,
Что не уступит сотне смельчаков!“»
65.
Умолкнув, ждет ответа дочь Венеры,
На полководца щурится тайком:
Он верит ей, но до известной меры,
Он с хитростью язычников знаком:
В чьем сердце веры нет, тому нет веры,
Но, в горе соучаствуя людском,
Он горькую дослушивает повесть,
Как требует возвышенная совесть.
66.
Был в доводах царевны важный плюс,
Не чуждый воинским соображеньям:
Власть над Дамаском, прочный с ним союз
Пошли б на пользу будущим сраженьям.
Примкни к Египту бедуин и друз,
Армида помогла бы снаряженьем,
Оружьем, провиантом и людьми,
И золотом бессчетным, черт возьми!
67.
В сомненье тяжким предаваясь думам,
Он от земли не поднимает глаз.
Морщину разглядев на лбу угрюмом,
Плутовка ждет, что скажет он сейчас?
Вдруг вырывается с тревожным шумом
Вздох из ее груди: «Ужель отказ?» —
Увы, отвергнут план ее бесовский,
Но герцог ласков с нею по-отцовски:
68.
«Когда бы в нашей искренней борьбе
Мы о Господнем гробе не радели,
Я внял бы, девушка, твоей мольбе,
Не на словах сочувствуя – на деле!
Но ежели я помогу тебе
И отвлекусь от штурма цитадели,
От Божьих битв, бушующих кругом,
Я отдалю победу над врагом.
69.
Тому порукой рыцарское слово:
Как только выиграем мы войну,
Освободив от притесненья злого
Священный град, томящийся в плену,
Я блеск великолепия былого
И землю прадедов тебе верну,
Но ради жалости в походе долгом
Священным не пренебрегу я долгом!»
70.
Безвыходной охвачена тоской,
Потупясь, слушала его Армида
И разрыдалась вдруг: «За грех какой
Мне тяжкая наносится обида?
Кому еще в обители мирской