Громоподобный прокатился гул.
Мгновенно пробудились мы в испуге:
К туманным пикам каменной гряды
Вздымались вопли варварской орды.
17.
Сигнал тревоги вторил крикам зверским,
И Свен вскочил, как будто и не спал,
Лицо его огнем пылало дерзким,
Воинственный в нем не иссяк запал.
Он первым дал отпор царькам берберским,
Со всех сторон противник наступал,
Нас дикари косили, как серпами,
И стрелы сверху падали снопами.
18.
Язычник нас превосходил числом
Раз в двадцать, но в неравной этой схватке
В безлунной тьме бесстрашно, напролом
Мы шли в атаку в боевом порядке,
На гибель шли в угаре удалом,
С незримой смертью мы играли в прятки.
Безвестья уготован был удел
Для наших павших и для наших дел.
19.
Над грудой тел и лошадиных крупов
Шлем королевича сиял в ночи,
В рядах дикарских слабину нащупав,
Отважно шел он грудью на мечи.
Вокруг него воздвиглись горы трупов,
Глаза его сверкали, горячи.
Он страх внушал, как древний жрец закланий,
И гибель сеял взмахом мощной длани.
20.
Вслепую до рассвета бились мы,
Но день нам не принес успокоенья:
Рассеяв ужас непроглядной тьмы,
Открыл он взору ужас избиенья.
Смотрел я на окрестные холмы,
На очертанья смерти и гниенья.
Когда же сделалось совсем светло,
Я понял, сколько братьев полегло!
21.
Две тысячи нас было перед боем,
Не больше ста я насчитал теперь.
Проехал Свен перед притихшим строем,
Ошеломленным тяжестью потерь,
И рек: „Друзья, мы в райский сад откроем
Указанную мертвецами дверь.
Их подвиг доблестный, я знаю верно,
Нас уведет от Стикса и Аверна!“
22.
Читал я счастье на его лице:
Казалось, что не Смерть его искала,
А сам о близком думал он конце.
На копья сатанинского закала
Рванулся на летучем жеребце,
Загробного не убоясь оскала.
Он землю вражьей кровью напитал
И сам одной огромной раной стал!
23.
Он был убит, но труп его бесстрашный,
Без устали орудуя мечом,
Вновь шел на смерть в отваге бесшабашной —
Покойникам опасность нипочем! —
Покуда в жуткой схватке рукопашной
С турецким не столкнулся силачом:
Упал герой под кулаком геракла,
И жизненная сила в нем иссякла.
24.
Непобежденным юноша угас.
Мы понимали, что с могучим ханом
Не совладает ни один из нас.
Клянусь героя телом бездыханным,
Я меч из ножен вытащил тотчас
И на врага помчался по барханам,
И если б соблаговолила твердь,
Я в том побоище нашел бы смерть.
25.
Один, один из ста в разгар сраженья
Живым упал я на кровавый луг,
Лежал без чувств и, верно, без движенья —
Меня убитым посчитал сельджук! —
Очнулся, но от головокруженья
С трудом что-либо различал вокруг.
Когда же зренье вновь ко мне вернулось,
Вдали как будто пламя шелохнулось.
26.
Завороженный вспышками огня,
Я вглядывался вяло в темень навью.
Как человек, заснувший среди дня,
Моргал на грани между сном и явью.
Тут раны разболелись у меня,
Прибавив муку новую к бесславью.
Под азиатским небом, в зыбкой мгле,
На голой распластался я земле.
27.
Все ближе свет, все ближе шепот в поле,
Тут вышел я из полузабытья
И веки расцепил усильем воли,
Два факела во тьме увидел я
И голос услыхал: „Забудь о боли,
Угодна Богу преданность твоя.
Он к праведникам на исходе битвы
Грядет, не дожидаясь их молитвы!“
28.
Угодник над моею головой
Простер десницу для благословенья.
Я смысла этой мессы гробовой
Не понял в те великие мгновенья.
„Восстань, – сказал он, – и душой усвой
Святой урок бестрепетного рвенья!“
И я восстал, покинув смертный одр,
Чудесным образом здоров и бодр.
29.
Застыл я, подавляя страх безмерный,
Наслышан о зловредных колдунах.
„Как мог ты усомниться, маловерный? —
В сердцах спросил меня второй монах, —
Мирскую грязь с ее греховной скверной
Устав носить на слабых раменах,
Мы, смертные, от плотского искуса
Ушли в пустыню ради Иисуса.
30.
Орудьями спасенья твоего
Избрал Всевышний постников смиренных,
Он высшее являет торжество
Порой в делах обыденных, презренных.
Пусть тело королевича мертво,
Дух, обретавшийся в останках бренных,
Вновь оживит покинутую плоть
В сиянье славы – так велит Господь.
31.
Я чудный памятник над прахом Свена
Потомкам в назиданье возведу.
Из многих звезд одна благословенна,
Единственную разгляди звезду,
Сияющую необыкновенно!
(Отшельника я слушал, как в бреду)
Тебе спасенье свет ее укажет
И путь к могиле юноши подскажет“.
32.
И тут я луч увидел вдалеке,
Идущий от небесного светила,
Казалось, тонкой кистью по доске
Его рука художника чертила,
Увидел труп, простертый на песке,
Ночное солнце раны осветило
До самых мелких шрамов и рубцов —
Узнал я Свена в груде мертвецов.
33.
Он не лежал, лицом уткнувшись в землю,
Он мертвый взор вперил во тьму небес,
Он словно говорил: „Я Богу внемлю,
Для новых битв за гробом я воскрес
И над землей победный меч подъемлю!“ —
Рукою правой он сжимал эфес,
А левую прижал к груди недвижной,
Как будто в исповеди непостижной.
34.
Застала плачущим меня заря,
Тут встал один из набожных скитальцев,
Разжал без слов кулак богатыря
И вынул меч из посиневших пальцев.
Ко мне он обратился, говоря:
„За мучеников веры, за страдальцев
Сей меч зажжется ярче кумача,
Нет в мире справедливее меча!
35.
Так решено судьбой, что если юным
Падет герой, мечом владевший сим,
Не будет рядом со щитом чугунным
Ржаветь клинок, чей блеск неугасим,
Покуда доблесть в мире есть подлунном,
Ему мы славу в вышних возгласим:
Другой рукой подхвачен дерзновенно,
В бою настигнет он убийцу Свена!
36.
Падет убийца Свена Сулейман!
Неси же братьям грозный меч отмщенья
К стенам, где в битве против мусульман
Спасется город от порабощенья!
Ступай! – ни зной пустыни, ни туман
Не отвратят сего предвозвещенья.
Дорога будет для тебя легка —
Надежней Бога нет проводника!
37.
Господь, святую возвещая эру,
Не зря тебе оставил голос твой,
Чтоб убиенного восторг и веру
Сумел ты речью передать живой,
Чтоб правнуки по Свенову примеру,
Вздымая Алый Крест над головой,
Ушли путем, к бессмертию ведущим,
Прекрасны в неизведанном грядущем.
38.
Тебе не терпится узнать, кому
Достанется клинок необоримый.
Покров над тайной я приподыму:
Ринальд – султана враг непримиримый!
Клинок волшебный ты отдашь ему…“ —
Тут взоры обратили пилигримы
К заветной пустоши, где на холме
Я чудо новое узрел во тьме.
39.
Над прахом рыцаря, высок и строен,
Из мрамора воздвигся мавзолей.
Не знаю, кем и как он был построен,
И надпись без помпезных вензелей
Гласила: „Здесь навеки упокоен
Наследник христианских королей…“
Смотрел я восхищенный, оробелый
На буквы строгие и камень белый.
40.
Пред гробом королевича умолк
Старик и начал снова: „В райских кущах
Для вечности воскресший славный полк
Вкушает негу среди роз цветущих.
Довольно плакать, свой последний долг
Ты отдал – думай о живых и сущих!
К тому же отдохнуть тебе пора,
Тебе приют дадим мы до утра“.
41.
Мы шли, минуя кряжи и ущелья,
С трудом я поспевал за стариком,
И наконец достигли подземелья,
Где жил он со своим учеником.
В горе лесистой вырытая келья.
Здесь, позабыв о бренном и мирском,
Он ни волков, ни зубров, ни медведей
За кровожадных не считал соседей.
42.
Насытясь пищей грубой и простой,
Усталый, на полу уснул я голом,
Когда же луч рассвета золотой
Разлил багрянец над пустынным долом,
Встал на молитву праведник святой,
Встал инок в балахоне долгополом,
Я с ними встал. Молились мы втроем
О предначертанном пути моем».
43.
Гонца дослушав, Готфрид молвил тихо:
«О рыцарь, горькую принес ты весть.
Товарищей твоих настигло лихо
Невесть откуда, отчего невесть.
Еще вчера они сражались лихо,
А ныне в поле мертвецов не счесть.
Как молния, был ярок светоч Свена:
Мгновенно вспыхнул и пропал мгновенно!
44.
Но разве не затмила смерть его
Все подвиги, известные дотоле?
Такого бескорыстья торжество
Не чествовал и древний Капитолий.
Непогрешимы все до одного
Пред Господом, сидящим на престоле,
В раю герои выстроились в ряд
И радостно о ранах говорят.
45.
Ты тоже должен счастлив быть отныне,
Служа до срока в армии земной.