Затушенный пожар пылает вновь,
Бушует спор, кто сюзерен, кто ленник.
Таимая до срока нелюбовь
Проснулась: «Проклят будь народ-изменник,
Будь проклят галл, проливший нашу кровь!»
От ненависти к праведному мужу
Былые распри вырвались наружу.
74.
Так греется на медленном огне
Вода в котле на кухне задымленной,
Покуда пар, скопившийся на дне,
Не брызнет из-под крышки раскаленной.
Немногие остались в стороне,
Чураясь черни, гневом ослепленной.
Никто безумья не переломил —
Пропал Танкред и далеко Камилл.
75.
Оружье расхватали в суматохе
От трубных звуков пьяные глупцы,
Помчались, видя факелов сполохи,
К главнокомандующему гонцы:
«Дела в Христовом войске, Готфрид, плохи!»
Коня ему подводят под уздцы,
И Балдуин, задирист и неробок,
Со старшим братом выехал бок о бок.
76.
Под градом оскорблений и клевет
Молитвы Готфрид Господу возносит:
«Кто выдумал бессмысленный навет?
Кто мне в измене обвиненье бросит?
Открой заблудшим душам правды свет,
Иначе совесть в них обезголосит.
Безгрешен я пред Богом и людьми,
Глупцов, слепых от гнева, вразуми!»
77.
Умолкнув, ощутил он, как по венам
Божественное разлилось тепло.
Сияло светом необыкновенным
Его иконописное чело.
Себя не мнил он неприкосновенным,
Но веровал, что одолеет Зло:
К толпе, убийством подлым разъяренной,
Сошел смиренник умиротворенный.
78.
Поверх кирасы тонкая парча
Вилась у полководца за плечами,
Без шлема, без привычного меча
Бестрепетно стоял он пред мечами.
Не горячился, не рубил сплеча,
Плыл голос под небесными лучами…
Сжималось сердце у людей в комок:
Он смертному принадлежать не мог!
79.
«Что значат эти варварские клики? —
Спросил он ровным тоном. – От кого
Узнали вы про верные улики
Моей измены, зверства моего?
В том истины и малой нет толики,
Мне кажется, вы ждете одного,
Что я сознаюсь, стоя на коленях,
В не совершенных мною преступленьях.
80.
Защитой мне – служенье алтарю!
Награды получал я по усердью.
Заслон легко поставит бунтарю
Жезл полководца, освященный твердью.
Я жизнь во имя правды вам дарю —
Уступит справедливость милосердью! —
И в память о Ринальде молодом
Не буду вас преследовать судом.
81.
Пусть Аргилан, зачинщик глупой смуты,
Искупит кровью общую вину.
Его навет, догадками раздутый,
Толкал вас на позорную войну». —
Так он сказал, и власти атрибуты
Померкли, признавая власть одну:
Обмякнув перед командирским ликом,
Застыл мятежник в ужасе великом!
82.
И чернь, которая не так давно
Грозилась уничтожить лагерь вражий,
Та чернь, которой по сердцу одно:
Святыню поносить в безумном раже,
Теперь, когда все было решено,
Не смела от стыда взглянуть, как стражи
Бунтовщика в тюрьму ведут в цепях
И плаху воздвигают второпях.
83.
Так лев рычит, пугая гривой бурой,
Но, видя укротителя с хлыстом,
Мотает хмуро головой понурой,
Виляет примирительно хвостом.
Он хлесткий этот хлыст запомнил шкурой. —
О царь зверей, в рычании пустом
Нет смысла – ты своей клыкастой пастью
Не справишься с богоподобной властью!
84.
И если верить набожной молве,
В тот полдень над простором многолюдным
Парил архангел в чистой синеве,
Вождя щитом обороняя чудным.
Мечом грозил он в правом торжестве,
Как древле – городам неправосудным,
Кровь бунтарей, красна и горяча,
Текла по лезвию его меча.
85.
В притихший лагерь, тверд и хладнокровен,
Вернулся Готфрид, подавив мятеж;
Катили башни из огромных бревен
Солдаты на передовой рубеж.
Он верит в мощь губительных диковин,
В твердыне каменной пробьет он брешь.
На ближний холм взошел он и с вершины
Рассматривал осадные машины.
Умолк и нечисть в бездну смел копьем,
Во мраке сгинули они кромешном.
На миг замешкался какой-то бес,
И тотчас в пропасть сброшен был с небес.
Песнь девятая
1.
В обиде Алекто на всех и вся:
Нет пользы от злокозненной отравы,
Лукавый план ее не удался,
И воины Креста, как прежде, правы.
Уходит, злобу в сердце унося,
Увяли под ее ногами травы,
И снова для невиданных затей
Сплетать берется тысячу сетей.
2.
Колдунья знала, что успехов лестных
Добилась младшая ее сестра,
Отвадив самых смелых, самых честных
От лицезренья высшего Добра.
Ринальд пропал, Танкред в лесах безвестных…
«Нам Сулеймана в бой ввести пора! —
Над войском малочисленным и слабым
Легко победу одержать арабам!»
3.
В пустыню гнусная рванулась тварь,
Где кочевых разбойников султаном
Стал Сулейман, Никеи прежний царь.
Пример свирепости магометанам
Воитель подавал и мог бы встарь
Урок бесстрашья преподать титанам.
Империей когда-то он владел
И вот теперь остался не у дел.
4.
До берегов эгейских сын Агари
Расширил сарацинскую страну,
Где жили на Меандре и Сангаре
Фригийцы и лидийцы в старину.
Когда же Готфрид в боевом угаре
Разжег анатолийскую войну,
Султан затеял два больших сраженья
И дважды не ушел от пораженья.
5.
На третий раз, разбитый в пух и прах,
В Каир бежал он из родного края.
Служил царю за совесть, не за страх,
Гордилась сыном родина вторая.
Халиф героя славил на пирах,
Султану руку дружбы простирая,
И говорил, что с ним поставит он
У крестоносцев на пути заслон.
6.
Но перед генеральным наступленьем,
Боясь, что франков он не разгромит,
Султана за туземным подкрепленьем
Послал в Сахару хитрый фатимид.
Суля богатство кочевым селеньям,
Спустя полгода в город пирамид
Вербовщик царский воротился, выбрав
Себе вояк всех статей и калибров.
7.
С тех пор, владыка шаек воровских,
Он грабил иудейское нагорье,
Он христиан от гаваней морских
Отрезал, выйдя с конницей на взморье.
Он сознавал, что пал в глазах людских,
Что месть для чести слабое подспорье:
«Я без Никеи кончен, я погиб!» —
Катались мысли тяжелее глыб.
8.
И вот однажды старцем убеленным
Явилась к Сулейману Алекто,
В простой чалме, в бурнусе запыленном,
Брил бороду пришелец, но зато
Усы над подбородком оголенным
Оставил. С виду был он лет под сто.
В морщинах щеки, мышцы рук одрябли,
И все ж при самостреле и при сабле.
9.
«Мы жители пустыни, – старец рек, —
Нет в целом мире края окаянней,
Бесплодный и голодный этот брег
Не место для прославленных деяний!
Боится черный мавр и туарег,
Что Готфриду уступят персияне,
И франк, священный град завоевав,
Дойдет до нас, озлоблен и кровав.
10.
Пожарами и разореньем хижин
За пораженья ты не отомстишь,
Твой край наследный вытоптан и выжжен,
Ты воровством его не возвратишь.
Воспрянь душой, забудь, что ты унижен,
Едва ночная воцарится тишь,
Войди в шатер к вождю полусвятому,
Арасп болтать не станет по-пустому!
11.
Привыкли франки, что, напав гурьбой,
Трусливо отступают туареги,
Что мавританцам по сердцу разбой,
Засады и внезапные набеги.
Не ждет кяфир, что во главе с тобой
Мы войско потревожим на ночлеге!» —
Умолкла ведьма и умчалась ввысь,
Султана жилы жаром налились.
12.
Вскричал он, воздевая руки к небу:
«О призрак, вместе нам гореть в аду!
Я благодарной смерти на потребу
Из тел зловонных гору возведу.
Веди меня и послушанья требуй!
Написано, как видно, на роду
У Сулеймана, что в кровавой бане
Врага потопит он без колебаний».
13.
Он верит, что гяуров истребит,
Седлать коней он приказал бродягам,
Тому, в ком дух воинственный убит,
Идти повелевает твердым шагом.
Сигнал к походу Алекто трубит,
Выходит воинство под черным флагом:
Быстрей молвы летит оно стремглав,
Попутный ветер крепко оседлав.
14.
Недолго Алекто по тропам пыльным
Скакала с полчищами дикарей:
Оставив прихвостней в дозоре тыльном,
В Солим поспеть ей надо поскорей.
Представилась египетским посыльным
И до дворцовых добралась дверей:
«Арабов полчища идут к Синаю,
Я битвы план и час атаки знаю!
15.
Условленный известен мне сигнал». —
Умолкла фурия, и пар багровый,
Клубясь, холмы и долы спеленал,
Легли на землю душные покровы.
Толпу чудовищ на небо согнал
Из бездны Тартара Плутон суровый.
Нет больше слуг у Дьявола в аду. —
Шли черти, подвывая на ходу.
16.
Зловещего