пугаясь карнавала,
Султана конь узду свирепо грыз,
Когда же пик небесный миновала
Над миром ночь и поспешила вниз,
Войска достигли первого привала,
Вдали туман над лагерем повис.
Султан на тот же вечер штурм назначил
И с возвышенья речь такую начал:
17.
«Взгляните на разбойничий вертеп!
Народов победитель пресловутый
Там на богатствах Азии окреп,
Что в нем осталось, кроме славы дутой?
Он ваш сегодня волею судеб,
Счастливою воспользуйтесь минутой!
Он ваш с парадной сбруей лошадей
И пурпуром изнеженных людей!
18.
Никто из них похвастаться не вправе,
Что у никейцев отнял он страну:
У войска, шедшего к великой славе,
Не счесть потерь за долгую войну.
Но даже в полном боевом составе
Не в силах рать сопротивляться сну.
В борьбе со спящими немного риска,
От сна до смерти, как известно, близко.
19.
За мной, за мной! Шагайте по телам!
Дорогу без труда мой меч прорубит
Сквозь частокол – он доблестным делам
Обучит вас и крови сам пригубит.
Спасет святую Азию Ислам,
А войско Иисусово – погубит!
Теперь же на замке держите рот». —
Умолк и в ночь повел берберский сброд.
20.
Вдруг на пути возникли часовые,
Блеснул огонь сквозь сумрачный туман,
Бегут к рядам палаток вестовые,
Свою ошибку понял Сулейман.
Противника посты передовые
Не стали драться с тучей мусульман.
Призыв «К оружью!» над долиной грянул,
И лагерь тотчас ото сна воспрянул.
21.
Уснувших не сумев застать врасплох,
В рога задули дикие берберы,
От жутких криков небосвод оглох,
Ржут кони, завывают дромадеры.
В руке у Алекто возник всполох,
Добытый в недрах адовой пещеры,
С высокой башни Аладин узнал
Гонцом Египта названный сигнал.
22.
Смести сторожевое охраненье
Не удавалось шайке воровской,
Пока султан в кровавом опьяненье
Не налетел, как вихрь, как вал морской.
С вулканом потревоженным сравненье,
С неукротимой вздувшейся рекой,
Бледнело перед невообразимой
Атакой, бешеной, неотразимой.
23.
Он крестоносцев предает мечу,
Что ни удар, то рана, что ни рана,
То труп. О нет, я лучше замолчу:
Вы можете подумать, что ни грана
Нет правды в славословье палачу.
Он к боли безразличен, как ни странно,
Булат, искрясь, герою не вредит,
И колоколом шлем его гудит.
24.
Он толпы разношерстного отродья
Опередил и франков цепь прорвал,
Сродни воде во время половодья
За ним арабы хлынули на вал.
Бежали франки, опустив поводья,
Вокруг лежали мертвые вповал,
Враги, порядкам боевым в насмешку,
С бегущими скакали вперемежку.
25.
Сверкает шлем сельджука-смельчака,
Драконом огнедышащим украшен:
Раздвоен хвост, чешуйчаты бока,
И гребень на бугристой коже страшен.
Выплевывают яд три языка
Из пасти, красной от кровавых брашен.
Чем жарче бой, тем ярче на лету
Огонь он изрыгает в темноту.
26.
Оцепенев, дивились христиане
На призрак, полыхающий в ночи,
Так мореплавателей в океане
Пугают молний жуткие бичи.
Одни бежали в страхе с поля брани,
Другие ждали, обнажив мечи.
Тяжел во мраке бой непримиримый:
Опасней нет опасности незримой.
27.
Под знаменем старейшей из церквей
Шел римлянин, Латином окрещенный,
Ровесников своих он был живей,
Недужной старостью не отягщенный.
С ним рядом пять скакало сыновей
Из поросли, в опасностях взращенной.
О славе бредил молодой народ,
Чьи голени росли быстрей бород.
28.
«Последуйте отцовскому примеру, —
Сказал Латин, – и помните одно:
Бьют беглецов на радость Люциферу
Язычники, но нам бежать грешно!
Усердье христиан в борьбе за веру
Слабеть при виде бойни не должно.
О дети, вкус у доблести соленый:
Ей украшеньем страх преодоленный!»
29.
Так на охоту в знойные пески
Детенышей своих выводит львица.
Еще не выросли у них клыки,
И рано гриве за плечами виться.
Но видят зверолова сосунки
И, прекращая в тот же миг резвиться,
Ему вцепиться в горло норовят:
Своим примером львица учит львят.
30.
Султана окружили паладины,
Гиганту шестирукому сродни:
Едины духом, мыслями едины,
Шесть копий разом бросили они.
Тут старший сын подлез под лошадиный
Живот и, силясь разрубить ремни,
Махал мечом, горячий, неумелый:
Свалить султана вздумал мальчик смелый.
31.
Неколебимый, как седой утес
С челом безоблачным при ветре хлестком,
Султан в седло еще сильнее врос,
Огромный в панцире своем громоздком.
Не слыша оскорблений и угроз,
Навис горой над дерзостным подростком:
Ударом точным, несмотря на тьму,
Полчерепа мгновенно снес ему.
32.
Рванулся средний сын в слепой отваге
И брата быстрой подхватил рукой.
О Арамант, от смерти в полушаге,
Ты сам себе пропел «За упокой».
Язычник руку отхватил бедняге,
В душе смеясь над помощью такой.
Лежат в одной кровавой луже братья,
Смертельные смыкаются объятья.
33.
Копьем грозил врагу издалека
Сабин, но варвар подскочил вплотную
И сбил юнца ударом кулака.
Затем, кобылу вздыбив вороную,
Копытом наступил на смельчака.
Душа умчалась прочь во тьму ночную
И прервала, покинув дольний мир,
Беспечной юности веселый пир.
34.
Лаврент и Пик недолго были живы.
С рожденья близнецов никто не мог
По виду различить, и люд служивый
Над ними потешался под шумок.
Лоб одного для стали стал поживой,
Другой от раны в горле изнемог.
Так сходство, порожденное природой,
Разрушил сарацин чернобородый.
35.
Отец – он не был более отцом,
Потомков не осталось у Латина,
Себя отныне числил мертвецом
Осиротевший житель Палатина.
Как драться, как дышать перед лицом
Такой беды? О страшная картина!
Кого не сломит вид пяти смертей?
Старик на мертвых не смотрел детей.
36.
Сказать по правде, тьма скрывала сцену
Надежнее покровов гробовых,
Победа для отца теряла цену,
Останься он – не дай Господь! – в живых.
Сыновней крови он искал замену
В главнейшем из трофеев боевых —
В крови врага, но верьте иль не верьте,
Скорее собственной он жаждал смерти.
37.
Вскричал он: «Неужели я одрях
Настолько, чтобы меч, угодный Богу,
Будил одно презренье в дикарях?»
Клинок пришел Латину на подмогу
И, приподняв пластины на штырях,
Сквозь кольца проложил себе дорогу.
След от меча был темен и глубок,
И теплой кровью обагрился бок.
38.
Сам на себя от злобы непохожий,
Султан легко раскалывает щит,
Семь раз обернутый дубленой кожей,
Нагрудник медный под мечом трещит.
Безбожник в гневе крест кромсает Божий,
Но ярости никак не истощит.
Пал наземь рыцарь, вздох издав короткий,
Кровь хлещет то из раны, то из глотки.
39.
Так гибнет в бурю апеннинский дуб,
Сопротивляясь ветру ночью вьюжной,
И катится с уступа на уступ
По склону вниз, ломая лес окружный.
Хватал руками падающий труп
Врагов и вниз тянул их, безоружный.
Гордись, потомство, доблестной судьбой,
Он и за гробом продолжает бой!
40.
По пиршествам изголодавшись, верно,
Султан добрался до кровавых блюд!
Берберы, бойне радуясь безмерно,
Куда ни посмотри, гяуров бьют.
Британца Генриха и Олиферна,
Курфюрста швабского, казнил Дрогут.
Ариаден Филиппа предал смерти,
Попутно позаботясь о Гильберте.
41.
Сшиб Альбацар Эрнеста булавой,
Покончил Альгазел с Оттоном дерзким,
И не однажды ратник рядовой
Пронзен был в темноте копьем берберским.
Все ближе гиканье, и визг, и вой,
С постели поднят Готфрид криком зверским.
Собрал людей, доспехи нацепил
И в битву с нечестивцами вступил.
42.
Разбужен ревом нечленораздельным,
Он понял: это быть могли одни
Кочевники с оружьем самодельным.
От знал из донесений, что они
Давно по землям рыщут сопредельным.
Но чтобы столько гвалта, трескотни
В расположенье вражеском – такого
Не ждал он от народца воровского!
43.
Летит в атаку на берберов он
И за спиной призыв «На помощь!» слышит.
От рева раскололся небосклон,
Клоринде мчащейся в затылок дышит
Арганта окрыленный эскадрон.
Он в двух шагах, он круг вот-вот опишет
И лагерь христиан возьмет в кольцо!
К баварцу Готфрид повернул лицо:
44.
«Мой Гвельф, все громче лязг и конский топот
Вне крепостной стены – не изнутри,
Потребуется весь твой долгий опыт,
Чтоб выстоять до утренней зари.
Скачи назад! Я знаю, будет ропот,
Но ты из войска лучших отбери.
А я кочевникам пойду навстречу