Меж тем сквозь предрассветный сумрак зыбкий
Отряд на помощь Гвельфу подоспел,
И бой в смятенье общем закипел.
74.
Заря, покинув горние палаты,
На свой балкон из сонной вышла тьмы,
И Аргилан, не убоясь расплаты,
В переполохе спасся из тюрьмы.
Он первые попавшиеся латы
Надел, считая, что берет взаймы.
Он знал, что заново греху уступит,
Но подвигами новый грех искупит.
75.
Так жеребец на поймистом лугу,
Впервые за зиму попав на выгул,
Потряхивает гривой на бегу,
Вот он от радости заржал, запрыгал,
И шея изгибается в дугу.
Из-под копыт снопы искристых игол
Посыпались. Бежит быстрей, быстрей! —
И пламя извергает из ноздрей.
76.
Летит по ямам, кочкам и ухабам,
Сверкая взором, Аргилан лихой
К ошеломленным наглостью арабам,
Едва касается земли сухой,
Кричит им властно, как пугливым бабам:
«Что вы затеяли в ночи глухой?
Ответствуйте, воры и попрошайки,
Откуда смелость у бродячей шайки?
77.
Вы не приучены носить броню,
Поднять тяжелый щит у вас нет мочи.
Вверяя стрелы ветру, жизнь – коню,
Стремитесь выбрать копья покороче.
Вы мастера подстроить западню,
Напасть внезапно под покровом ночи.
Теперь, когда бесследно тает ночь,
Какой шайтан возьмется вам помочь?»
78.
Он с криком этим Альгазелу в горло
Вонзил клинок, чтоб не перечил вор!
Открывшуюся челюсть сталь подперла,
Неначатый окончив разговор.
Крыло над падающим Тьма простерла.
Еще не мертв, но безнадежно хвор,
Упал араб, настигнут невезеньем,
Зубами в землю вгрызся с омерзеньем.
79.
Пал от десницы франка Мулясем,
Не посчастливилось и Саладину,
Альдиазелу расколол он шлем
И палицей пробил ему грудину,
Поверг Агрикалата и затем,
Плюясь хулой в лицо Ариадину,
Свалил его и так рассвирепел,
Что тот с гримасой боли прохрипел:
80.
«Победой над поверженным не хвастай,
Судьбой вот-вот обманут будешь сам!» —
Ответил Аргилан: «С поганой кастой
Покончу я во славу Небесам,
А труп твой языкастый и горластый
Достанется стервятникам и псам». —
С душою вместе меч из раны вынул
И вновь забрало на глаза надвинул.
81.
Среди султанских самых верных слуг
Был паренек, чей подбородок нежный
Не походил еще на вешний луг.
Пот на щеках его, как жемчуг снежный,
Блестел, когда натягивал он лук.
И пыльные вихры, и вид небрежный,
Слегка надменный, шли ему к лицу,
Лишь добавляя прелести юнцу.
82.
Был аргамак под ним белее снега
На белом апеннинском леднике.
Препятствия любые брал с разбега
Он на своем заносистом коньке.
На перевязи – сабля туарега,
Короткий дротик в маленькой руке.
Красуясь в мантии пурпурно-царской,
Он роскошью ошеломлял дикарской.
83.
Сквозь слезы счастья видит как в дыму
Он славы блеск, и сердце сладко бьется,
Он франков раздразнил, но никому
Достать его копьем не удается.
Известно Аргилану одному
По опыту, что мальчик зря смеется.
Мгновенье улучил он наконец:
Конь на земле и под конем юнец!
84.
Несчастный тщетно о пощаде просит,
Мольбой обороняясь вместо лат.
Убийца, не колеблясь, меч заносит,
Воруя жизни сокровенный клад.
Клинок как будто знал, что юность косит:
Плашмя добросердечный пал булат.
На наковальнях, с жалостью знакомых,
Ковался меч, но франк исправил промах!
85.
Султан оружье с Готфридом скрестил,
Внезапно видит он, что жизнь Лесбина
В опасности. Коня в галоп пустил,
Лежит меж ними узкая ложбина.
Врубился в строй, за смерть смертями мстил
Заранее – о горькая судьбина! —
Для мести вовремя примчался он,
Но кто спасет растоптанный бутон?
86.
Назад откинут лоб, на коже вялость,
Глаза остекленелые пусты.
Султана трогает любая малость,
Прекрасны заостренные черты.
Откуда в зачерствелом сердце жалость?
О Сулейман, ужели плачешь ты?
Твой взор был сух, когда, страну утратив,
Стоял ты над могилами собратьев.
87.
Смотрел султан на лезвие меча
Неверного, дымящегося кровью,
И ненавистью против палача
Сменился плач, подсказанный любовью.
По гребню шлема рубит он сплеча,
По темени, по носу, по надбровью.
Вложил в удары горечь всю и гнев
И в горло сталь вогнал, остервенев.
88.
Он топчет труп, смириться не желая,
Что тело осквернителя мертво,
Так пес бросается, скуля и лая,
На камень, кем-то брошенный в него.
Судьбы несправедливой шутка злая —
Над безучастным прахом торжество!
Меж тем в борьбе с опасностью нависшей
Вождь франков помышлял о цели высшей.
89.
Блистали сталью шлемов и кирас
Пять сотен всадников в никейском стане,
Война им представала без прикрас,
Вооруженной свитой при султане
Герои состояли и не раз
С ним разделяли тяготы скитаний
В пустыне Аравийской, где вода
Редка, но если друг, то навсегда.
90.
От франков заслоняя вход в долину,
Напору уступили смельчаки.
Копье вонзает Готфрид в грудь Селину,
Коркуту отсекает полщеки…
Вспорол брюшину Росну-исполину,
Рустему обе отрубил руки:
Он память о себе увековечил,
Не перечислить, скольких изувечил!
91.
И все ж не удается торжеством
Бой завершить ему в священном гневе,
На перемену в счастье боевом
Еще надеются сыны кочевий.
Вдруг ярче молний в небе грозовом,
Страшнее туч, несущих гибель в чреве,
Плащи затрепетали на ветру
С крестами алыми по серебру.
92.
Кто усомнился бы теперь в победе
При виде этих бравых верховых?
Будь у меня сто языков из меди,
Будь у меня сто глоток громовых,
Я всех не перечислил бы трагедий
В языческих рядах передовых:
Бежал араб, не зная чувства долга,
Сельджук сражался храбро, но недолго.
93.
За Смертью следом Ужас, Плач и Крик
Бродили, увязая в красной жиже.
Испуганное стадо всадник стриг
В обличьях разных на кобыле рыжей.
Томим предчувствиями, царь-старик
Взошел на парапет взглянуть поближе
На поле в дымке бледно-голубой,
Гадая, чем же завершится бой?
94.
Царь сломлен быстротою отступленья,
Полков разбитых вид его потряс,
Он в крепость отойти без промедленья
Арганту и Клоринде шлет приказ.
Убийством опьянясь до исступленья,
Те бесконечно длят кровавый час,
Но, мужества не возвратив пехоте,
Бросают бой – не по своей охоте.
95.
Кто справится с трусливой гольтепой? —
Избавясь от оружья, как от груза,
Бегут неуправляемой толпой,
Громоздкий меч для варваров – обуза!
В глухой овраг их гонит страх слепой.
Ты помнишь эту котловину, Муза,
От лагеря до городских ворот?
Там клубы черной пыли поднял сброд.
96.
Легко рубить врагов, бегущих кучей,
По склону вниз катящихся на дно!
Идти в атаку вверх по пыльной круче
Преследующим стало мудрено.
Могучий Гвельф, отваги полн кипучей,
Сражаться продолжал бы все равно,
Но царь, решив, что рисковать – нелепость,
Уже впускал остаток войска в крепость.
97.
Один стоял султан – в крови, в поту,
Он сделал все, что должно, все, что нужно.
Приникнув лбом к тяжелому щиту,
Вздыхал со свистом и дрожал недужно.
Бой продолжать ему невмоготу,
Затупленным мечом взмахнул натужно
И в пыль со стоном уронил у ног…
Клинком не назовешь такой клинок!
98.
Две мысли, близкие к больному бреду,
Ворочались у витязя в мозгу:
Покончить ли с собой, чтобы победу
Над Сулейманом не отдать врагу,
Или бежать? – «С триумфом я не въеду
В Солим и армии не сберегу.
Бежать! Побег мой не пребудет втуне —
Трофеем он достанется Фортуне.
99.
Да, я бегу, но в сердце нет стыда,
Пускай враги смеются вслед султану!
Пройдут, быть может, месяцы, года,
Я снова в строй во всеоружье встану,
Неверным буду мстить везде, всегда,
Неся погибель вражескому стану.
Мой бестелесный дух, мой гордый прах
В рядах обидчиков посеют страх!»
Он встал, отмеченный святым Заветом,
И ангелы решили, что пора
Открыть ему что предстоит в грядущем
Поборникам Креста, вослед идущим.
Песнь десятая
1.
Коня, бродящего в пустынном поле,
Поймал он за уздечку и на круп
Взобрался, корчась от нещадной боли,
Теряющий сознанье полутруп.
Не плащ на нем – лохмотья круглой голи!
Не засияет ярче медных труб
Разбитый шлем, свисает гребень пестрый,
Подрубленный в бою секирой острой.
2.
Бежит султан, бросая верный полк,
Бежит, несытую лелея злобу.