На меч, вошедший деве в подреберье,
Нажал он, довершая торжество.
Бедняжка медлит в роковом преддверье,
Упав к ногам убийцы своего.
Той, что жила в мятежном иноверье,
Теперь устами Бога самого
Влагаются в уста, взамен проклятий,
Слова надежды, веры, благодати:
66.
«Тебя прощаю я и ты прости
Мои грехи, прости не тело – душу!
Для вечности молю ее спасти,
Крести меня – нет, смерти я не трушу…»
Ни слова франк не смог произнести,
И, как волна, ласкающая сушу,
Сошел на рыцаря печальный звон,
Всю злобу растеряв, заплакал он.
67.
Неподалеку, у стены восточной,
Журча, бежала чистая струя.
Нагнулся рыцарь и воды проточной
Набрал побитым шлемом из ручья.
Чтоб соблюсти устав крещенья точный,
Лицо ее открыл он, дрожь тая,
Взглянул и вмиг лишился дара речи —
О ужас узнаванья, ужас встречи!
68.
Нет, он не умер. Он обряд святой
Творил над ней, смирив усильем воли
Биенье сердца. Жизнь дарил он той,
Которой смерть принес на бранном поле.
И лик ее спокойной красотой
Исполнился, изгнав гримасу боли.
Раскрылись умирающей уста:
«Я перед Господом теперь чиста!»
69.
Фиалок свежесть с белизною лилий
Соединилась на ее лице,
Зеницы, ввысь воздетые, молили
Не отказать в страдальческом венце.
С ней покаянье небеса делили.
Она Танкреду с мыслью о конце
В знак примиренья руку протянула —
Не умерла, казалось, а уснула.
70.
Увидев, что Клоринду взял Господь,
Танкред раскрыл страданью створы склепа,
Где прозябали дух его и плоть,
В пустой застенок Смерть вошла свирепо,
Легко он дал себя перебороть
И черной скорби подчинился слепо.
Покорно по любимой он скорбел,
Живой мертвец – безмолвен, хладен, бел.
71.
Тень рыцаря охотно б улетела
На небо вслед за тенью молодой
И не томилась бы осиротело,
Но в это время франки за водой
Пришли к ручью и сарацинки тело
Снесли в долину грустной чередой.
Там в лагере давно Танкреда ждали,
С умершей умереть ему не дали.
72.
Наверняка бы мимо проскакал
Отряд, но сталь блеснула на уступе,
Коня, бродящего у диких скал,
Узнали люди по тавру на крупе,
И командир, боясь, как бы шакал
И волк не начали копаться в трупе,
Забрать отроковицу дал приказ,
Не зная, что Танкред ей душу спас!
73.
Качался на плечах собратьев плавно,
Вокруг не замечая ничего,
Танкред, стенаньем подтверждая явно,
Что не совсем угасла жизнь его.
С ним рядом, грозное еще недавно,
Чело белело, тускло и мертво.
В походный склеп доставлены останки,
Танкреду входа нет к магометанке.
74.
Очнулся рыцарь в дружеском кругу,
Берет из рук заботливых лекарства.
Засела мысль в горячечном мозгу:
В потустороннее попал я царство!
Вдруг узнает он старого слугу —
Ужели не окончены мытарства?
«Так я не умер, – прохрипел Танкред. —
И поединок мой не тяжкий бред?
75.
Ужели солнца свет я снова вижу,
Ужели день бесстыдно обнажил
Мои грехи? Ужели не приближу
Я смерть, забыв о том, что прежде жил?
Ах, подлая рука, как часто жижу
Ты выпускала из враждебных жил!
Так отчего же в горькой укоризне
Не оборвешь ты нить преступной жизни?
76.
Вонзи мне в грудь врачующую сталь!
О нет, привыкнув действовать иначе,
Ты сострадать научишься едва ль,
Надежду ты в моем услышишь плаче.
Свой век дожить я должен, как ни жаль,
Загубленной любви пример ходячий,
Загубленной любви пример, чья роль
Всю жизнь терпеть казненной жизни боль.
77.
Покоя не найду себе нигде я,
Не буду знать, где истинный мой дом,
Теней чураться буду, холодея,
За прошлое предстану пред судом.
Полдневный луч изобличит злодея —
От солнца отвернусь я со стыдом.
От самого себя бежать я буду,
С самим собою сталкиваясь всюду.
78.
Где тело юной девы, где ее
Останки, коих нет на свете чище?
Спеша свирепство довершить мое,
Быть может, их сейчас в лесном жилище
Обгладывает жадное зверье.
Останки драгоценные, вы пищей
Клинку достались на блажном пиру,
А после – хищникам в глухом бору.
79.
Тебя я отыщу в любой чащобе
Любимый прах, услышь мою мольбу!
И если зверь тебя в голодной злобе
Терзает, я хочу в одном зобу
С тобой истлеть, хочу в одной утробе
С тобой исчезнуть, как в одном гробу.
Блаженна ненасытная гробница,
Где я с тобой смогу соединиться!»
80.
Так причитал он до тех пор, пока
Не услыхал, что тело девы милой
Лежит в расположении полка.
Вмиг осветился лик его унылый,
Как будто луч прошел сквозь облака.
Последние он собирает силы:
Бредет туда, где в траурном шатре
Покойница почиет на одре.
81.
Когда же герцогу открылись раны,
Его же нанесенные рукой,
В глазах несчастного разлился странный,
Бессолнечный, кладбищенский покой.
По счастью, рыцарь из его охраны
Не дал упасть шептавшему с тоской:
«Нет смерти слаще, чем увидеть взор твой,
Нет горше – чем тебя увидеть мертвой!
82.
В каком ужасном виде нахожу
Я длань, протянутую мне с приязнью,
Я ненависти острому ножу
Дозволил лютой искалечить казнью
Мою возлюбленную госпожу.
На язвы, на рубцы ее с боязнью
Смотрю и воли не даю слезам:
Прощенья нет сухим моим глазам!
83.
О сердце, ты без слез окаменело,
Пускай же кровь прольется вместо слез!» —
Повязки стал срывать остервенело
Танкред, о смерти думая всерьез.
В глазах у крестоносца потемнело,
Мучений жгучих он не перенес:
Упал, сознанье потеряв от боли,
Остался жить Танкред, но поневоле.
84.
В шатер беднягу отнесли друзья,
Вернули душу к пытке ежечасной,
Меж тем молва летит во все края
О том, как убивается несчастный.
Приходят вслед за Готфридом князья
К больному и мольбой небезучастной
Пытаются поднять в страдальце дух,
Но рыцарь к их увещеваньям глух.
85.
Так в ранах боль острей от притираний,
Хотя она и без того остра,
Так обостряет боль в сердечной ране
Забота тех, кто хочет нам добра.
Заблудший агнец, будешь ты сохранней
Под пастырской опекою Петра.
Пасхальное оберегая стадо,
Танкреду рек старик: «Опомнись, чадо!
86.
Как далеко от самого себя
И от путей своих первоначальных
Ушел ты, душу слепотой губя,
Предвестий не увидел ты печальных,
Не слышал, как Всевышний звал тебя
Для гимнов, для обрядов величальных.
Беду свою прими как знак Небес,
Ты заплутал, но не всесилен бес!
87.
Глупец, завороженный женской чарой,
Встань часовым на боевом посту,
Вероотступнице служил ты ярой,
Во славу рыцарства вернись к Христу!
Из милосердья самой легкой карой
Тебя карает Он за слепоту.
Спасенья собственного ты орудье,
Не усомнись же в Божьем правосудье!
88.
В невежестве своем не оттолкни
Дарованные Небесами блага.
Ужели ты не видишь западни?
Куда бежать собрался ты, бедняга?
Взгляни вперед – там пламена одни,
До бездны адской нет и полушага.
Свирепость мук рассудком обуздай
И дважды умереть себе не дай!»
89.
Увидел рыцарь, что стоит у края
Геенны, понял он, в какую ночь
Заманивает душу смерть вторая:
Мечту о первой смерти гонит прочь.
Не плачет, грудь до крови раздирая,
Но, боли не способен превозмочь,
Любимую зовет он все упорней,
Ему внимающую в выси горней.
90.
Рыдал Танкред, и не было мертвей
Вовек рыданий под походным кровом,
Так о птенцах тоскует соловей,
Украденных бездушным птицеловом,
В отчаянье зовет их из ветвей,
Округу скорбным пробуждая зовом.
В ту ночь, как соловей в углу лесном,
Танкред лишь на заре забылся сном.
91.
Приснилось франку, что в наряде звездном
К нему Клоринда сходит с высоты,
Еще прекрасней, чем в обличье грозном,
Но так же узнаваемы черты.
Промолвила, мольбам внимая слезным:
«Возлюбленный, ужель не видишь ты,
Как счастлива я здесь? Смирись и вскоре
В моем блаженстве ты утешишь горе.
92.
Я по ошибке освобождена
От плена дольнего твоим булатом,
Навеки непорочная жена,
Взлетела к небожителям крылатым.
Здесь вечный мир и вечная весна,
Дорогу к райским ты найдешь палатам,
И солнце нескончаемого дня,
Поверь, тебя согреет и меня.
93.
Живи и Бога не гневи напрасно,
Любовью чувственной не пламеней,
Знай, что тебя я полюбила страстно,
Мне смертного нельзя любить сильней!» —
Во сне была покойница прекрасна,
Божественное проявилось в ней!
Исчезла дева в собственном горенье,
Неся Танкреду умиротворенье.