94.
Утешенный, проспал он до утра,
Дежурят лекари при исполине,
Клоринды прах земле предать пора,
Могиле место найдено в долине.
Уменьем уступали мастера
Дедалу, но гранит был чистых линий.
Успел ваятель, неизвестный нам,
Его отшлифовать к похоронам.
95.
Рядами факельщики гробовые
Построились в щемящей тишине,
Клориндины доспехи боевые
Трофеями висели на сосне.
С одра болезни поднялся впервые
Страдалец и побрел, как в полусне,
К предгорью, где на лагерном погосте
Покоились возлюбленные кости.
96.
Стоял он безучастный и немой:
Засыпанная свежим дерном яма
Его душе была теперь тюрьмой,
На гроб смотрел он неподвижно, прямо
И бормотал: «Удел печален мой,
О памятник, достойный фимиама,
Слезами не прожечь тебя извне,
Внутри тебя я мучаюсь в огне.
97.
Не мертвую таишь ты, камень грубый,
А пепел чувств, сжигающих меня,
Мне уголья страданья меньше любы,
Но в них не меньше страстного огня.
Гранит мои поцеловали губы,
Дозволь же, вздохи тяжкие храня,
Мечтой коснуться мне останков милых,
Невесту я поцеловать не в силах!
98.
Однажды прилетит сюда душа
Небесной девы, девы сердобольной…
Душа небесных дев так хороша,
Что не простить вины моей невольной
Она не сможет – да, я жил греша,
Но за грехи руки моей крамольной
Перед убитой я кляну себя:
Живу любовью и умру любя.
99.
Умру, любя, – с надеждой, не со страхом!
Стократ счастливей в смерти буду я,
Когда наперекор премудрым пряхам
Мы вознесемся в горние края.
Мой прах с ее соединится прахом,
К ее душе примкнет душа моя,
И все, чего я был лишен при жизни,
Отдаст мне смерть на долгожданной тризне!»
100.
Меж тем унынья воцарился дух
На стогнах крепости непобежденной
С тех пор, как из дворца донесся слух,
Пугающий и быстро подтвержденный.
Раздался плач детей и вой старух,
Как будто сдался город осажденный,
И, факелами разгоняя мрак,
Дома и храмы обесчестил враг.
101.
«Арсет, скажи, где лучница младая?» —
Все расступились перед стариком,
Один в толпе стоит он, не рыдая,
В разбитом сердце горе, в горле – ком,
Покрыта пеплом голова седая,
Себя он в грудь ударил кулаком
И подошел к Арганту в ожиданье:
«Что ты в свое ответишь оправданье?» —
102.
«Едва врата успели запереть,
Увидел я, что ратница отстала.
Одною смертью с нею умереть
Я должен был во что бы то ни стало,
Но царь велел быть осторожней впредь,
Приказы нарушать мне не пристало,
И сколько я его ни умолял,
Он выпустить меня не позволял.
103.
Успей тогда я выбраться наружу,
Клоринду я наверняка бы спас,
А может, в липкую упал бы лужу,
Пронзен мечом, и гнил бы в ней сейчас.
Что делать твердому в решеньях мужу,
Когда все в мире решено за нас?
Ей Небо сень судило гробовую,
Свой долг я помню и восторжествую!
104.
Услышь меня, Солим! – вскричал черкес, —
Тебе клянусь я клятвой непреложной:
Пусть поразит Арганта гнев Небес,
Коль не издохнет завтра пес ничтожный.
Десницей мощной я сожму эфес
И не вложу меча обратно в ножны,
Пока я крови франка не пролью
И труп его не брошу воронью!»
105.
Так говорил безумец о Танкреде,
И чернь рукоплескала хвастуну.
Арсет в его несбыточной победе,
Забыв о горе, видел месть одну.
О лживые пророчества трагедий!
Аргант, я хвастовство твое кляну:
Герою на словах могилу роя,
Ты сам погибнешь от руки героя!
Сверкая, вспышки молний пробежали,
От грома зашатался небосвод,
И люди, до конца не веря в счастье,
Приветствовали криками ненастье.
Песнь тринадцатая
1.
Едва рассыпалась в дыму густом
Махина, превратившись в груду пепла,
Исмен всерьез задумался о том,
Как сделать так, чтоб оборона крепла,
Чтоб войско, осененное крестом,
В чащобе заколдованной ослепло,
Пригодной древесины не нашло
И башню заново не возвело.
2.
За лагерем, на безотрадных кручах,
Где нет ни пажитей, ни деревень,
На заросли кустарников колючих
Деревья черную бросали тень.
Серело небо в беспросветных тучах,
И непонятно было, то ли день
Идет за ночью, то ли ночь приходит,
Сменяя день, и снова тьму приводит.
3.
Но вот закат над кряжами потух,
И, как покойники из-за надгробий,
За каждым пнем химера или дух
Встают, зачатые в земной утробе.
Овец не приведет сюда пастух,
Заблудший путник подойдет к чащобе
И отшатнется, пальцем ей грозя:
«Нет, в этот страшный лес ходить нельзя!»
4.
Летят сюда для случки изуверской
Ночами толпы ведьм – одна верхом
На облаке, другая с рожей зверской
В обнимку с козлоногим женихом.
Мечту о высшем благе страстью мерзкой
Изгадят, смертным подменив грехом,
И в противоестественные браки
Вступают в свальном, похотливом мраке.
5.
Там ветки не посмел бы ни одной
Срубить крестьянин из окрестных весей,
Но франк на чащу двинулся войной,
Презрев преданья о волшебном лесе.
В глухое это место в час ночной
Пришел Исмен с кувшином адской смеси,
Круг очертил и быстро в круге том
Царапать что-то принялся прутом.
6.
Он, заклинанья бормоча, разулся
И в середину круга сделал шаг,
К восходу солнца трижды обернулся,
К закату трижды обернулся маг,
От исступленной ярости раздулся,
Покойникам в могилах подал знак,
Три раза посохом по глине гладкой
Ударил и три раза голой пяткой.
7.
Загромыхал колдун: «О духи зла,
Вы, низвергающие гром на землю,
Внемлите зову моего жезла,
Покуда я преступным бурям внемлю.
Восстань, геенна, мстительна и зла,
Страшилищ средней сферы я подъемлю
И всю гнилую нечисть нижних сфер,
Явись и ты, мятежный Люцифер!
8.
Я стражниками вас приставлю к лесу, —
Кривлялся, распалялся чародей, —
Пусть в каждый ствол поселится по бесу,
Так души селятся в тела людей.
Отрежь пути к зеленому навесу,
Аверн, неверным пагубу содей!» —
Кощунствуя, он нес такую ересь,
Что я бумаге дольше не доверюсь.
9.
Созвездья, оскорбленные хулой,
Не проливали света на дороги,
По небу, занавешенному мглой,
Проплыть боялся месяц круторогий.
На демонов за промедленье злой,
Старик прикрикнул как владыка строгий:
«Вы глухи к повеленью моему,
Каким я заклинаньем вас пройму?
10.
Прибегнуть должен я к последней мере,
На языке придется колдовском
Мне беса самых темных суеверий
Назвать от крови вздутым языком.
Его боится Орк в своей пещере,
Плутон не понаслышке с ним знаком.
Ну что? Ну что?» – ревел волшебник старый
И видел, что подействовали чары.
11.
Явились духи к злому колдуну,
И те, кого, низвергнув с высей щедрых,
Всевышний держит в облачному плену,
И те, что в адских обитают недрах.
Не дозволялось им вести войну,
Но дозволялось жить в дубах и кедрах.
Был страшен демонам запрет Небес,
И нехотя они вползали в лес.
12.
Обрадован успехом предприятья,
Кудесник в царский поспешил покой:
«Отныне не дерзнут сыны распятья
Рубить деревья в чаще колдовской.
Не отменить им моего заклятья,
Не закипит работа в мастерской,
Для рухнувшей машины балок новых
Не напилить им из стволов сосновых.
13.
Мой царь, послушай старого волхва:
Я вычислил, что скоро Марс багровый
И солнце встретятся в созвездье Льва.
Дождливых туч прожгут они покровы.
Для твоего, владыка, торжества
Расплавится от зноя край суровый.
Не зря блуждают по небу огни,
Нам предрекают засуху они.
14.
Такого пекла не переживали
Ни древний насамон, ни гарамант.
Здесь в крепости у нас в любом подвале
В достатке и вода, и провиант,
А там на выжженных камнях едва ли
Оазис есть для христианских банд.
В пустыне, проклятые Небесами,
Крестопоклонцы нам сдадутся сами.
15.
Так стоит ли испытывать судьбу?
Жди египтян и ничего не делай,
Но если снова в бранную трубу
Задует наш черкес, излишне смелый,
Уйми его кровавую алчбу,
Смири строптивого рукой умелой.
Тебе победу звезды предрекли
И гибель недругам твоей земли!»
16.
Ликует деспот, что неодолима
Его держава на полях войны,
Что зноем войско Готфрида палимо,
Что городу тараны не страшны.
Сгоняет властно жителей Солима
Он на починку рухнувшей стены:
Здесь кладка треснула, там камень сдвинут,
Как только силы старца не покинут!
17.