Правитель прирожденный, правосудный,
Второй по счету, первый по делам.
Доспехов бремя для него не бремя,
Твой род в его восторжествует время.
91.
Он с детства волю утвердит свою
В потешных играх с луком и колчаном,
В чащобах будет страх внушать зверью,
А на турнирах – принцам и дворянам.
Стяжает славу в первом же бою
Оружьем боевым – не деревянным!
И обовьются вкруг его главы
Венки из лавра, дуба и травы.
92.
Не меньшего добьется он признанья
Правленьем мудрым в зрелые года:
Соседей пресекая притязанья,
Покоем осчастливит города,
Найдет людей высокого призванья
Для творческого мирного труда.
Казня и награждая справедливо,
В грядущее заглянет прозорливо.
93.
О если бы на орды дикарей,
Унизивших нас мирным договором,
Повел он через тысячу морей
Полки навстречу нечестивым сворам —
В защиту оскверненных алтарей,
Разграбленных порфироносным вором, —
Какую месть обрушил бы титан
На секту злобную магометан!
94.
Сельджукам отомстил бы он и маврам,
Евфрата бы достиг в борьбе святой,
Немало дел прибавив к прежним лаврам,
Орлом вознесся бы над высотой
И крест бы водрузил над снежным Тавром,
Его украсив лилией златой.
Он окрестил бы эфиопов черных,
Открыв истоки Нила в недрах горных!», —
95.
Так говорил старик, и речь его
Текла для юноши нежней елея.
Грядущих поколений торжество
Провидел он, от гордости хмелея,
Взошла заря с порога своего,
Самария проснулась, Галилея!
Перебегая от шатра к шатру,
Флажки затрепетали на ветру.
96.
Вновь начал старец: «Солнца луч счастливый
Торопится сорвать покровы тьмы
С восточных склонов, где цветут оливы,
Открыв палатки, долы и холмы.
Путями тайными сюда пришли вы,
Здесь навсегда должны расстаться мы.
Идти мне возбраняется за вами…»
Пропал отшельник с этими словами.
97.
Умчались кони в небо во весь дух,
Вставало солнце над вершиной скальной,
Вниз, к лагерю, в сопровожденье двух
Гонцов спешил Ринальд из чужедальной
Земли, а впереди катился слух,
Что возвратился юноша опальный.
Отрадней Готфрид не слыхал вестей
И вышел на порог встречать гостей.
Прикрикнул Готфрид: «Расступитесь, черти!» —
И в ужасе отпрянул Сулейман.
Ворвался в крепость франк по шатким сходням
И знамя водрузил с крестом Господним.
Песнь восемнадцатая
1.
К вождю с такою обратился речью
Ринальд: «Мой государь, спасая честь,
Я рыцаря убил по бессердечью,
В душе считая справедливой месть.
Прости меня за слабость человечью
И перед армией не обесчесть.
Мой покаянный меч в бою геройском
Вину искупит пред Христовым войском».
2.
Колени преклонил перед вождем
Храбрец, и Готфрид, возлагая длани
Ему на плечи, отвечал: «Пойдем
Ко мне в шатер – я расскажу о плане,
Как мы лесных чудовищ изведем.
Нам будущее прошлого желанней,
Тебе возможность дам я не одну
Загладить подвигом свою вину.
3.
Старинный лес, где для машин осадных
Рубили мы могучие стволы,
Стал логовом чудовищ кровожадных,
Гнездилищем потусторонней мглы.
С тех пор в бесовских чащах непроглядных
Ни топора не слышно, ни пилы,
Но на войне нельзя без древесины,
Ты должен выкорчевать страх крысиный!
4.
Возьмешься?» – и в ответ услышал: «Да!»
Без уверений поняли собратья,
Насколько воля рыцаря тверда:
Его пьянит опасность предприятья!
Знакомый круг он обошел тогда,
Протягивая руку для пожатья.
В шатре, где войсковой собрался цвет,
Танкред и Гвельф возглавили совет.
5.
Расставшись вскоре с равными по званью,
Cмешался юноша с толпой солдат,
Нет в лагере предела ликованью,
Как будто пал Дамаск или Багдад,
И полководец рад завоеванью.
Он молод, он еще не бородат,
А кажется, что в пышной багрянице
Летит на триумфальной колеснице.
6.
Подходит рыцарь к своему шатру
И там в кругу друзей до ночи звездной
Беседует на праздничном пиру
О битвах, о войне, о чаще грозной.
Пришел черед Пустыннику Петру
Начать с героем разговор серьезный,
Вдвоем они остались наконец.
«Твой путь извилист, – проронил чернец. —
7.
За свой побег из колдовского сада
Благодари Небесного Отца.
Премудрым пастырем в Господне стадо
Возвращена заблудшая овца.
На помощь Готфриду ты призван, чадо,
Осуществить верховный план Творца,
Но не забудь, что миссии духовной
Не совершить мечу в руке греховной.
8.
Греха ты не избыл, – Пустынник рек, —
И плотской не противишься заразе,
Ни Ганг, ни полноводный Нил вовек
Тебя от дольней не отмоют грязи.
Омойся влагой милосердных рек,
Молись и помни о моем наказе:
У Вседержителя на Небеси
Прощенье за провинность испроси».
9.
Исполненный душевных сожалений,
Молчал Ринальд, глотая горечь слез,
Затем пред старцем преклонил колени
И покаянье схимнику принес.
Сказал мудрец: «Ты жил в греховном плене,
На гору, где любви учил Христос,
Взойди и, к солнцу обращая очи,
Встань на молитву на исходе ночи!
10.
Без страха в лес ты вступишь колдовской,
Где множество расставлено капканов
Для слабых душ, но сильною рукой
Ты уничтожишь мнимых великанов.
Ступай и зря себя не беспокой:
Исчезнут наважденья, в бездну канув,
Как только сладострастным голосам
И плачу перестанешь верить сам».
11.
Умолк монах и юношу покинул.
Мечтал Ринальд о торжестве креста,
В раздумьях минул день и вечер минул,
Ночная воцарилась темнота.
К утру он лучшие доспехи вынул
И облачился в странные цвета.
Ушел к холму, темневшему лилово,
Один, без слуг, не говоря ни слова.
12.
Оплота тьмы пылающей заре
Ночные стражники еще не сдали,
Алел восток в туманном серебре,
И звезды понемногу пропадали.
К Масличной он направился горе,
Божественные созерцая дали:
На западе господствовала тень,
А на востоке разгорался день.
13.
«О звезды, – думал он, – в небесном храме,
Летя за колесницею дневной,
Спешите вы зажечься вечерами,
Во тьме осеребренные луной.
А мы не наслаждаемся дарами
Господними – нас манит блеск иной:
За счастье почитаем по ошибке
Мы блеск очей и краткий свет улыбки».
14.
Вершины он достиг и наверху,
Взор устремив к светилу на востоке,
Шептал: «Я с юности служил греху,
Мне по заслугам приговор жестокий.
Отчисть неправедную шелуху,
Господь, излей на грешника потоки
Святого милосердья и любви
И ветхого Адама обнови!»
15.
Молясь, он словно прикасался к ризам
Заоблачным, и юная заря,
Скользя по твердокаменным карнизам,
Позолотила шлем богатыря.
Вокруг него холмы в тумане сизом
Зазеленели, свежестью бодря.
В лицо герою ветерок повеял —
Он росами ночной туман рассеял.
16.
Плащ на Ринальде пепла был серей.
Теперь, небесной влагой окропленный,
Он стал белее белых стихарей,
Божественным рассветом убеленный.
Так посредине пыльных пустырей
Сверкает влагой стебелек зеленый,
Так змеи вешней красотой горят,
Меняя свой изношенный наряд.
17.
Любуясь обновленной тканью белой,
К чащобе юноша направил шаг,
Непокоренный и неоробелый,
Вошел в заговоренный полумрак.
У дуба, где от страха ослабелый
Дрожал недавно не один смельчак,
Под шелестящим постоял навесом,
Обыкновенным не напуган лесом.
18.
Вступает под густую сень ветвей, —
Многоголосый сумрак счастьем дышит,
Бегут струи, одна другой резвей,
Зефир тенистую листву колышет.
Он слышит, как рыдает соловей,
Он отклик лебедя и арфу слышит:
Лавина звуков эту благодать
Смогла единым звуком передать.
19.
Вдруг ужас он почувствовал великий,
Как все, кто этой проходил тропой.
Тысячегласный и тысячеликий
Вокруг Ринальда ожил мрак слепой.
На сладкий зов сирен, на птичьи клики
Шагает он медлительной стопой,
Препятствий не встречая в зыбкой чаще,
Ну разве что ручей, в траве журчащий.
20.
У ног Ринальда, светел и лукав,
Пробил дорожку ключ во мху упругом,
В глубь леса узкий протянул рукав,
Деревья окаймляя полукругом.
Журчал, смеялся, влагу расплескав:
Обменивались нежностью друг с другом
Ручей и лес – листва дарила тень,
А он листве прохладу в жаркий день.
21.
Над берегом сияет свод лазурный,
Ринальд в траве удобный ищет брод
И видит с удивленьем мост ажурный
На сваях из невиданных пород.