Враги тащили девственниц за косы.
31.
Ринальд сирийцев гнал туда, где храм
Белел над зеленью холмов окружных,
Магометанам учиняя срам,
Кровь отряхая с рукавов кольчужных.
Дрожали горожане по дворам,
Он жителей не трогал безоружных:
Не латы защищали их, отнюдь,
А неприкрытая металлом грудь.
32.
Сталь обращал он только против стали,
Убийственные молнии меча,
Так яростно глаза его блистали,
Что мог он обойтись и без меча.
Не видел мир чудеснее баталий —
В тот день бессильного и силача
Неравная опасность подгоняла,
Неравных видом бегство уравняло.
33.
Дикарь с копьем и без копья дикарь
От христиан укрылся в древнем храме,
Не раз разрушен был его алтарь,
Не раз отстраивался мастерами.
Царь Соломон его украсил встарь
Ливанским кедром, золотом, коврами.
Молельней варваров он стал с тех пор,
Был крепок на вратах его запор.
34.
Неспешно франк приблизился к мечети
И взглядом каменный фасад обвел,
Толпились нехристи на парапете,
Топорщился снарядов частокол.
«Как перебраться через стены эти?» —
Подумал он и дважды обошел
Громаду, плиты гладкие ощупав,
Но не нашел ни лестниц, ни уступов.
35.
Так влезть в овчарню позднею порой
Голодному не удается волку,
Он перед заколоченной дырой
Пускает слюни, явно сбитый с толку. —
Вокруг святилища бродил герой,
Высматривая в камне выступ, щелку,
И вновь добрел до храмовых ворот,
Где сверху на него глазел народ.
36.
Неведомо зачем под солнцем знойным
Валялось там огромное бревно,
На лигурийском паруснике стройном
Могло бы мачтой выситься оно.
Его движеньем, легким и спокойным,
Он поднял, усмехнулся озорно
И, стоя к дикарям вполоборота,
Метнул с размаху в крепкие ворота.
37.
Засов с дверей вторым ударом сбит,
Повылетали гвозди, скрепы, скобы,
С упорством меньшим ядрами бомбит
Бомбарда из грохочущей утробы,
Твердыню с меньшей яростью долбит
Раскатистый таран железнолобый.
В мечеть ворвался, все круша подряд,
Ринальд и вслед за ним его отряд.
38.
Сей храм издревле Божьим был жилищем,
Теперь кровавую он принял дань,
Чем дольше справедливости мы ищем,
Тем тяжелей карающая длань.
Под сводом обесчещенным и нищим
Великая возобновилась брань.
Алтарь врагом поруганного храма
Отмститель кровью отмывал от срама.
39.
Меж тем султан с отрядом небольшим
До крепости Давидовой добрался.
Спокоен Сулейман, неустрашим.
За ним на башню Аладин взбирался.
Солдатам крикнул турок: «Поспешим!
Солима уступать не собирался
Я новоявленному королю —
Все подступы к скале я завалю!
40.
Здесь мы любые выдержим удары
И против иноверцев устоим». —
«О горе мне, – ответил деспот старый, —
Я гибну вместе с городом моим.
Обещанной нам не избегнуть кары,
Державу не спасти мечом ничьим.
Я жил и царствовал, не царь я боле,
Все кончено, я узник смертной доли!»
41.
Вскричал сельджук: «Владыка, где твоя
Былая честь, где дар богоявленный?
Теряешь царство ты, терял и я,
Но воля царская и дух нетленны.
Под этим кровом ждут тебя друзья,
Расслабь свои измученные члены…»
Ни слова сверх того не говоря,
Он слугам перепоручил царя.
42.
А сам загородил проулок узкий,
Двуручной потрясая булавой.
На рухляди, наваленной на спуске,
На вывороченных из мостовой
Булыжниках встречал он полк тулузский,
К атаке приготовясь лобовой.
Из забаррикадированных улиц
Проход на площадь запер истанбулец.
43.
Он малодушных в бегство обращал,
Раймунд к султану шел неколебимо,
Мечом старик неистово вращал,
Удар нанес он недругу, но мимо!
Сельджук таких ошибок не прощал,
Хватил в сердцах по шлему пилигрима.
Раскинув руки, с кровью на челе,
Тот навзничь распластался на земле.
44.
В восторге от успеха боевого
На площадь высыпал спасенный люд,
От азиатского меча кривого
Гасконцы в схватке сотнями падут.
Раймунда без сознанья, но живого
Султан увидел средь кровавых груд
И крикнул: «В башню пленника тащите,
Я позабочусь о его защите!»
45.
Добраться туркам стоило труда
До трупов, кровью свежею залитых:
Немедля франки бросились туда,
Где граф лежал на обагренных плитах.
Тверда их воля, преданность тверда,
Клокочет ненависть в измаилитах.
Раймунд, твою свободу, жизнь твою
Товарищи спасали в том бою!
46.
Попал бы в плен рубака в общей свалке —
Тулузцы оказались в меньшинстве!
Ни щит двойной, ни шлем двойной закалки
Султанской не перечат булаве.
Как вдруг через обломки, бревна, балки
Гвардейский полк с Ринальдом во главе
Из западного вылетел квартала,
Рать Готфрида с востока налетала.
47.
Я видел, как застигнутый грозой,
Спасаясь от грохочущего ада,
Пастух скотину хлесткою лозой
В укрытье гонит от дождя и града.
То за отставшей побежит козой,
То за овцой, отбившейся от стада,
Не убоясь ни грома, ни ветров,
Последним входит под приютный кров.
48.
Так Сулейман, прислушиваясь к стуку
Подков, судьбе своей сказал: «Прости!»
Предвидел он, что ни копью, ни луку
От урагана город не спасти.
Людей, Аллахом вверенных сельджуку,
Он должен срочно в башню увести:
Бестрепетный, хотя и осторожный,
Последним поспешил под свод надежный.
49.
Едва врата закрыл он изнутри,
Ринальд к старинной подоспел твердыне,
Ощупал крестовину на двери,
Вражда в Бертольдовом кипела сыне:
«Попробуй эти створы отопри,
Султан никем не побежден доныне!
Я датскому поклялся королю,
Что юноши убийцу умертвлю!»
50.
Он начал было сотрясать пластины
Высоких врат, украшенных резьбой,
Доказывая, что гранит куртины
Ничуть не крепче хижины любой,
Но тьма сошла на землю Палестины,
И Готфрид приказал трубить отбой.
В пределах города бивак устроив,
Он, просветлев лицом, созвал героев:
51.
«Немало горьких пережив годин,
Приблизились мы к цели предприятья,
Блажен, кто духом с Господом един,
Кто вдохновился святостью распятья.
Укрылся в цитадели Аладин,
Его легко мы завтра выбьем, братья!
А нынче милосердие велит
Нам раненых поднять с кровавых плит.
52.
Ступайте к тем, кто жертвенною кровью
Купил нам право жить в краю святом,
Склонясь к страдальческому изголовью,
Гоните алчность набожным кнутом.
К стяжательству воспламенев любовью,
Вы позабыли долг перед Христом,
Да протрубит глашатай повеленье
Остановить резню и разграбленье!»
53.
Умолк и поспешил туда, где граф
Тулузский приходил в себя со стоном.
Меж тем султан, приспешников собрав,
Внушал им нарочито бодрым тоном:
«Слепой Фортуны переменчив нрав,
Зимой мы рады будущим бутонам,
Нам страх застлал глаза и не дает
Увидеть, что ничто нас не убьет.
54.
Достанутся гяурам стены, крыши
И пленники, но город – никогда!
Всесилен город властью, данной свыше,
Сильны защитниками города!
За крепкими вратами крики тише,
Решимость царской гвардии тверда,
Солим под гнетом франков обезлюдит,
В конце концов он снова нашим будет.
55.
Глумливой кучке наглой солдатни
Недолго радоваться изобилью:
В обжорство и разврат впадут они,
Убийствам предаваясь и насилью.
Все промотают в считаные дни,
В руинах сгинут под песком и пылью,
Оставшихся халиф добьет легко,
Он, говорят, уже недалеко.
56.
Накрыть нетрудно камнеметам нашим
Любой квартал, и цель у нас проста:
Мы с высоты господствующей вспашем
Подходы к усыпальнице Христа…» —
Внушал воитель бодрость делибашам,
Меж тем, пройдя пустынные места,
Лазутчик в стойбище многоплеменном
Вел точный счет египетским знаменам.
57.
Из лагеря, как только день погас,
Дорогой, одному ему известной,
Ушел Вафрин и, не смыкая глаз,
Всю ночь пустыней прошагал безлесной.
Явился к Аскелону в ранний час,
Когда Аврора на балкон небесный
Взошла, и, незамеченный никем,
Узрел к полудню яркий блеск эмблем.
58.
Флажки над тысячью палаток вьются —
Зеленый, красный, желтый, голубой!
На всех наречьях крики раздаются
Под барабанный, под тимпанный бой.
Ревут верблюды, кони ржут и бьются,
Трубят слоны с трубою вперебой.
«Вся Азия, вся Африка к Сиону
Стекается», – подумалось шпиону.
59.
Он быстро обо всем разузнает
И прямо в штаб, к шатрам остроконечным,
Где пестрый люд по площади снует,
Открыто с видом шествует беспечным.
Он встречным тьму вопросов задает,