Смешались на просторе необъятном.
Чья кровь щиты и латы залила,
Не догадаешься по свежим пятнам.
Победу Доблесть силится добыть,
Фортуна с Марсом не поймут, как быть.
73.
На ярое противоборство это,
На битву франков и магометан,
Как на арену цирка, с парапета
Смотрел сквозь дымку сизую султан:
Кипела брань на горизонте где-то,
И стан, блестя оружьем, шел на стан,
Беззвучно череда людских трагедий
Вела то к пораженью, то к победе.
74.
В доспехах полных стоя на стене,
За схваткой он следил, завороженный,
Но долго оставаться в стороне
Не мог, кровавой завистью зажженный.
«Эй, ординарцы, шлем скорее мне! —
Приказ из глотки вырвался луженой, —
Небесным вдохновленные Царем,
Мы нынче победим или умрем!»
75.
Была ли воля высшая причиной
Тому, что в сердце нехристя резня
Раздула жар, дабы ярем бесчинный
Был сброшен к вечеру того же дня.
А может, перед близкою кончиной
Судьбу пытал султан и без коня
Рванулся вон, срывая двери с петель,
Каирских войск нежданный благодетель.
76.
Один, без свиты, как простолюдин,
На площадь выскочил из крепкой башни,
На мощный арьергард напал один,
Лавины многотысячной бесстрашней.
Бежит за Сулейманом Аладин,
Забыв об осторожности всегдашней.
Все обезумели перед концом,
Последний трус и тот стал храбрецом.
77.
Так неожиданно сельджук могучий
На франков гибельный обрушил шквал,
Что, видя мертвецов, лежащих кучей,
Никто не видел, как он убивал.
В кварталах нижних под скалистой кручей,
Услышав о сраженных наповал,
В ислам не перешедшие сирийцы
Бежали от безбожного убийцы.
78.
Тулузцев начал он рубить, колоть,
Но устояли всадники и кони.
Сражались вплоть до издыханья, вплоть
До хрипа смертного сыны Гаскони,
Вовек так не терзал живую плоть
Ни вепря клык, ни острый зуб драконий.
Приказ им был твердыню охранять,
Удар пришлось им первыми принять.
79.
Питался свежим человечьим мясом
Клинок никейца, запивая снедь
Горячей кровью. Аладин тем часом
От людоедства начинал пьянеть.
Султан перед Раймундом седовласым
Возник, но не заставил побледнеть
Героя, помнящего без сомненья,
Кто был виновником его раненья.
80.
Франк с турком драться снова был готов,
Но получил удар по прежней ране,
Нет, граф еще не сброшен со счетов,
Он просто стар для молодецкой брани.
Прикрыт тулузец тысячью щитов,
А враг уже забыл о ветеране:
Добыча слишком для него легка,
Он добивать не станет старика.
81.
С другими в поединке рукопашном
Схватился Сулейман – громил, крушил,
Немало славных дел мечом бесстрашным
Он на участке малом совершил.
Как взломщик, брезгуя бедняцким брашном,
Он пищу жирную добыть спешил,
Дабы унять в пустом желудке жженье,
Мечтая в главном прогреметь сраженье!
82.
Через обломки крепостной стены
Он перелез и вскоре вышел к полю,
Где были крики бранные слышны,
Пока у башни бесновались вволю
Непобедившей Азии сыны:
Драчливой горстке выпало на долю
Окончить битву, начатую им,
А франкам думалось: «Не устоим!»
83.
Плацдарм оставить дан приказ гасконцам,
Отходит полк. Все громче лязг стальной,
Все громче крики под слепым оконцем
Жилища, где Танкред лежит больной.
На кровлю поднялся он и под солнцем
Палящим оглядел простор земной:
В развалинах проход увидел узкий,
Где на камнях простерся граф тулузский.
84.
Настал целебной доблести черед
Наполнить грудь дыханьем, кровью – жилы!
Свой щит тяжелый с легкостью берет
Рукой иссохшей выходец могилы,
Меч обнажив, бросается вперед —
Бесстрашье удесятеряет силы!
Путь отступавшим рыцарь преградил,
Израненный нераненых стыдил:
85.
«Остановитесь! Разве не в ответе
Бойцы за командира своего!
Повесят персы щит его в мечети,
Ислама восхваляя торжество.
Когда в Гаскони подбегут к вам дети,
Что сыну вы расскажете его?» —
Тарентец без кольчуги и кирасы
Встал в авангарде христианской расы!
86.
Добротно из семи воловьих шкур
Был скроен щит Танкреда знаменитый,
Для большинства массивный чересчур,
Железом наконечников изрытый.
От стрел, нахлынувших из амбразур,
Он раненому послужил защитой.
Танкред меча из рук не выпускал,
Врагов к лежащему не подпускал.
87.
Встает с камней, залитых кровью черной,
Раймунд, охваченный двойным огнем:
Сбивая пламя слабости позорной,
Пожар отмщенья полыхает в нем.
Старик сильнее силы богоборной! —
Нащупал меч, привязанный ремнем.
Султана не найдя под минаретом,
Он горько отомстит его клевретам!
88.
В атаку поднял аквитанский граф
Своих вассалов с храбростью похвальной,
Бегут сельджуки, битву проиграв,
Триумф сменился паникой повальной.
Удача, твой непредсказуем нрав,
Ты мщенью стала бабкой повивальной!
Стерпел одну обиду храбрый муж
И за нее погубит сотню душ.
89.
Сквозь строй вельмож, сквозь царскую охрану,
Позор смывая с доблестных седин,
К безбожному сионскому тирану
Пробился крестоносный паладин
И в лоб ему нанес за раной рану.
Упал ничком преступный Аладин.
Издох владыка, вопль издав ужасный,
И рот набил землей, ему подвластной.
90.
Что делать персам без царя теперь?
Лишились разума царевы слуги:
Один бросается, как дикий зверь,
На острие меча, другой, в испуге
В слепую стену тычась, ищет дверь
В подножье башни – тщетные потуги!
Победно на плечах у сарацин
Ворвался в цитадель христианин.
91.
По лестнице, усеянной телами,
Вбежал Раймунд, неся крестовый флаг.
Над крышами домов, над куполами
Взвился Победы выстраданной знак.
Два войска салютуют орифламме,
И лишь никеец, ускоряя шаг,
Торжественного гула не услышал:
Не обернувшись, он к сраженью вышел.
92.
Там кровь в кипящем булькала котле,
Там жезл монарший Смертью был присвоен,
Там пасся конь без всадника в седле
Вдали от человечьих скотобоен.
Поводья волочились по земле,
Поймал висящую уздечку воин,
На круп взобрался и понесся вскачь,
Горяч был ветер и скакун горяч.
93.
Броском внезапным оборону скомкав,
Совсем недолго турок бушевал,
Так груду искореженных обломков
Минутный оставляет буревал.
Не перестанет устрашать потомков
И через годы каменный завал.
До тысячи его сразила сила,
Но лишь двоих нам время воскресило.
94.
Союз любви на траурном пиру
На высшие я возведу ступени —
Гильдиппу с Эдуардом изберу
Предметом вдохновенных песнопений.
Пусть к моему тосканскому перу
Влюбленных присоединятся пени:
О вашей смерти вечно плакать им,
Дань вашей славе – дань стихам моим!
95.
Ввязалась христианка в заваруху,
Султану расколола щит она,
Он бросился за ней что было духу
И громко крикнул, встав на стремена:
«Узнал я по доспехам потаскуху,
По мерину узнал потаскуна.
Веретено у кумушки украли,
Как он теперь своей поможет крале!»
96.
Дробя стальную чешую брони,
Палач, взъярясь от бешеной гордыни,
Пронзает грудь, которую одни
Амура стрелы ранили доныне.
Ужель скитаться в гробовой тени
Без милого придется героине?
Поводья выпали из нежных рук,
Прикрыть супругу не успел супруг.
97.
То Жалостью истерзан он, то Злобой:
«Врага, – взывает Злоба, – обескровь!
Потом присмотришь за своей зазнобой».
Подучивает Жалость вновь и вновь:
«Сперва спасти любимую попробуй!»
Обеим услужить велит Любовь.
Рукою левой стан обвил он милый,
Другой рукой удар нанес вполсилы.
98.
Взять верх над супостатом не помог
Совет Любви, опасный, неуместный:
Супруг супругу защитить не смог,
Не смог живым остаться в схватке честной.
Он отбивался, он от пота взмок,
Рукой поддерживая стан прелестный.
Потом культей он пустоту ловил
И, падая, Гильдиппу придавил.
99.
Так льнет лоза к стволу и сучьям дуба,
Пока не вспыхнет молния в грозу,
Пока под острой сталью лесоруба
Не рухнет дуб на бедную лозу.
Сминая ветки, сломанные грубо,
Всплакнет гигант над гибнущей внизу
Заложницей, нечаянно губимой,
Не о себе печалясь – о любимой.
100.
На землю рухнул франк, скорбя о той,
С которой жизнь связал святым обетом.
Гильдиппы вздох прервался хрипотой,
Хрип Эдуарда прозвучал ответом.
Затмился день над рыцарской четой,
Расставшейся навеки с Божьим светом:
В объятьях бренные тела слились,
И души вместе отлетели ввысь.
101.