От стана он теперь уже далеко.
Но каждому, кто подлым обвиненьем
Клевещет на него, рукой вот этой
Берусь я доказать, что тут была
Законная лишь месть за оскорбленье.
Да, государь, не мог племянник мой
Не наказать спесивого Гернанда;
А что тебя ослушался он, в этом
Оправдывать не стану я его».
Готфрид определяет: «Пусть же он
В других теперь местах раздоры сеет;
А мы огонь старательно затопчем,
Чтоб от него ни искры не осталось».
Лукавая красавица меж тем
Раскидывала сети неустанно:
Весь день она искусно расточала
Дары своих неотразимых чар;
Когда же ночь покров спускала темный
Над западным порогом дня, Армида
В палатку удалялась, а за ней
Два стражника и две служанки следом.
Но никакою силою соблазна
Во взглядах ли, в улыбках, иль в речах,
Ни прелестью своей, какой доныне
Еще под небесами не бывало,
Ничем благочестивого Готфрида
Внимание привлечь она не может,
Ничем не может в сердце у него
Зажечь огонь греховных вожделений.
Не удается ей героя сладкой
И пагубной отравой напоить:
Утехами мирскими пресыщенный,
Он отворачивает взор от всех
Коварно предлагаемых приманок.
Его мечты приковывает Небо.
Минуя все ловушки красоты,
Он все ее усилья разрушает.
И нет такой преграды, что Готфрида
Заставила б сойти с тропы Господней.
Преследуя его, свой вид меняет
Армида бесконечно, как Протей:
Ей нипочем сердца мужские ранить;
Но, за щитом небесным, равнодушен
Герой к ее стрелам, и перед ним
Она должна сознать свое бессилье.
Какой удар для красоты, привыкшей
Повелевать чистейшими сердцами!
В досадном изумлении она
К легчайшим обращается победам.
Так полководец опытный, щадя
Без пользы убывающие силы,
Осаду прекращает и отвагу
На поприще иное направляет.
Такую ж и Танкред являет стойкость;
Другое чувство в сердце пламенеет
И доступа для нового уж нет.
Так древле Митридат от ядов ядом
Берег себя. Но эти двое только
Армиде и противятся упорно:
Всех прочих пожирает невозбранно
В ее глазах сверкающий огонь.
Неполная победа униженьем
Ей кажется в гордыне непомерной,
И тем лишь утешается она,
Что остальные все в ее оковах.
Пока ее намеренья не вскрыты,
Сманить она мечтает за собою
Влюбленных в безопасные места,
Где цепи им готовятся иные.
И скоро день, назначенный Готфридом
Для помощи обещанной, настал.
Тогда она почтительно к герою
Подходит со словами: «Государь,
Пришла пора исполнить обещанье;
Тиран, едва узнает, что ищу я
Поддержки у тебя, вооружится,
И нам его врасплох уж не застать.
Пока еще молвы неверный голос
Иль верный соглядатаев донос
Его не предуведомил, дозволь
Десятерым отправиться со мною.
Коль Небо и поныне благосклонно
К невинности, я на престол воссяду
И подданной покорной за тобою
Последую и в мире, и в войне».
Сказала; и не может уж Готфрид
Отвергнуть просьбу, слова не нарушив.
Царевны нетерпенье принуждает
Его скорее выборы назначить,
Чего бы так хотел он избежать.
Но каждый домогается попасть
В избранники, и их соревнованье
Становится докучным напоследок.
Армида, видя это, разжигает
Еще сильнее пылкое желанье;
Вонзает в их сердца она боязни
И ревности убийственное жало.
Спокойная любовь, как ей известно,
В бездейственной истоме засыпает.
Так бег свой ускоряет борзый конь,
Чуть впереди иль сзади топот слышит.
Нежнейшие улыбки, взгляды, речи
Она хитро и ловко расточает;
И нет ни одного среди влюбленных,
Чтоб втайне не завидовал другому.
С боязнью в каждом борется надежда.
Теряя стыд, безумные толпой
Спешат на взгляд ее, и их напрасно
Пытается Готфрид остановить.
Всем угодить желая, он за них
Стыдится и на них же негодует;
И потеряв надежду побороть
Слепое, безрассудное упорство,
Им выход предлагает. «Бросьте в урну
Записки с именами, – говорит, —
Старательно их там перемешайте,
И как решит судьба, пусть так и будет».
Написаны тотчас же имена,
И в урну все опущены записки;
Перемешав, их вынимают: первым
Идет Артемидор, вторым – Герард,
А третьим – Венцеслав, тот Венцеслав,
Что был примером мудрости когда-то,
Теперь же, убеленный сединами,
Посмешищем в делах любовных служит.
Какое торжество, какая радость
На лицах трех избранников счастливых!
Глаза сияют пламенным восторгом,
Которым переполнена душа.
Чьи имена еще скрывает урна,
Те чувствуют, как их сердца трепещут:
Мрачит их взгляды ревность, и решенья
Судьбы они, как приговора, ждут.
Гастон четвертым, пятым Олдерик,
Шестым Рудольф, Вильгельм из Руссильона
Седьмым, восьмым баварец Эверард
И Генрих, что из Франции, девятым;
Последним возглашается Рамбальд:
Преступною любовью опьяненный,
Отрекся он от веры христианской,
И Божий воин Божьим стал врагом.
И ревностью и завистью горя,
Проклятья шлют Фортуне остальные;
Тебя, Амур, винят, зачем их участь
И мощь свою слепым рукам ты вверил.
Запретного желанья став добычей,
Судьбе в противность многие хотят
Последовать украдкой за Армидой
И мрака лишь ночного ожидают.
Делить ее пути и презирать
Опасности в боях они клянутся.
И вздохами своими, и речами
Она все больше страсть их распаляет:
То одному промолвит, то другому,
Как с ним ее разлука тяжела.
Избранники меж тем уже готовы,
И им Готфрид дает наказ последний.
Разумный вождь их предостерегает
От козней вероломного народа;
Он учит их, как избегать ловушек
И как оберегать себя от бед.
Но все советы по ветру несутся,
Амур же издевается над ними.
Вот, наконец, прощаются. Зари
Не ждет нетерпеливая Армида.
Уходит с торжеством она и пленных
Соперников уводит, как добычу.
Оставшихся поклонников толпа
Жестокие испытывает муки.
Но чуть под сенью черных крыльев ночи
Безмолвие и сны сошли на землю,
Как большинство влюбленных поспешило
По роковым следам покинуть стан.
Из них Евстахий первый: он едва
Дождаться ночи в силах и во мраке,
Пылая нетерпеньем, наугад
Шагает за своим слепцом-вожатым.
Всю ночь блуждает он и, наконец,
Когда восток зарею вспыхнул, видит
Армиду и товарищей в селенье,
Что было им приютом для ночлега.
И к ней он устремляется. Рамбальд
Узнал его тотчас же по доспехам:
«Что привело тебя сюда? Кого
Ты ищешь здесь?» – «Армиду. Если мною
Она не погнушается, не будет
Защитника храбрее и раба
Вернее у нее». – «Кто ж призывает
Тебя на подвиг доблестный?» – «Любовь.
Любовью избран я, а ты – Фортуной.
По-твоему, из нас двоих кто больше
Имеет прав на оба эти званья?» —
«Твои права не стоят ничего.
Не будучи на то уполномочен,
Напрасно ты старался бы втереться
В среду законных мстителей царевны». —
«Э, кто мне помешал бы в этом?» – «Я».
И с поднятым мечом Рамбальд навстречу
Евстахию идет; равно отважный,
К Рамбальду приближается Евстахий.
Но, руку протянув, Армида взглядом
Удерживает пылкое движенье.
«Прошу тебя, – Рамбальду говорит, —
Позволь при мне товарищу остаться,
Чтоб лишний был защитник у меня.
Коль дорого тебе мое спасенье,
Зачем мою опору ослаблять?»
Евстахию потом: «Я благодарна
Судьбе за то, что послан ты ко мне.