Где действует губительно машина,
Они мешки подвешивают с шерстью,
И сила разрушительная в них,
Задерживаясь, будто утопает.
Клоринда между тем спустить успела
Семь раз уж тетиву свою; семь раз
Ее стрела уж рассекала воздух
И напивалась кровью христианской.
И не случайно жертвы амазонка
Себе в громаде войска выбирает:
Нет, головы прославленные только
Влекут к себе ее зловещий взор.
И первою стал жертвою ее
Наследник-королевич Альбиона:
Едва лишь из рядов он показался,
Как страшною стрелою был настигнут;
Она ему впилась глубоко в руку,
Хотя и защищенную металлом,
И, немощный, он покидает бой,
Дрожа от боли меньше, чем от гнева.
В страданьях вздох последний испускает
На гребне рва граф д'Амбуаз; Клотарий
На лестнице уже смертельно ранен;
В то самое мгновение, когда
Граф Фландрский сам орудует тараном,
Вдруг боль в руке он ощущает. Тщетно
Он силится извлечь стрелу из раны:
Пернатая засела прочно в ней.
Как зритель, Адемар неосторожный
Присутствует при бое: роковая
Стрела ему вонзается в лицо;
Подносит руку быстро он, чтоб вырвать
Стрелу долой, но уж летит вторая,
И уж к лицу пригвождена рука.
Он падает и утоляет жажду
Двух женских стрел епископскою кровью.
Отважный Паламед, зубцов стены
Достигнув, на нее заносит ногу;
Но в тот же миг Клоринда в правый глаз
Ему седьмой подарок посылает,
И, голову пронзив насквозь, выходит
Стрела через затылок вся в крови.
К подножию стены, его взманившей,
Летит назад он телом бездыханным.
Тем временем Готфрид уж порождает
Средь осажденных новую тревогу:
Страшнейшую из всех своих машин
Велит он подкатить к одним воротам.
То башня деревянная такой же,
Как стены, вышины; по сторонам
Оружие и воины в ней скрыты,
Внизу же к ней приделаны колеса.
И дротики и стрелы смертоносным
Дождем наружу сыплются из башни:
Похожая на судно, что стремится
Другое взять на абордаж, она
Старается к стене примкнуть вплотную;
Но, кольями и пиками ее
Встречая, осажденные упорно
Ей не дают к ним подкатиться близко.
От стрел темнеет воздух. Сарацины
Летят долой, как листья иль плоды,
Сбиваемые бурею; потери
Они несут сильней, чем христиане.
От бегства Сулейман неустрашимый
Удерживает тех лишь, кто храбрее;
Аргант, бревно из башни вырвав, им же
Отталкивает башню от стены.
Клоринда к ним подоспевает также,
Чтоб с ними все опасности делить.
Тем временем другие христиане,
И длинные и острые взяв косы,
Перерезают ими те веревки,
Что служат шерстяным мешкам поддержкой:
Тогда неприкрепленные мешки
Все валятся и обнажают стену.
Вся в трещинах, колеблется стена;
Готфрид, щитом прикрытый, к ней подходит
И видит Сулеймана, что поспешно
Спускается, чтоб защитить пролом;
Клоринда же и с ней черкес на тех же
Местах, где были раньше, остаются.
И пламя благородное в тот миг
Готфридово охватывает сердце.
И, к верному Сигьеру обернувшись,
Что лук его и щит не столь тяжелый
Несет за ним, он говорит: «Дай мне
Оружие полегче, я желаю
Через пролом ступить на стену первым;
Пришел мой час, пора и мне начать
И подвигом каким-нибудь блестящим
Явить свою отвагу в этой битве».
Едва сказал, как уж стрела летит
По воздуху к нему с зловещим свистом
И, впившись в ногу, нервы разрывает
Ему со страшной болью. О Клоринда,
Твоя рука разит, тебе и честь;
И если этот день для сарацинов
Не стал еще днем гибели и рабства,
Тебя они должны благодарить.
Герой, пренебрегая тяжкой раной,
Отнюдь не замедляет наступленья:
Он всходит на развалины стены
И воинов зовет вслед за собою;
Но каждый шаг ему трудней дается:
В конце концов от боли нестерпимой
Невольно подгибается нога,
И вынужден он прекратить атаку.
Он Гвельфа благородного к себе
Рукою подзывает. «Перед раной, —
Он говорит, – я немощен, как видишь;
На время заступи меня: вернусь
К тебе я скоро». С этими словами
Он на коня садится через силу,
Но отступленье скрыть ни от своих,
Ни от врагов ему не удается.
С ним и латинян счастье исчезает.
В неверных пробуждается отвага,
И окрыляет их надежда снова;
А в то же время смелость христиан
Опору под собой теряет быстро:
Не так уже стремителен их натиск,
Не так проворен меч в руках и даже
Как будто замирают звуки труб.
Вновь на валах являются отряды,
Которых страх опасности прогнал:
При виде ужасающей Клоринды
И женщины оружие хватают.
Бегут они, как фурии, туда же
И дротики и стрелы мечут сверху;
Чтоб стены отстоять, они готовы
И головы свои на них сложить.
Сам Гвельф, отважный Гвельф, повален наземь:
Судьба его избрала средь бойцов,
В него издалека направив камень.
Меж христиан все крепнет смертный ужас,
А меж неверных все слабеет он.
За Гвельфом вслед тотчас же и Раймунда
Удар такой же точно поражает,
И на земле он так же распростерт.
Не ведающий трепета Евстахий
Уже готов подняться изо рва;
Но в эти злополучные мгновенья
Ударов не наносят сарацины
Иных, как насмерть или с тяжкой раной.
Совсем уж опьяненный от успеха
И вдвое возгордившийся черкес
Обиды полный голос возвышает:
«Здесь не Антиохия вам, не ночь,
Что к воровским проделкам благосклонна;
Здесь ясный день, народ здесь пробужденный,
Иная здесь война, иные схватки.
И где ваш пыл, где алчность ваша, трусы?
Как баб, морит вас первая усталость;
Едва начать вам приступ удалось,
Уж вы его и прекратить готовы».
В нем ярость разгорается: пространство
Обширное, что он обороняет,
Как поприще для подвигов ему
Уж тесным кажется. Через обломки
Стены он устремляется наружу
И голосом кричит громоподобным:
«Вот, Сулейман, и место нам, и время
Явить перед врагами нашу мощь.
Удерживает что тебя? Чего
Боишься ты? За этими стенами
Иду искать я славы в чистом поле:
Иди за мной, коль смелости хватает».
Сказал; и вот уже наперегонку
В открытый бой спешат и тот и этот:
Один снедаем яростью, другой
Задет пришельца вызовом обидным.
Они на изумленных христиан
Нежданно нападают, колют, рубят,
Щиты и шлемы вдребезги разносят,
Перерубают лестницы, тараны
Ломая, опрокидывают наземь
И укрепленье новое взамен
Разрушенного вала воздвигают
Из мертвых тел, обломков и остатков.
Те воины, которых побуждала
Отвага одолеть твердыню вражью,
Уж более не льстят себя надеждой
Войти как победители в Солим.
Нет сил у них и защищаться даже,
И ярости безумной двух героев
Они в добычу отдают машины,
Как ни на что теперь не нужный хлам.
Соперники неистовые бурной
Свирепости своей препон не знают;
Зовут они себе на помощь пламя
И факелы горящие несут,
Осадную поджечь желая башню.
Так некогда изображали фурий,
Со змеями и факелами в мир
Из Тартара несущих истребленье.
Танкред бесстрашный видит наконец
Разгром, произведенный грозной парой,
И пламя, угрожающее башне.
Как вихрь он налетает на обоих:
Стремительная смелость заставляет
Их отступить, искать спасенья в бегстве
И ужас испытать самим такой же,
В какой они повергли христиан.
Пока, весы колебля, чередует
Удачи с неудачами судьба,
Готфрид в сопровожденье Балдуина