И верного Сигьера входит в ставку.
Спешат к нему друзья. Он в нетерпенье
Из мяса вынуть силится стрелу;
Но дерево ломается, и в ране
Железный наконечник остается.
Немедленно пустить он хочет в ход
Все средства, чтоб скорей извлечь железо;
Чтоб рану развернули острой сталью
И все ее исследовали складки.
Он говорит: «Верните в бой меня;
Я должен завершить его сегодня».
И, на копье всем телом опираясь,
Под нож он подставляет ногу смело.
И старец Эротим стал применять
К нему свое врачебное искусство:
Он изучил и свойства трав целебных,
И свойства вод, и их употребленье.
Любимец муз, он воспевал героев
И славные деянья их бессмертия:
Но все же больше склонен был к тому,
Чтоб силы возвращать недужным смертным.
Готфрид стоит недвижно с твердым взглядом,
Не помраченным болью; Эротим же,
По локоть руки обнажив, то травы
Прикладывает к ране, чтоб стрелу
Понудить выйти, то ножом покрепче
Старается ее прижать и вынуть:
Но все его усилия бесплодны,
Как бесполезны средства все его.
Стрела его стараний знать не хочет,
Судьба к его моленьям непреклонна;
А между тем, разбережая рану,
Доводит боль он до смертельных мук.
В конце концов тот ангел, что герою
В охрану дан, летит на гору Иду
И ясенец сбирает там, растенье
Целебное с пурпуровым цветком.
Природа указала диким козам
На средство благодетельной травы;
Они себе в ней исцеленье ищут,
Когда стрела вонзается в их тело
И разрывает мясо. Ангел эту
Траву приносит и рукой незримой
Выдавливает соки из нее
В ту воду, что припасена для раны.
Туда потом он прибавляет также
Святой струи лидийского фонтана
С душистой панацеей; старец воду
На рану льет, и вдруг стрела выходит:
Ни крови нет, ни боли; снова бодр
И свеж Готфрид. И восклицает лекарь:
«Не моему искусству ты обязан,
Не смертного рукой ты исцелен.
Я в этом чуде вижу помощь свыше,
К тебе слетел, бесспорно, ангел Божий;
Теперь свободен ты, бери свое
Оружие и возвращайся к славе».
Готфрид, пылая рвением, уже
Надел свою пурпуровую обувь,
Уже схватил копье и меч, и воздух
Уже на шлеме перьями колышет.
Сопутствуемый тысячным отрядом,
Он к городу идет; от тучи пыли,
Что поднимают воины с земли,
Темнеют небеса; дрожит земля.
Издалека героя примечают
И узнают враги: внезапный ужас
Охватывает их и леденит.
Готфридов голос трижды раздается.
От этих гордых звуков, этих криков,
Что призывают к битве, воскресает
Отвага в христианах, и они
К оставленным стенам спешат обратно;
Но Сулейман с черкесом уж засели
В развалинах, чтоб не пустить в пролом
С отрядом налетевшего Танкреда.
Готфрид, в броню закованный, подходит
И с видом, наводящим страх и трепет,
Молниеносный дротик, размахнувшись,
В черкеса вдруг бросает: и таран
Такую быстроту не мог придать бы.
Оружие летит, как вестник смерти,
С ужасным шумом, но Аргант бесстрашный
Спокойно щит уж держит наготове.
И щит пронзен, и латы; равнодушный
К царапине, Аргант Готфриду дротик
Назад шлет с криком: «Получи свое
Обратно!» Но герой, пригнувшись низко,
Удара избегает; дротик в глотку
Вонзается Сигьеру: умирая,
Являет радость преданный слуга,
Что спас своею смертью господина.
И в то же время камнем Сулейман
В вождя невстрийцев попадает метко;
Вокруг себя не раз перевернувшись,
Тот падает на землю бездыханным.
Готфрид, пылая мщением, хватает
Оружие его, бежит к стене,
Врывается в развалины, как буря,
И бой ведет лицом к лицу с врагами.
В ожесточенной схватке расточает
Удары он один страшней другого;
Но ночь, исподтишка подкравшись, землю
Окутывает темной пеленой:
Смиряющие тени, наконец,
Кладут предел смертельной распре смертных;
Приходится Готфриду завершить
Кровопролитный день и в стан вернуться.
Но, прежде чем уйти, велит туда
Перенести он раненых, а также
От ярости врагов, насколько можно,
Сберечь машин остатки и обломки;
Осадная же башня, этот ужас
Неверных, хоть повреждена немало,
Но держится еще и может снова
На гибель осажденным послужить.
Она катилась по полю и скоро
Была уж под защитою окопов;
Но как ветра и бури победив
И к пристани идя, вдруг судно на мель
Садится или гибнет на скале,
Как бездны и потоки одолевший
Шатается и падает нежданно
Совсем у дома конь изнеможенный,
Так на бок наклоняется вдруг башня,
С которой столько связано надежд:
Два колеса ломаются под нею
И, подгибаясь оба, заставляют
Ее в пути на воздухе повиснуть
И неизбежно быстро разрушаться;
Тотчас ее подхватывают, ставят
И держат в ожидании починки.
Желательно Готфриду, чтобы к утру
Она была приведена в порядок,
И страже, к ней приставленной, герой
Беречь ее приказывает строго;
Стук молотков, однако же, и крики
Работающих слышат с укреплений,
И сразу сотни факелов зажженных
Врагам работы тайну выдают.
ПЕСНЯ ДВЕНАДЦАТАЯ
Несется ночь на черной колеснице;
Но вовсе не смыкают глаз и стан
И город. Христиане под надежной
Охраной все работы продолжают;
Неверные восстановляют также
Разрушенные стены и валы.
И в то же время ранами своими
И те и эти заняты прилежно.
Все раны перевязаны. Текут
Часы, не прерываются работы;
Но рвение к ним гаснет понемногу:
И тишина и тьма зовут к покою.
Одна лишь амазонка, в вечной жажде
И подвигов и славы, неустанно
Рабочих побуждает. С ней Аргант,
И говорит она себе неслышно:
«Аргант и повелитель турок нынче
Явили чудеса отваги оба:
Одни дерзнули выйти из-за стен
И обратить в куски снаряды вражьи,
А я вдали от боя, под прикрытьем,
Искусною стрельбою отличалась,
И в этом слава вся моя: ужель
На это только женщина способна?
Ах, лучше бы, среди стольких героев
Души своей ничтожной не являя,
Ушла в леса и в горы я и там
В зверей бы диких стрелы запускала!
Иль, в женские одежды облачившись,
Скрывалась бы в убежище надежном!»
Вдруг, мыслью озаренная, Клоринда
Выходит из раздумья, восклицая:
«Давно уж, государь, моя душа
Томится жаждой подвига такого,
Что дерзостью затмил бы все другие;
И вот что мне, не знаю, Провиденье ль,
Гордыня ли моя, сейчас внушает:
Пойти с мечом и с факелом к врагам
И башню сжечь; мой подвиг будет в этом,
А остальное все – во власти Неба.
И если мне не суждено вернуться,
Тебе своих я спутниц поручаю,
А также и того, кто был ко мне
Отечески и нежен и заботлив.
Отправь в Египет и сироток бедных,
И старца, удрученного годами.
Молю, будь милосерд к ним, государь:
И пол и возраст этого достойны».
Арганта изумленного пронзает
Из сердца амазонки жало славы,
И говорит он: «Ты пойдешь туда,
Меня же бросишь здесь, как рядового?
И мог бы я издалека спокойно
Огнем, тобой зажженным, любоваться?
Нет, нет! Доныне я делил твои
Опасности и до конца желаю
С тобой остаться в славе или в смерти.
Не меньше твоего вот это сердце
Опасность презирает; как прекрасно
Жизнь выменять на честь, я знаю так же».
Клоринда же ему: «Ты доказать
Сумел нам это вылазкой бессмертной;
Но что потеря женщины Солиму?
В тебе ж (да отвратит несчастье Небо)
Какую он утрату понесет!» —
«Напрасно ты пытаешься умерить