Я службу больше не хочу нести.
Отныне без меня трубите зорю!
Я званья рыцаря не опозорю».
82. Евстахий стал отстегивать доспех,
Но крепко паладины зашумели:
«С Евстахием нас верный ждет успех,
Вперед на штурм дворцовых подземелий!» —
«Идти я не желаю против всех, —
Промолвил Готфрид, – но предвижу мели
В бездумном вашем плаванье, друзья,
Вам поневоле уступаю я!
83. Прошу вас помнить о моем совете:
Умерьте пыл!» – и к небу перст вознес,
Взирая с грустью, как в златые сети
Летят герои, опьянев от грез.
Ах, есть ли что-нибудь на белом свете
Недостижимое для женских слез!
На каждое влюбленное сердечко
Надета сладкогласная уздечка.
84. Вернуть Евстахий странницу велит
И говорит с напыщенным величьем:
«Падет к ногам твоим измаилит,
Попросишь – втрое помощь увеличим!»
Взглянула – и небесный свет разлит
Над слезной дымкой по щекам девичьим:
Влюбленный луч, заботлив, золотист,
К заплаканным щекам поднес батист:
85. «Спасибо, братья, за добросердечье,
Поддержки не бывает горячей,
Вас будет славить племя человечье!» —
Слова ее журчали, как ручей,
И жестов бессловесных красноречье
Затмило пафос пламенных речей.
Армида с ролью справилась неплохо —
Глупцы не заподозрили подвоха.
86. Везеньем редкостным ободрена,
Коварный замысел Архизлодея
Осуществить торопится она:
Ничем, по сути дела, не владея,
Красой добиться большего должна,
Чем колдовством Цирцея и Медея,
Волшебным убаюкать голоском
Толпу, идущую за ней гуськом.
87. Наукой обольщения могучей
Вольно колдунье завлекать сердца,
В запасе у нее на каждый случай
Иное выражение лица:
То смотрит исподлобья туча тучей,
То шутит и смеется без конца.
Разгорячившихся удержит в шорах,
Ленивым не дает забыть о шпорах.
88. И ежели какой-нибудь простак
Взбрыкнет, любовную срывая сбрую,
Ему колдунья улыбнется так,
Что упряжь он возьмет себе вторую
И в предвкушенье ласковых атак
Прошепчет: «Я чертовку очарую!»
Растает неуверенности лед,
Надежда в облака стремит полет!
89. Иное дело, если волокита
Летит, как парусник на всех ветрах.
Такому, оглядев его сердито,
Она внушит подобострастный страх,
Но даже в нем надежда не убита:
На жалость уповает вертопрах,
Захваченный счастливою погоней, —
Чем холодней она, тем он влюбленней!
90. То вдруг от шумных сборищ вдалеке
Стоит и, кажется, сейчас заплачет,
Но ни одной слезинки на щеке —
Притворным горем рыцарей дурачит!
А рядом плачет войско и в реке
Соленой жалостные слезы прячет:
Там наконечники смертельных стрел
Закаливает ветреный пострел.
91. То неожиданно развеселится,
От пылкого вниманья без ума.
Надеждой снова озарились лица,
Вокруг живые речи, кутерьма,
А прежние страданья – небылица!
Сквозь толщу туч, которую сама
Она в сердцах поклонников сгустила,
Ее глаза горят, как два светила!
92. Воркует хохотунья посреди
Безумцев, от двойного счастья пьяных,
И душу вырывает из груди
У тех, кто, корчась в муках постоянных,
От ревности умрет, того гляди.
Амур не слышит воплей покаянных:
Любовь расщедрилась на желчь и мед —
Не хворью, так лекарствами доймет!
93. Не знают, плакать им или смеяться,
Поклонники меж пламенем и льдом,
На что им уповать, чего бояться?
Спектакль своим проходит чередом.
Так дергают за ниточки паяца,
На пытку сетует он со стыдом
И слышит в завереньях бесконечных:
«Я не искушена в делах сердечных!»
94. Скрывая стужу в сердце и очах,
Замрет плутовка, опустив ресницы.
Любой бы сад от холода зачах,
Но щеки девы ярче багряницы.
Так иней загорается в лучах
Новорожденной розовой денницы,
Армида равнодушна к похвалам —
Стыдлива, но с презреньем пополам!
95. Поклонника любовных песнопений
То избегает, то зовет она,
Его признанья выслушав и пени,
Вдруг гонит прочь, как будто смущена.
В отчаянье охотник, лошадь в пене:
За дичью он гонялся дотемна,
А хитрая лисица где попало
Его водила и потом пропала.
96. Смирился с рабством старый ротозей
И юноша совсем еще незрелый,
Был Купидон среди ее друзей —
Он с радостью вручил ей лук и стрелы.
Так в древности был побежден Тезей
И Ахиллес, в любви поднаторелый.
Не стоит удивляться, что проник
В Христово войско ловкий озорник!
Песнь пятая
1. Влюбляет армию в себя Армида,
Страданья, чувства для нее ничто,
Пойдут с колдуньей хоть под свод Аида
Уже не десять латников, а сто!
Такое предприятье – не для вида —
Возглавить должен кто-нибудь, но кто?
От полководца рыцари удачи
Ждут разрешенья каверзной задачи!
2. Ключ подыскало небо к тайнику
И подсказало выход суверену:
Пусть сами воины в своем полку
Найдут Дудону павшему замену.
«Беды на войско я не навлеку
И самолюбья братьев не задену» —
Так он решил, передоверив труд
Тому, кого они же изберут.
3. Он рыцарей созвал и властным тоном
Им объявил: «Я обещал не раз
Царевне овладеть дамасским троном,
Но в должный день, и это не отказ!
Я непоколебим в решенье оном
И, как в былом, поддержки жду от вас,
Поскольку ничего нет неизменней
В умах людей, чем перемена мнений.
4. Однако, если ваш высокий ранг
Не позволяет счесть сию затею
Рискованной для рыцарских фаланг,
Я с вами препирательств не затею.
Будь предо мною самый знатный франк,
Скажу я гордецу и богатею:
„Опасна авантюрная звезда,
Но мой совет не кнут и не узда!“
5. Не уходить я вам даю свободу
Или уйти, но прежде, чем уйти,
В своих рядах вам должно воеводу
Взамен вождю убитому найти.
Счастливцев, подготовленных к походу,
Он отрядит числом до десяти.
Другого не назначу я условья —
Не сторож я для вольного сословья».
6. Ответил полководцу младший брат:
«Ты мудр и с глупою не дружишь спешкой!
Твой долг – вести войска в обход преград,
А в молодых клокочет кровь: „Не мешкай!“ —
Азартный вызов нам милей стократ!
Боюсь, как бы презрительной усмешкой
Не оскорбила нас Европа вся,
Тебя за трезвый ум превознося!
7. Дамаска штурм не назовешь забавой,
Но выгоду сулит его разгром.
Так пусть же лучшие на бой кровавый
Уйдут, как ты велишь, вдесятером».
Евстахий притворялся, что за славой
Гоняется и за чужим добром.
Был окрылен в его отряде каждый
Не жаждой подвига – любовной жаждой!
8. Червь ревности Евстахия снедал:
Ринальда он оглядывал с обидой,
Так был негодник статен и удал!
«Не увязался б только за Армидой
И этот захудалый феодал! —
Так думал принц. – Нет, сколько ни завидуй,
В доверье к выскочке придется влезть,
А значит, хитрость применить и лесть».
9. «Ринальд, ты к подвигам на бранном поле
Шагаешь по родительским следам!
Вождя в Дудоне чтил я поневоле
Из уваженья к прожитым годам.
Кто лучше подойдет для этой роли?
Кому сегодня голос я отдам?
Я, полководца брат единокровный,
Отныне твой вассал беспрекословный.
10. Дудона пост и славу заодно
Я жертвую тебе без возражений,
Бульонский герцог уступил давно
Тебе главенство на полях сражений.
Итак, ты остаешься, решено!
Блажен защитник слабых, но блаженней
Поборник чести и высоких нужд:
Он искренне путей полночных чужд!
11. Блеснуть у нас всегда найдется повод,
Собратьев я уговорил почти,
Есть у меня для них весомый довод:
Ринальд, один ты стоишь десяти!
Меня же искусал сомнений овод,
Остаться или все-таки уйти…
Я сдержанность твою ценю, однако:
Молчи, покуда не подам я знака».
12. Умолк Евстахий, покраснев как рак.
В душе его читая без ошибки,
Ринальд чуть не сказал: «Достойный брак!»
И рот чуть не скривил в полуулыбке.
Амур ему не друг был и не враг,
Он юношу щадил при всякой сшибке:
Герой ревнивой страстью не пылал
И за Армидой гнаться не желал.
13. Он был сражен Дудоновой кончиной,
Убийство как бесчестье пережив.
Шептал себе сквозь слезы: «Будь мужчиной!» —
Негодовал, что беззаконник жив!
Евстахий, похвалой небеспричинной
Юнцу мечтами голову вскружив,
В душе неопытной затронул струны
Тщеславные – поддался рыцарь юный.
14. Запальчиво вскричал он: «Предпочту
Я всем чинам, регалиям и званьям
Покорное служение Христу,
Но если братья с честным упованьем
Мне славу прочат на таком посту,
Я их не оттолкну с негодованьем.
Меня за доблесть рыцарская знать
Готова главарем своим признать!