15. И если полк согласьем мне ответит,
Тебе в Дамаск уйти я помогу!»
Евстахий верит, что помех не встретит:
В товарищеском ищет он кругу
Поддержки, но на то же место метит
Гернанд, в чьем сердце не нашла слугу
Любовь – он за коварной чаровницей
Не побежит прочь от иных амбиций!
16. Восславил не один норвежский скальд
Гернанда род, гордиться заповедав
Страной, где сосны, холод и базальт,
Страной-соперницей датчан и шведов.
Гордился славой собственной Ринальд,
Не похваляясь подвигами дедов,
Хотя в роду его за сто веков
Не счесть ни мудрецов, ни смельчаков.
17. Увы, для принца северной державы
Все счастье было в землях и казне.
Любого королевства вензель ржавый
Он солнцем почитал в голубизне.
Не ветеран, не дьявол моложавый —
Мальчишка, отличившийся в резне,
Претендовал на званье капитана —
Как он возненавидел шарлатана!
18. Проведали об этом духи зла,
И в грудь Гернанду из глубин Аверна
Змеей неслышно ярость заползла.
С тех пор в душе его гнездилась скверна,
Не ослабляя скользкого узла.
Ее одну он слушал легковерно.
«Тебя щенок безродный перешиб! —
Нашептывал ему змеиный шип. —
19. Себя причислил к знати родовитой
Нелепый выскочка, но чем он горд?
Когортой предков, лаврами увитой?
Но где поместья у его когорт?
Как смеет он с твоей живою свитой
Умерших предков сравнивать эскорт?
Не слишком ли заносчив раб, взращенный
В своей Италии порабощенной!
20. Молокосос – соперник твой в борьбе?
Какими побужденьями он движим?
Не промелькни Ринальд в твоей судьбе,
Кто вспомнил бы о наглеце бесстыжем?
Дудона пост по рангу был тебе —
Каким теперь он окружен престижем?
Он тем уже унижен, что холоп
Под командирский шлем подставит лоб!
21. И если правда, что умерших души
Читают наши мысли и слова,
Себе, зажмурясь, затыкает уши
Старик Дудон, устав от хвастовства
Юнца, кричащего о жирном куше,
Мужлана, предъявившего права
На жезл заслуженного полководца, —
Нам грубияна проучить придется!
22. Пусть многие считают, что он прав,
И рукоплещут, как по уговору,
Пусть, веру, совесть и закон поправ,
Ринальд прислужников скликает свору,
Запомни: ты лишен исконных прав,
И Готфрид попустительствует вору.
Ты должен показать, спасая честь,
На что способен ты и кто ты есть».
23. Как факел, сотрясаемый во мраке,
В Гернанде вспыхнул гнев от этих слов.
От раздраженья стыд забыл он всякий,
Ругался, как последний сквернослов.
С восторгом слушали его зеваки:
Громил, клеймил, язык перемолов,
И выставил предметом посмеянья
Ринальда благородные деянья.
24. Любой высокий, бескорыстный жест
Гордец в Ринальде объявил пороком,
Свою же зависть выдал за протест
И сдобрил ложью, будто ненароком.
Он знал, что итальянцу надоест
Издевки слушать на плацу широком,
К тому же перепетые толпой, —
Навстречу смерти шел он, как слепой.
25. А бес шептал: «Почаще пекло радуй!
Мы жару поддадим из-под земли,
Я громкой осажу его тирадой,
А ты губами только шевели!»
Обширное ристалище оградой
У въезда в лагерь франки обнесли.
Там копья рыцари в мишень метали
И мышцы упражняли для баталий.
26. Не мог предвидеть бесов ученик,
Что гибель встретит он на этом поле.
Авернской жёлчью брызжет клеветник,
Для ран душевных не жалеет соли.
Ринальд внезапно перед ним возник,
Он ярость сдерживать не в силах боле,
Ему противен наглый пустозвон.
«Ты лжешь, Гернанд!» – и меч из ножен вон.
27. Раскатом грома грянул гордый вызов,
Стальная молния, пронзая твердь,
Взвилась над вязью рыцарских девизов,
Норвежец задрожал, почуя смерть,
Но на глазах у графов и маркизов
Бежать не мыслил и, прямой, как жердь,
Стоял, не делая назад ни шагу,
Изображая на лице отвагу.
28. И в тот же миг фонтан слепящих брызг
От вынутых мечей забил повсюду,
Приспешники, презрев смертельный риск,
В тысячегрудую смешались груду.
Железных лезвий лязг, и звон, и визг
Невнятно вторили людскому гуду,
Свирепому, как гул морских валов,
Перекрывающий разгул ветров.
29. Дорогу преградили с грозным криком
Ринальду оскорбленному враги,
А он идет навстречу острым пикам:
«Беги, обидчик! Супостат, беги!» —
Сверкающим мечом, как в танце диком,
Описывает жуткие круги
И вырастает мстителем победным
Один – лицом к лицу с Гернандом бледным.
30. Теперь он не отступит ни на пядь,
Норвежца бьет то слева он, то справа,
Вперед ныряет, подается вспять,
Как будто даже в гневе мыслит здраво!
Врасплох Гернанда застает опять,
Еще мгновенье – и близка расправа:
Теснит, то в голову, то в грудь разя, —
Куда ударит, предсказать нельзя!
31. Вот наконец он сделал выпад ложный
И принцу дважды в грудь вонзил клинок.
Душа ушла, а следом дух вельможный —
Мертвец остался дважды одинок.
Убийца меч вложил обратно в ножны,
Взглянул на тело мертвое у ног
И ускакал, изгнав из сердца сразу
Таимый гнев и ярости заразу.
32. В тревоге вышел Готфрид из шатра,
Заслыша необычный шум снаружи,
К ристалищу спускается с бугра:
Гернанд валяется в кровавой луже.
Власы в грязи, две раны у ребра,
Толпа рыдает об убитом муже.
Воскликнул вождь: «Кто смел надеть броню
И упражненье превратить в резню?»
33. Арнальд, Гернанда спутник постоянный,
Ответил, умолчав про клевету:
«Бертольда сын, преступник окаянный,
Убийца, говоря начистоту,
На слуг Христовых, бесом обуянный,
Обрушил меч, обещанный Христу,
Недавний твой декрет нарушил грубо,
Да покарает Небо душегуба!
34. Он жизни должен быть самой лишен,
А не добычи, званий и поместий,
Проступок богомерзкий совершен
В ненарушаемом, сохранном месте,
Иначе, Готфрид, твой закон смешон,
И завтра каждый под предлогом мести
Начнет чинить над войском самосуд,
И нас ничьи декреты не спасут.
35. Не будет распрям рыцарским предела
Благочестивой миссии во вред.
Гернанд, чья плоть еще не охладела,
На поединки соблюдал запрет…» —
«За честь свою стоять – святое дело!» —
Досадливо прервал его Танкред, —
На друга Готфрид молча поднял вежды,
Внушая больше страха, чем надежды.
36. Танкред к нему: «Мой государь, нельзя
Карать по общей мерке, без разбора
Слугу и князя, пешку и ферзя.
Ринальд – племянник Гвельфа, сын сеньора,
И потому скажу я, не дерзя:
Поспешного побойся приговора!
За прегрешенья подобает нам
Судить согласно рангам и чинам».
37. Ответил вождь: «Примером для плебея
Должны служить имперские столпы!
Танкред, спасибо не скажу тебе я
За эти речи – так они глупы!
Выходит, перед принцами робея,
Я должен стать властителем толпы?
Коль о таком мечтали вы монархе,
Ни царств я не желаю, ни епархий.
38. Вы сами мне вручили эту власть
Единодушно и без принужденья,
Один решаю я, кого проклясть,
А кто заслуживает снисхожденья.
Я право это вам не дам украсть:
Суд не зависит от происхожденья
Преступника, велик он или мал!»
Танкред безмолвно мудрости внимал.
39. Раймунд, поклонник древности суровой,
Искусству управлять вознес хвалу.
«Там, – объяснил он, – дух царит здоровый,
Где жизнь покорна царскому жезлу.
Ни царедворец, ни лакей дворовый
Ни в чем потворствовать не смеет злу!
Иначе княжествам лежать во прахе —
Монаршья милость держится на страхе».
40. Дослушав речь о строгости былой,
Танкред решил: «Не миновать расплаты!»
К Ринальду конь его летит стрелой,
Не конь, а сказочный скакун крылатый!
Сидит в палатке витязь удалой,
В углу окровавлённый меч и латы.
Танкред, помочь надеясь храбрецу,
Поведал все, что слышал на плацу.
41. «Я не ищу ключа к душевным тайнам, —
Добавил он, – и знаю, что грешно
Судить о них по признакам случайным.
Из разговоров понял я одно:
Все в гневе на тебя необычайном
И, дабы смыть позорное пятно,
Готовы славу воинства Христова
Казнить, как беззаконника простого».
42. С кривой усмешкой рыцарю в ответ
Вскричал Ринальд: «Пускай рабам кандальным
Законы возвещает правовед,
Невольникам нужды многострадальным!
Свободным появился я на свет,
Свободным дрался в крае чужедальном,
Свободным встречу смерть под звон клинков —
Бердольда сын не вытерпит оков!
43. И если заковать прикажет в цепи
Меня тиран в награду за труды
И в предназначенном для черни склепе
Велит сгноить без хлеба и воды,
Скажу я: приговора нет нелепей,
Он гордости своей пожнет плоды: